— Что от него требуется? — Хряк выпрямился, по-видимому, просто устав пинать. — Вон как мы заговорили… Раньше надо было так говорить!

Хряк повернулся к Дуле.

— Дуля, возьми его…

Но Дуля стоял на месте и только смотрел на чужого атамана благодушно-отстраненным взглядом.

— Ясно… — Хряк поменял адресатов обращения, — Татарин, Мордвин, Лодыга, берите его все втроем и тащите сюда!

Верные хряковцы обхватили Ратманова с трех сторон — из-за чего он впервые по-настоящему застонал — и потащили в центр комнаты.

— Да от стула, от стула его отвяжите! — неожиданно заржал Хряк. — Рожденному повеситься не уползти!

Бандиты занялись веревками, а Ратманов наконец попробовал пошевелить ногами или руками. Правда, в совершенно патовой ситуации, да и продолжалось это недолго.

— Теперь веревку сюда, — руководил Хряк.

После чего помощники привязали ее к свободному крюку под потолком.

— Тянем, потянем… — продолжал атаман. — Вот… А теперь и очередь Гимназиста…

Гимназист… Ратманов вспомнил одно из своих прозвищ в прошлом. Но опять же ему не дали порассуждать на эту тему. Потому что веревка резко обвила его шею. И вскоре он болтался в петле под потолком, с трудом, на цыпочках, доставая ногами до пола.

— Ну что, нравится? — Хряк, должно быть, казался себе очень крутым. А такие почему-то любят задавать риторические вопросы.

— Шеф, он так загнется раньше времени, — не выдержал Татарин, с которым бандит Ратман когда-то был в неплохих отношениях, а возможно, даже дружил годами.

— Завали… На его место хочешь? — Атаман продолжил играть мускулами в прямом и переносном смыслах. — Ты забыл, что он мне сделал?!

С этими словами главарь банды парой резких движений задрал на себе рубаху, продемонстрировав не столь уж и давние следы своего избиения Ратманом.

Правда, то был честный бой, один на один. Но факт поражения и даже посрамления атамана, как говорится, был налицо. После этого подчиненные Хряка, даже сочувствовавшие бывшему подельнику, действительно заткнулись. А атаман продолжал:

— Будет висеть столько, сколько я скажу. А если с его дурной башки упадет хоть одна волосина без моего участия, готовьте себе третий крюк…

Атаман смачно сплюнул под ноги Ратманову. И пошел из «карцера». Вслед за ним потянулись и остальные. Но только Татарин и Мордвин прятали глаза, испытывая сожаление по поводу участи бывшего товарища. Пьяница Лодыга уже успел где-то поднабраться и был скорее весел, чем несчастлив. Ну а Дуля продолжал смотреть на мир своим детским незамутненным взглядом — всем бы поучиться его православно-буддийскому спокойствию.

И только когда все вышли, почти все, Хряк окликнул Дулю уже из коридора.

— Дуля? Ты остаешься? — Главарь намеренно смягчил тон, чтобы не портить отношений с одним из ключевых людей авторитетного Казака.

На что Дуля поначалу ухмыльнулся. Но затем, засвистев себе под нос, вышел тоже.

6

Хлопнула дверь. С обратной стороны упала увесистая щеколда. Висевший на крюке Ратманов остался наедине с самим собой. Или не наедине? Что за третий крюк, о котором упомянул Хряк? Почему не второй? И кого попаданец мельком углядел посреди этого ужасного подвала?

Теперь при свете керосинки он мог рассмотреть и собрата по несчастью, который также болтался под потолком, едва задевая пол ногами. Только в отличие от Ратманова не шевелился. Может, с ним уже все кончено? Боже мой, да это же Двуреченский! Одежда точно принадлежала инспектору Службы эвакуации пропавших во времени. Посмотреть бы еще на отвернутое лицо…

— Корнилов! — несмотря на боль, усталость и удушье, позвал Ратман того, кто раньше был, да и должен, оставаться в теле Двуреченского. А именно — подполковника ФСБ Игоря Ивановича Корнилова, человека из будущего.

Корнилов не ответил.

— Двуреченский, Викентий Саввич! — Ратманов сменил тактику. Так его «подельника», чиновника для поручений при главе московского сыска, звали в прошлом.

Только на этих словах висевшее рядом тело понемногу пришло в движение. Двуреченский, словно нехотя, повернулся к Ратманову лицом. Вот ведь повезло! Живой! И даже почти не избит! Во всяком случае, на лице не было видно больших гематом, кровоточащая губа не в счет!

— Двуреченский, как же я рад тебя видеть! — не сдержался Георгий.

— Ратманов, давно ли мы на «ты»? — неожиданно пробурчал собеседник. И даже в тембре его голоса просквозила какая-то новая краска, неестественная холодность.

Вот те на! Давно ли они на «ты»?! Да уж несколько недель! Что по меркам пребывания в прошлом, где один день не то что за два, а за месяц, если не за год… Давно, очень давно, бесконечно давно!

— Викентий Саввич, или как тебя там, не пугай меня такими вопросами, ладно? — Георгий все еще надеялся, что чиновник пошутил и сейчас снова станет прежним. — Я и так вишу из последних сил, не добавляй мне страданий.

— Ратманов, я по-прежнему обращаю внимание на необходимость субординации. Каким бы шатким ни было сейчас наше с вами положение, но честь прежде всего. Мы с вами разного поля ягоды. Глупо это отрицать.

— Ты… Вы серьезно? Мы сейчас будем обсуждать, как друг к другу обращаться?! — вспылил Ратман.

— Хм… Согласен… Сейчас не лучшее время… — наоборот, стал «остывать» Двуреченский. — Что вы предлагаете?

— Что я предлагаю… А ничего не предлагаю! Мне по-прежнему странно разговаривать в таком тоне. Давай посмотрим для начала, может, ты и другие наши договоренности подзабыл, а?

— О чем речь? — сухо осведомился чиновник.

— О чем речь?! А о золотишке тоже забыл?

— Я вас не понимаю.

— И «Я, барон Штемпель» вам тоже ничего не говорит?

— Какой-то бред.

Несмотря на тяготы своего положения, Ратманов захохотал в голос. Этого только не хватало! Человек, бывший единственным связующим звеном между ним и XXI веком, начисто забыл все прежние разговоры и договоренности. Или притворяется? Но зачем?! А может, он о будущем и вовсе ничего не помнит? Надо проверить…

— Скажи-ка, скажите-ка, — специально поправился попаданец, чтобы лишний раз не раздражать принципиального собеседника, — а о будущем есть у вас какое-то представление?

— Глупый вопрос. Мне дать на него столь же глупый ответ? — поинтересовался Двуреченский.

Понятно…

— Ну хорошо, в две тысячи двадцать третьем году вы чем занимались?

— Ратманов, я начинаю думать, что вы сумасшедший. Давайте ближе к нашему времени. Если есть идеи, как отсюда выбраться, я непременно их выслушаю.

Вот блин! Ведет себя так, как будто ни сном ни духом. Никакого подполковника ФСБ Корнилова в теле дореволюционного полицейского Двуреченского. И никакого будущего у бандита Ратманова, а вернее, полицейского из XXI века Бурлака, с таким поворотом сюжета. Неужели правда? И человек на соседнем крюке действительно думает, что он обычный чиновник для поручений при начальнике московской сыскной полиции Аркадии Францевиче Кошко? И если он выберется из этого подвала, то продолжит как ни в чем не бывало ловить воровское отребье? И даже того же Ратманова?! М-да… К такому в Службе эвакуации пропавших во времени его не готовили…

Но готовили к другому. И не в СЭПвВ, а в доблестной российской милиции, а потом и полиции — держать ухо востро, оценивать обстановку и действовать сообразно обстоятельствам. Простая схема, но вполне рабочая.

— Кто нас охраняет? Дуля?

— Нет, Дуля выполнил свою часть работы.

— …И уже наверняка докладывает Казаку о том, что ополоумевший Хряк готовится убить Ратмана и полицейского чиновника, — подхватил Георгий.

Двуреченский в свою очередь подхватил уже его мысль:

— Вероятно. Хотя есть шанс, что полицейские будут здесь раньше людей Казака.

— Да, но небольшой. С другой стороны, что мешает Хряку ворваться сюда уже через пару секунд и затянуть веревки на наших шеях еще туже? А то и вовсе перерезать нам глотки? Полиции он уже дорогу перешел, терять ему нечего. — Ратманов продолжил размышлять вслух.

— Ваша правда. Есть и такой шанс.

— Хорошо, если нас не охраняет Дуля, то кто? Татарин, Мордвин? Они всегда неплохо ко мне относились. А Мордвин еще и должен полтинник…

— Не лучшее время платить по долгам, — саркастично заметил Двуреченский.

— Это правда, — согласился Жора. — Да и Хряк наверняка знает, с кем я был ближе других. Таких в караул не поставил бы. Кто остается? Копер? Но эту гниду я сегодня не видел. Да и не пойдет он в караульные, на понижение, он же видит себя есаулом, не меньше, а то и атаманом, если Хряк где-то оступится…

— Похоже на то, — согласился Двуреченский.

— Спасибо, — несмотря на вполне приличное и даже вежливое слово, попаданец произнес его так, будто огрызнулся. Помощи сейчас от чиновника было как от козла молока. — Кто же остается? А! Лодыга!

Жора почти закричал, но сам же заставил себя сдержаться. По всему выходило, что за дверью, скорее всего, дежурил старый знакомец Лодыга, известный своей рыжей шевелюрой, а еще больше — склонностью к выпивке и чуть меньше — к халявным деньгам. К таким людям нужно иметь особый подход, но он — подход — по крайней мере, был!

— Есть у меня одна мысля… — признался Георгий.