Тело капитана пронзило судорогой. Он поднял голову. Черты его лица обострились, в нем появилось выражение отчаяния, он заглянул Морган в глаза, словно не был уверен в искренности ее прикосновений. Потом уголок его рта приподнялся в улыбке, он опустил голову и снова поцеловал, на этот раз крепко, жадно, требовательно. Уже разгоряченное вином, ее тело откликнулось волной желания. На какой-то миг мир исчез, и Морган не ощущала ничего, кроме мягких касаний его языка, он сначала словно приглашал, а потом уже требовал от нее такого же исследования его глубин.

«Этого мало, этого мало!» — кричали ее чувства, и Морган скользнула руками вниз, к его плотным мускулистым ягодицам. Стоя на цыпочках, она сильно прижалась к Уорду, отчаянно стремясь соединиться с твердым мужским естеством.

Уорд поднял голову. Его жаркое дыхание овевало ее пылающие щеки.

— Морган… — прохрипел он. — Быстро, пошли в мою спальню.

Целый лестничный пролет вверх, может быть, два — и столько времени, чтобы передумать? Нет, ни за что! Капитан Монтгомери, похоже, самый ярый сторонник приличий. Если у него появится время на размышления, он запросто передумает и оставит ее мучиться от ужасного неутоленного желания.

— Нет, — хрипло шепнула она, скользнув рукой с его бедра. — Здесь.

— Здесь? Что? Если ты будешь так трогать меня… О Боже! — ахнул Уорд, потому что Морган уже нырнула рукой в брюки.

— Здесь, — повторила она. — На ковре.

— Он грязный. — Уорд повел рукой, скидывая со стола бокалы. Хрусталь разбился вдребезги. Одним легким движением он поднял Морган на стол и задрал на ней юбку. Задохнувшись, Морган зажмурилась, жар бросился ей в лицо. Леди никогда…

Уорд провел рукой по ее бедру. Морган потрясенно дернулась и широко распахнула глаза.

— Ты готова. — Его просоленный морем голос превращал слова в нежную ласку, так — о! — сладко сочетавшуюся с чувственным возбуждением, вызванным его прикосновениями. Уорд раздвинул ей ноги и осторожно вошел в нее. Морган ахнула. Ее тело с легкостью растягивалось, принимая его, без малейших намеков на боль, к которой она привыкла.

— Черт! — выругался Уорд, втягивая в себя воздух и закрыв глаза в мучительном восторге. — Черт, это так приятно.

Через несколько секунд он открыл глаза, пытаясь поймать ее взгляд. Под жарким желанием промелькнула мягкая нежность, тронувшая Морган до глубины души.

— Держись, — велел Уорд, наполовину выскользнув наружу. Она вцепилась в стол, капитан крепко взял ее за бедра и начал неторопливо, легко раскачиваться. «Восхитительно, о, как восхитительно!» — думала Морган. Ей так хотелось протянуть руки и прижать капитана как можно ближе к себе, чтобы поделиться с ним этим ошеломительным ощущением, но ей мешали его стиснутые зубы и глубокие складки вокруг рта. Кажется, он изо всех сил пытался сдерживаться.

Морган хотелось, чтобы ее возбуждали все сильнее и сильнее. Мучительное наслаждение тугими кольцами сворачивалось в животе, нарастая с каждым мигом. Бедра подрагивали, а мир за их пределами куда-то исчез. Морган не видела ничего, кроме глаз капитана, не слышала ничего, кроме шума крови в ушах, не хотела ничего, только чтобы он положил конец этой пытке.

Внезапно Уорд прекратил толчки. Морган протестующе застонала, Тело дернулось, по нервам словно ударило молнией.

— Ну же, Моргай, — приказал он скрипучим шепотом, поглаживая ее с нежностью бабочки. — Давай.

Тугие кольца сжались — и, расплетаясь, взорвались. Волны наслаждения затопили ее что-то бормочущее сознание, смывая прочь остатки приличного поведения.

— О Господи! — вскрикнула Морган, отчаянно цепляясь за стол, чтобы не упасть с него.

Откуда-то издалека послышалось негромкое ругательство капитана. Он резко возобновил свои движения, ставшие теперь необузданными, грубыми толчками, от которых Морган снова ощутила лишающие ее разума спазмы, дыхание прерывисто вырывалось из груди. После нескольких сильных толчков Уорд вошел в нее очень глубоко и с низким торжествующим рыком излил свое семя, заполняя все пространство. Давление его тела и ощущение горячего семени, растекающегося внутри, снова привели Морган на край и дальше, к сильнейшему взрыву, который достиг каждого нервного окончания в ее теле.

Она рухнула вперед, окончательно выдохшись, и прижалась пылающим лицом к колючей вышивке жилета. Уорд обнимал ее дрожавшими руками, словно приглашал вжаться в него как можно сильнее. Она обвила его руками за пояс и еще сильнее притиснулась к жилету. Потрескивал огонь, большие напольные часы в холле низко и гулко пробили семь раз. Оконное стекло задрожало под очередным порывом ветра — свирепым напоминанием о снежной буре, бушующей снаружи. Дыхание Морган наконец восстановилось. Ее охватило ощущение довольства, как ленивым летним утром, и она вздохнула:

— Это было невероятно!

— Да, — согласился Уорд. Спустя какое-то время он шевельнулся и несколько раз коротко поцеловал ее в шею. — Но недостаточно.

— Недостаточно? — удивленно повторила Морган. Уж ей-то показалось вполне достаточно.

Уорд выпрямился. Его руки скользнули вниз, до талии, потом вверх и замерли прямо под ее грудью. Глаза его блестели ленивым желанием. Он наклонился и поцеловал Морган долгим, нежным поцелуем. Уорд провел правой рукой по груди Морган и сквозь тонкую ситцевую ткань платья задел сосок. Все тело девушки вспыхнуло новым предвкушением любви. Морган поигрывала волосами у него на затылке. Уорд провел языком по ее губам и поднял голову.

— Недостаточно, — повторил он с легкой улыбкой и снова положил ладонь ей на грудь, вызвав трепет восторга. Уорд обнял Морган за талию и поставил на пол. — Мы едва прикоснулись друг к другу. Пойдем в мою спальню, там мы будем в более надежном уединении.

— А ты сможешь? — изумленно спросила она. Еще раз Барт никогда не мог больше одного раза, Уэдерли и на один раз едва хватало, а Ричард… Нет, она не будет о нем думать, тем более сейчас, после волшебных прикосновений капитана Монтгомери.

— По меньшей мере, еще раз, — сказал Уорд, направляя ее к лестнице. Они поднялись наверх. Ноги Морган осторожно ступали по коврам. Они шли мимо картин на стене, мимо красивой резной мебели. Газовые светильники освещали коридор, разгоняя вечерний сумрак, освещали удивленные лица слуг, точно знавших, чем они собрались заняться. Морган было наплевать. Капитану Монтгомери, похоже, тоже.

Они вошли в его комнату, и Морган мельком разглядела несколько горевших масляных ламп и огромную кровать красного дерева, настолько высокую, что к ней требовались ступеньки, и задрапированную занавесями изумрудно-зеленого с золотом бархата. Комнату наполнял аромат древесного дыма. И никакого угля? Впрочем, она не любила уголь.

Уорд закрыл дверь, протянул руки и быстро сдернул с плеч Морган слишком широкое платье. Оно упало на пол бесформенным комом. Крепко целуя Морган, он рванул одолженную ей сорочку. Старая и изношенная, она разорвалась пополам и упала на платье. Уорд отступил назад, жадно рассматривая Морган и одновременно дергая завязки галстука.

Стиснув зубы, чтобы перебороть внезапный приступ стыдливости, Морган оглянулась назад и увидела свое отражение в висевшем в углу зеркале в красивой раме с резным орнаментом. Она стояла нагая, в одном лишь легкомысленном поясе с подвязками, рваных белых чулках и черных башмаках. Лицо пылало.

Она всмотрелась пристальнее, и глаза ее расширились — Морган не видела своего отражения уже несколько недель. Похоже, после шести месяцев мучительных «предложений» Ричарда насчет диеты и трех недель жизни на одном супе, хлебе и желатиновых конфетах она приобрела тощую скучную фигуру стильной женщины. Слишком тощую. Когда-то округлые бедра стали угловатыми, а при каждом вдохе виднелись очертания ребер. Желудок неприятно сжался, Морган быстро отвернулась от самозванки в зеркале и скрестила руки на чересчур маленькой груди.

Капитан уже снял галстук и теперь расстегивал пуговицы на сюртуке. Он шагнул вперед, взял Морган за запястья и опустил руки вниз.

— Не закрывайся. Я хочу любоваться тобой.

— Это… этого не может быть. Я слишком тощая.

Его взгляд устремился на ее грудь, Уорд сделал глубокий вдох, сорвал с себя, сюртук и стал дергать пуговицы на жилете.

— Ты очень красивая. Сними башмаки и чулки. Я хочу, чтобы ты была совсем голая.

Эти слова довели ее до состояния паралича. Каждое его слово было таким чувственным, так разжигало кровь. Но каждое слово было командой и побуждало ее к мятежу.

— Нет, — негромко и испуганно ответила Морган. Она боится — кого? Его? Нет, она боялась себя; она пыталась взять себя в руки, при этом отчаянно желая полностью подчиниться Уорду.

— Очень хорошо, — произнес он, и на переносице появились две глубокие морщины. — Тогда помоги мне раздеться.

Он швырнул жилет на пол и начал расстегивать вышитые синим и серебряным подтяжки. Морган обхватила себя руками, пытаясь прогнать прочь слезы досады.

— Нет.

Уорд швырнул подтяжки через плечо и вытянул рубашку из брюк. Не отрывая от нее глаз, он расстегнул рубашку, стащил ее через голову, обнажив мускулистую грудь, покрытую темными шелковистыми волосами, и вскинул бровь:

— Стесняться-то поздновато.

Морган смотрела на него, не в силах произнести ни звука.

Подбоченившись, Уорд внимательно изучал ее, продолжая говорить своим успокаивающим голосом, противоречившим резкости слов:

— Ты предложила мне себя в моей конторе, Морган, а потом еще и в столовой. Ты не жаловалась, когда я овладел тобой там, и не спорила, когда я привел тебя сюда. Если ты передумала, лучше удирай прямо сейчас, потому что когда я разденусь до конца, то раздену и тебя.

— О Господи! — прошептала она. — Неужели обязательно быть таким деспотичным?

Губы Уорда дернулись. Он отошел назад, сел на обитый зеленой парчой диван, стоявший под задрапированным бархатом окном, и стал стягивать с себя башмаки.

— В свое время я был капитаном, мадам. — Один башмак упал на пол. — Я привык командовать. — Второй тоже упал.

— Мне не нравится, когда мной командуют, — сказала Морган, глядя, как он стягивает с себя носки. Сердце ее колотилось все быстрее. На нем остались только штаны и кальсоны, а потом…

— Внизу ты неплохо слушалась, — прервал он ее мысли и встал, чтобы расстегнуть пуговицы на брюках. Веселье из его глаз плавно перетекло налицо, расплывшееся в широкой потрясающей улыбке, которую Морган не видела с тех пор, как они пересекли Атлантику. На левой щеке появилась ямочка, сделав Уорда сразу на несколько лет моложе и лишив Морган силы воли. В течение нескольких секунд она просто не могла дышать.

— Я… я не помню, чтобы ты там командовал, — ответила она, когда к ней вернулся голос. Это нечестно, подумала Морган, зажмуриваясь, чтобы не видеть этой соблазнительной улыбки.

Его брюки соскользнули на пол. Морган услышала скрип половиц, Уорд шел через комнату. Он остановился в нескольких дюймах от нее. От него волнами исходило желание. Пытаясь хоть немного ослабить все усиливавшуюся горячечную лихорадку, Морган сделала несколько глубоких вдохов, но это лишь обострило все ее чувства, потому что от Уорда пахло, как в летний полдень на море, когда погромыхивает гром, а на горизонте сверкают молнии.

Капитан положил руку ей на плечо, Морган открыла глаза. Отблески пламени подчеркивали сильные плечи и плоскую, поросшую негустыми волосами грудь, вздымавшуюся вместе с ударами сердца.

В его добрых глазах сверкала с трудом сдерживаемая страсть. Уорд скользнул рукой с плеча на ее щеку. Поглаживая щеку большим пальцем, он целомудренно поцеловал Морган в лоб, в кончик носа и в губы.

Негромко, хрипловато рассмеявшись, Уорд наклонил голову, покусывая ее ухо и шею, рука его скользила вверх от бедра, через талию к груди. Большой палец задел ее сосок.

— У тебя кожа нежная, как у голубки, — шепнул он ей на ухо, — Потрогай меня еще раз, Морган, как ты это сделала внизу.

— Я не могу, — выдохнула она. — Если я тебя отпущу, я упаду в обморок.

— Я тебя поймаю, — пообещал он, и губы его завладели ее губами, начали посасывать язык, а рука легко поглаживала грудь. Колени Морган подогнулись, и она обмякла на его груди. Последний раз шевельнув языком, Уорд подхватил Морган на руки и отнес на кровать. Та мягко прогнулась, он встал рядом на колени и стал снимать с Морган башмаки и чулки. Он возобновил свои ласки, обеими руками поглаживая ее ноги, перемещаясь так, что оказался между бедер. Потом он скользнул руками вверх по ее обнаженным бедрам, и Морган застонала. Она смотрела на капитана полузакрытыми глазами, а тело ее жаждало, чтобы он вошел в нее.

Его руки скользнули вверх. Уорд наклонился и поцеловал ее в губы жарким влажным поцелуем, спустился ниже, на шею, и проложил дорожку к одной из трепещущих грудей. Там, где прикасались его губы, кожа Морган горела, вся кровь устремилась вниз. Его язык описывал круги вокруг ее соска, и это было невероятное, какое-то искрящееся ощущение. Он лизал сосок медленно, неторопливо, и Морган застонала и вцепилась ему в волосы, чтобы удержать на месте. Уорд накрыл сосок губами. Морган почувствовала его горячее дыхание, и в следующий миг он втянул сосок глубоко в рот. Искрящееся ощущение превратилось в пульсацию внизу живота. Уорд целовал и посасывал одну грудь, лаская рукой другую. Морган испытывала дикое, необузданное наслаждение, заставлявшее ее извиваться. Она больше не могла этого выносить, она схватила Уорда за плечи, думая только об одном — как бы притянуть его поближе, заставить войти и прекратить это. Но его рука скользнула с ее груди вниз, лаская бедро, а потом раздвинула ее трепещущие лепестки и прикоснулась к скрытой внутри жемчужине. Он гладил ее, и Морган забилась в конвульсиях почти непереносимого восторга. Голова ее дернулась, и она громко закричала.

Пальцы Уорда замерли. Морган упала на подушку. Он чуть подвинулся и зашептал ей в ухо низким, веселым голосом:

— Ты не дождалась команды. Будь ты моей служанкой, я бы тебя наказал. Но вместо наказания, — добавил он, — мы лучше насладимся еще раз.

Морган несколько раз глубоко вздохнула, глядя в опушенные густыми ресницами глаза и пытаясь удержать на месте пошатнувшийся мир.

— Еще? — запротестовала она шепотом. — Боюсь, мое тело больше не выдержит, сэр. Это меня просто убьет.

Но тело тут же откликнулось вновь пробудившимся возбуждением.

Уорд провел пальцем по ее протестующим губам.

— Если это убьет нас, мадам, мы оба отправимся в мир иной с улыбками на устах. Однако сначала, — добавил он, протянув к ней руку, — нужно снять вот это.

С этими словами Уорд потянул ее парик и отшвырнул его на пол. Повернувшись, чтобы поцеловать ее, Монтгомери замер, глаза его расширились, и Морган поняла, что он ее узнал.

— Клянусь Богом! — отшатнувшись, ахнул капитан. — Ты — та самая жена матроса!

Глава 4

Морган смотрела на него, пытаясь успокоить безумно колотившееся сердце.

— Драмлин, — сказал капитан. — Нет, не Драмлин. Он умер на борту «Морской цыганки», и ты вышла замуж за того пассажира из Филадельфии. Уизерби… нет, Уэдерли! Боже милостивый, что ты делаешь здесь?

О нет! Что ей теперь делать?! Морган не могла толком мыслить — ее сознание было затуманено желанием. Но нужно срочно брать себя в руки и придумывать новую басню. На этот раз попроще — проще и ближе к истине, чтобы легче запомнить подробности. Она превратилась, отметила какая-то хладнокровная часть сознания, в настоящего сочинителя сказок.

— Уэдерли умер.

Капитан Монтгомери свел брови на переносице и сел. Морган сглотнула, опасаясь, что сейчас он поставит на место очередной кусочек мозаики.

— Умер, вот как? Сердце подвело? — Она кивнула, и губы капитана изогнулись в самодовольной улыбке. — Если бы вы тогда потрудились спросить моего совета, мадам, я бы вам сказал, что этот мужчина не для вас. Так он что, недавно умер? Поэтому ваше судно и легло на бок?

— Судно легло на бок?

В его глазах зажглась улыбка.

— Прошу прощения. Это морское выражение. Поэтому вы и оказались в таком тяжелом положении? Вообще-то он прожил дольше, чем я предполагал. Мне казалось, что он не протянет и шести месяцев.

Что ж, подумала Морган, внезапно развеселившись, Уэдерли протянул четырнадцать.

А три месяца спустя она вышла замуж за Тернера — веселье испарилось.

— Да, сэр. Он оставил меня без единого фартинга.

— Разве Уэдерли был небогат? Не на самой верхней ступеньке социальной лестницы, но и не совсем нищий.

— Он завещал все свое состояние детям.

Капитан с отвращением поморщился:

— И ничего не оставил вдове? Такое трудно переварить.

— У него было шестеро детей, все взрослые. Они: считали, что это его женитьбу на мне трудно… трудно… — «Переварить» — слишком вульгарное слово, чтобы произносить его. Но Монтгомери сам сказал вульгарность, значит, не будет упрекать ее. — Переварить, особенно когда показалось, что я… — Морган замолчала.

Уорд вскинул бровь.

— Продолжай.

— Ну, когда показалось, что я подарю ему еще одного.

Вторая бровь тоже поползла наверх.

— Ребенка?

— Ничего не получилось.

Его глаза внезапно смягчились. Уорд вытянулся на кровати рядом с ней, подпер голову рукой и посмотрел на Морган сверху вниз.

— Мне очень жаль. — В его суровом голосе слышалось искреннее сочувствие, напомнившее Морган о его теплом к ней отношении после смерти Барта. — И даже тогда, когда ты ожидала ребенка, старик все равно не изменил завещание? А попросить ты не догадалась?

— Я… я об этом как-то не подумала. Мне казалось, что он себя прекрасно чувствует, а выкидыш у меня случился очень рано.

— Ты болела? — спросил капитан, нахмурившись. — Ты очень сильно похудела с тех пор, как мы виделись в последний раз.

— Да, сэр. У меня… у меня было два выкидыша. — Опять вранье; выкидыш был только один, от Уэдерли, но не получившийся ребенок от Тернера мог сойти за второго. Кроме того, это наверняка добавит сочувствия, в чем Морган сейчас отчаянно нуждалась.

— И все-таки ему следовало бы подумать, что ты можешь родить ребенка…

— Кажется… кажется, не могу. Ребенка Барта я тоже потеряла.

Глаза Уорда расширились.

— Когда? Господи, уж не на корабле ли? — Морган кивнула, и он рявкнул: — Почему он мне не сообщил?

Морган недоверчиво рассмеялась.

— Это не такое дело, чтобы женщине хотелось о нем рассказывать. Да и случилось это уже после смерти Барта.

Такие теплые карие глаза… Капитан все еще смотрел на нее и Морган словно видела, как в его мозгу мелькают мысли.

— И что, Уэдерли не оставил тебе вообще ничего?

Несколько драгоценных безделушек, которые пришлось продать, чтобы купить себе траурное платье. Через два месяца стало совершенно ясно, что родственники Чарльза скорее вышвырнут ее на улицу, чем поделятся деньгами; впрочем, это и неудивительно, поскольку своим поведением она вызвала у них полное отвращение. Поэтому пришлось искать нового мужа, и на этот раз она сделала по-настоящему опасный выбор.

— Ничего.

— А как же ты добралась до Бостона? И зачем ты приехала в Бостон?

После чуть не целого дня практики ложь соскользнула с языка, как растаявшее масло.

— Я была в таком отчаянии, что украла деньги и сбежала.

Капитан склонил голову набок.

— И много?

Сколько будет не слишком много, чтобы посадить ее в тюрьму, но при этом слишком мало, чтобы жить с удобствами?

— Три сотни пенсильванских долларов. Уорд кивнул.

— Но почему Бостон? Если я ничего не путаю, у Уэдерли тут есть родственники, которые могут узнать о воровстве. В другом городе было бы не так опасно.