Как мне думается, прототип тесной связи Курта с подростковой тоской нужно искать не в рок-н-ролльном каноне, а в произведениях Джерома Д. Сэлинджера, особенно в его «Над пропастью во ржи». Как и этот классический роман пятидесятых, произведения Курта подарили аутсайдерам чувство собственного достоинства, сломав при этом барьеры массовой культуры, так что доступ к ним получили миллионы. Эпоха Рейгана, породившая его поколение панк-рока, давно ушла и застыла в янтаре, но и через двадцать пять лет после его смерти поэтическое, неотфильтрованное понимание подростковой боли, которое проявлял Курт, по-прежнему заставляет молодежь носить футболки с Nirvana и верить, что они тем самым делают некое заявление.

Курт — это намного больше, чем сумма его демонов. Рисунок в одном из его дневников изображает «множество настроений Курдта Кобейна: Малыш, Спорщик, Задира, Нахал». (В те времена он еще пробовал писать свое имя по-разному.) В статье из журнала Spin на десятилетие смерти Курта музыкальный журналист Джон Норис назвал его «панком, героической поп-звездой, жертвой, наркоманом, феминистом, мстителем за гиков, всезнайкой».

Товарищ по группе и близкий друг Курта, Крист Новоселич, недавно напомнил мне: «Курт бывал милым и прекрасным, и он совершил ради меня немало добрых поступков, но в то же время Курт бывал и очень злобным и жестоким».

Мне Курт иногда виделся эдаким ошеломленным мудрецом из далекого космоса, но в то же время он бывал и невероятно сфокусированным маньяком контроля, и уязвимой жертвой физической боли или общественного отвержения, и двуличным наркоманом, и любящим мужем и отцом, и добрым другом. В одну минуту он мог быть параноиком, в другую — стать необычайно самоуверенным, быть чувствительным аутсайдером, или обычным стеснительным парнем, или тихим, но сильным центром внимания, или хватким мастером саморекламы, или отчаявшимся «взрослым ребенком», которому жизнь казалась бессмысленной. Курт передавал многие свои чувства, не говоря ни слова. Я очень хорошо помню разные выражения его лица: вот он — страдающий, веселый, скучающий, взбешенный, заботливый. И все они лишь усиливались пронзительным взглядом его голубых глаз.

С годами я стал уделять все больше внимания роли Курта как художника. В детстве родные считали, что когда он вырастет, то станет художником-графиком; он никогда не прекращал рисовать и делать скульптуры. Впрочем, Курт отлично понимал уровень своих визуальных талантов.

— Я был лучшим художником в Абердине, — однажды рассказал он мне с горькой улыбкой, — но никогда не думал, что смогу выделиться как художник в большом городе.

Вместо этого свои творческие усилия он направил на музыку. В этом мире он знал, что он исключительный. К тому времени, как я познакомился с Куртом, он излучал тихую уверенность в качестве своей работы, которую поддерживали все вокруг — в том числе и другие артисты.

Я предполагаю, что, если вы читаете эту книгу, вы — фанат Nirvana, но я периодически встречаю людей, которые не понимают, с чего вообще весь этот шум. Такова природа музыки. Ничего не может нравиться абсолютно всем, и все мы более или менее предвзяты в пользу того, что было нам по душе в старших классах школы.

Самое близкое к количественному выражению влияния Курта, что я могу представить, — это статистика на стриминг-сервисе Spotify, который открыли в 2008 году, через четырнадцать лет после смерти Курта. Вот список самых прослушиваемых за всю историю Spotify песен, записанных исполнителями, такими же известными, как Курт, а также некоторыми другими артистами, которые стали известными примерно в одно время с Nirvana. (Цифры приведены на май 2018 года.)

Вроде бы достаточно наглядно.

Название «Служа слуге» — это дань уважения песне, которую Курт написал для альбома In Utero после внезапного коммерческого триумфа Nirvana. Ее часто вспоминают по первой строчке: «Подростковая тоска хорошо продалась» — самоуничижительное размышление об огромном успехе предыдущего альбома. Еще Курт дал понять, что некоторые строчки были попыткой прояснить отношения с его отцом Доном, который бросил семью (я в первый и единственный раз встретился с ним на похоронах Курта). Как по мне, название отображает реалии работы с Куртом — он был слугой музы, которую только он мог слышать и видеть, и переводил ее энергию на язык, с которым могли отождествить себя миллионы. А те из нас, кто работал с ним, должны были всячески помогать его трудам — насколько могли.

Глава первая

Gold Mountain Entertainment

Я впервые познакомился с Куртом в ноябре 1990 года в Лос-Анджелесе. Он и остальные музыканты Nirvana, Крист Новоселич и Дейв Грол, встретились со мной и моим младшим партнером Джоном Силвой в офисе нашей менеджерской компании Gold Mountain Entertainment на бульваре Кауэнга Уэст, недалеко от Юниверсал-Сити.

Первые слова, которые мне сказал Курт, — безапелляционное: «Нет, ни в коем случае» в ответ на вопрос, хочет ли группа остаться на Sub Pop, плохо финансируемом, но уважаемом сиэтлском инди-лейбле, который выпустил их первые записи, в том числе и дебютный альбом Bleach, который стал настолько успешным в панковской субкультуре, что на группу обратили внимание мейджор-лейблы.

Он молчал первые пятнадцать минут этой встречи, говорил в основном Крист. Твердый ответ Курта по поводу Sub Pop стал для меня первым намеком на то, как строились отношения в группе. Дейв был виртуозным рок-барабанщиком, который вывел Nirvana на гораздо более высокий музыкальный уровень, чем предшественники. Крист был основателем группы, наравне с Куртом, и разделял его политические и культурные идеи. Трое музыкантов великолепно вместе играли, и у них были общие взгляды на то, как группа вписывается в миры рока и панка, но последнее слово всегда оставалось за Куртом.

В ранние годы рок-н-ролла роль менеджера часто ассоциировалась с продажностью и некомпетентностью. Менеджера Элвиса Пресли, полковника Тома Паркера, многие считали манипулятором, который использовал своего знаменитого клиента, инфантилизируя Элвиса и кладя себе в карман намного больше денег, чем заслуживал. Первого менеджера The Beatles, Брайана Эпштейна, группа очень любила — он стал первым бизнесменом, который понял, насколько они особенные, но, оглядываясь назад, можно сказать, что он был не слишком умелым в плане обеспечения максимального дохода и влияния.

В последующие годы слово «менеджер» в музыкальном бизнесе имело различные определения в зависимости от конкретных личностей как специалистов, так и исполнителей. Агенты актеров часто помогают им с карьерой точно так же, как менеджеры — музыкантам и певцам. Но в музыкальном бизнесе «букинг-агенты» отвечают только за важную, но очень узконаправленную область деятельности — организацию живых выступлений — и редко имеют дело с фирмами грамзаписи, издателями музыки (компаниями, которые владеют или управляют авторскими правами музыкантов) или стратегией общения с прессой — этим всем занимаются менеджеры. Кроме того, менеджеры музыкантов служат связующим звеном между артистами и их юристами и бухгалтерами, а также букинг-агентами, особенно когда приходится организовывать гастроли в разных частях света. Марк Спектор, несколько десятилетий проработавший менеджером Джоан Баэз, так описывал свою работу: «Эстафета заканчивается на мне».

В некоторых случаях менеджеры также играют роль личных советников и оценщиков идей. Я впервые познакомился с этой работой, когда смотрел документальный фильм о Бобе Дилане Dont Look Back, в котором на пленку сняли веселые переговоры менеджера Дилана, Альберта Гроссмана, о более высоких суммах контрактов. Помимо прочего — что так очаровывало зрителя-подростка — Гроссман понимал шуточки, которые Дилан отпускал в адрес некрутых обывателей. (Dont Look Back был одним из любимых фильмов Курта.)

Мне довелось немного поработать с Гроссманом в начале семидесятых, а ближе к концу того десятилетия я работал в отделе по связям с общественностью его лейбла Bearsville. Он выглядел как человек, хранивший множество крутых секретов. Считается, что песня Дилана Dear Landlord посвящена Гроссману, в частности, строчка «Если ты не будешь недооценивать меня, я не буду недооценивать тебя». Служа своим клиентам (в числе которых были, например, The Band и Дженис Джоплин), Гроссман изменил баланс сил в пользу артистов в их отношениях с лейблами, агентствами талантов, концертными промоутерами и прессой. Например, именно Гроссман сказал Columbia Records, что шестиминутную песню Дилана Like a Rolling Stone нельзя сокращать до «удобоваримой» длины, на которой обычно настаивали радиостанции, и она все равно стала хитовым синглом.

Другим моим примером для подражания был Эндрю Луг Олдхэм, имя которого я узнал из примечаний на обложках первых альбомов Rolling Stones, в частности December’s Children (And Everybody’s). В те времена Олдхэм не только был менеджером «роллингов», но и продюсировал их альбомы.

Моим наставником в музыкальном бизнесе был менеджер Led Zeppelin Питер Грант, с которым я работал, когда мне было чуть за двадцать. Грант вывел гроссмановскую борьбу за выгоду артистов на новый уровень. Внушительный 300-фунтовый здоровяк с акцентом кокни, бывший рестлер, сумел выбить для Led Zeppelin неслыханно крупный кусок экономического пирога. Раньше промоутеры обычно платили музыкантам 50 процентов от прибыли с концерта. Грант настоял на 90 процентах, и музыкальный бизнес изменился навсегда. Вскоре я и сам накрепко усвоил установку Гранта: «Насрать на всех остальных. Главное — чего хочет группа».