Бубба вздохнул.

— Я знаю одно: люди, желающие изменить свою жизнь, должны начисто отрезать прошлое. — Он снял ноги с дивана, описав ими в воздухе дугу и приземлившись подошвами армейских ботинок на пол. — А как твои дела, паинька?

— Мои? — удивился я.

— Да, — сказал он. — Как у тебя по части развода?

— Как по заказу, — сказал я. — Пробовал китайское пирожное? Один телефонный звонок — и все доставлено.

Бубба взглянул на Энджи.

— Видишь?

Она безнадежно махнула рукой в мою сторону.

— И ты веришь ему на слово, доктор Фрейд?

— Протестую, — сказал я.

— Иди ты со своим протестом знаешь куда? — сказала Энджи.

Глаза Буббы округлились.

— Вы что, ребята, так и будете молотить друг друга? Прекратите!

Наступила одна из тех неловких пауз, которые возникают, когда кто-то пытается намекнуть, что между мной и моим напарником существует нечто большее, чем просто дружба. Бубба улыбался, чувствуя себя хозяином положения. И тут, наконец, зазвонил телефон.

— Да. — Бубба кивнул нам. — Мистер Константине, как поживаете? — Глаза Буббы округлялись по мере того, как мистер Константине отвечал на его вопрос. — Рад слышать, — сказал Бубба. — Послушайте, мистер Константине, двум моим друзьям необходимо поговорить с вами. Полчасика.

Я сказал губами: «Это он?», но Бубба приложил палец к губам.

— Да, сэр, это хорошие люди. Специалисты по гражданскому праву, но они наткнулись на нечто, что может заинтересовать и вас. Это касается Джека и Кевина. — Толстый Фредди начал говорить вновь, в результате чего Бубба сделал универсальный выразительный жест кулаком. — Да, сэр, — сказал он в конце концов, — Патрик Кензи и Анджела Дженнаро. — Он слушал, затем заморгал и взглянул на Анджелу. Закрыв рукой микрофон, спросил: — Ты в родстве с семьей Патризо?

Она зажгла сигарету.

— Боюсь, что так.

— Да, сэр, — сказал Бубба в трубку. — Это та самая Анджела Дженнаро. — Он взглянул на нее, подняв левую бровь. — Сегодня в десять вечера. Спасибо, мистер Константине. — Он помолчал, глядя на деревянный ящик, на котором покоились ноги Энджи. — Что? Да. Лу знает, где. Шесть ящиков. Сегодня ночью. Будьте уверены. Как по свистку, мистер Константине. Да, сэр. Счастливо. — Опустив трубку, Бубба громко вздохнул и ребром кисти руки всадил антенну обратно в телефон. — Вонючий итальяшка, — сказал он. — Каждый раз: «Да, сэр. Нет, сэр. Как ваша жена?» Даже волынщикам-ирландцам, и тем начхать, как там твоя жена.

Если учесть, что эти слова исходили от Буббы, их можно счесть большим комплиментом в адрес моего родного этноса. Я спросил:

— Так где мы с ним встретимся?

Бубба смотрел на Энджи с благоговейным трепетом и примесью страха на одутловатом лице.

— В его кофейне на Прайм-стрит. Сегодня в десять. Почему ты никогда не говорила, что связана с ним?

Энджи стряхнула пепел сигареты на пол. Это не было актом неуважения, просто пол и был Буббиной пепельницей.

— А я и не связана.

— Фредди иного мнения.

— Он ошибается, — сказала Энджи. — Случайное совпадение крови, вот и все.

Бубба взглянул на меня.

— Ты знал, что она в родстве с семьей Патризо?

— Угу.

— И?

— Ее это никогда не волновало, поэтому меня тоже.

— Бубба, — сказала Энджи, — это совсем не то, чем я хотела бы гордиться.

Он свистнул.

— И все эти годы, во всех передрягах, в которые вы попадали, ты никогда не обращалась к ним за поддержкой?

Энджи взглянула на него сквозь длинную челку, спадавшую ей на лицо.

— Никогда не приходило в голову.

— Но почему? — Бубба был по-настоящему обескуражен.

— Потому что нам хватало и одного мафиози. Тебя, красавчик.

Он вспыхнул так, как мог только в присутствии Энджи, и это кое-чего стоило. Его крупное лицо раздулось, как переспевший грейпфрут, и на какое-то мгновение он стал почти безобидным. Почти.

— Хватит, — сказал он, — ты меня смущаешь.

* * *

Когда мы вернулись в офис, я сварил кофе, дабы развеять водочный угар, а Энджи прослушивала записи на нашем автоответчике.

Первое послание было от нашего недавнего клиента Бобо Джедменсона, хозяина «Йо-Йо» — сети подростковых танцевальных клубов и нескольких стриптиз-шоу где-то в Саугусе и Пибоди. Названия у них тоже были соответствующие, типа «Капающая ваниль» и «Медовый раствор». Теперь, когда мы отыскали его бывшего партнера и вернули большую часть его денег, Бобо вдруг стал выяснять размер наших ставок, прибедняться и плакаться в жилетку.

— Ну и народ, — сказал я, качая головой.

— Паразит, — согласилась Энджи, когда стих голос Бобо.

Мне пришла в голову мысль, что неплохо бы подключить Буббу к сбору информации. Но тут прозвучало следующее послание:

— Хэлло. Желаю вам удачи и везения в новом деле и все такое. Слышал, оно того стоит. Так? Ладно, буду поблизости. Будьте здоровы.

Я взглянул на Энджи.

— Кто это, черт возьми?

— Думала, ты знаешь. Не знаю никакого британца.

— Я тоже, — и пожал плечами. — Ошиблись номером?

— Удачи в новом деле? Звучит, будто он знает, о чем говорит.

— Тебе знаком его акцент?

Энджи кивнула.

— Похоже, он слишком увлекался сериалом «Питон».

— А много народу умеет имитировать акценты?

— Да пальцев не хватит.

Следующий голос принадлежал Грейс Коул. На фоне слышался гул человеческих голосов и болтовня в приемном покое скорой помощи, где она работала.

— Я выкроила всего десять минут для кофе, поэтому пытаюсь поймать тебя. Я здесь до завтрашнего утра, но звони мне домой завтра вечером. Скучаю.

После сигнала отключения Энджи спросила:

— Итак, когда свадьба?

— Завтра. Разве не знаешь?

Она улыбнулась.

— Ты влип, Патрик. И ты это знаешь, верно?

— Кто так считает?

— Я и все твои друзья. — Ее улыбка несколько угасла. — Никогда не видела, чтобы ты смотрел на женщину так, как смотришь на Грейс.

— А если и так?

Она выглянула из своего окна на авеню.

— Тогда пожелаю тебе побольше сил, — мягко сказала Энджи, пытаясь снова вернуть улыбку, но ей это не удалось — та увяла и исчезла совсем. — Желаю вам всего наилучшего.

Глава 4

В десять вечера того же дня мы с Энджи сидели в маленькой кофейне на Принс-стрит, узнавая гораздо больше подробностей, чем нам хотелось, о простате Толстого Фредди.

Заведение Фредди Константине на Принс-стрит было узким помещением на узкой улице. Принс-стрит пересекает Норт-энд от Коммершиал до Мун-стрит и, подобно большинству улиц в этом квартале, ее ширины хватает лишь для мотоцикла. Ко времени нашего приезда температура спала примерно до 13 градусов, но по всей Принс-стрит мужчины сидели перед магазинами и ресторанами только в легких рубашках или в майках с короткими рукавами. Развалясь в плетеных креслах, они курили сигары либо играли в карты и взрывались внезапным хохотом как люди, уверенные, что находятся у себя дома.

Кофейня Фредди была не более чем комнатой с двумя небольшими столами перед входом и четырьмя внутри, на черно-белом кафельном полу. Потолочный вентилятор вращался вяло и шевелил страницы газет на стойке бара, в то время как из-за тяжелой черной портьеры на боковой двери доносились звуки голоса Дина Мартина.

У входной двери нас встретили два молодых человека, темноволосые и темнокожие, в одинаковых розовых теннисках фирмы «Балли» с вырезом, открывавшим скульптурную шею, и с одинаковыми золотыми цепочками на шее.

— Вы что, ребята, из одной партии? — спросил я.

Один из них нашел шутку настолько остроумной, что обыскал меня по высшему разряду: ребра его ладоней врезались в мои бока так основательно, будто хотели встретиться где-то посередине. Мы оставили пистолеты в машине, поэтому они забрали только наши бумажники. Нам это не понравилось, но им было наплевать. Вскоре они подвели нас к столику, где сидел дон Фредерико Константине собственной персоной.

Толстый Фредди был похож на моржа, только без усов. Его огромная фигура была окутана серой пеленой сигаретного дыма, на нем было несколько слоев темной одежды, так что его квадратная, напоминающая обрубок голова выглядела так, словно прорвалась сквозь складки воротника и расползлась по плечам. Его миндалевидные глаза были теплыми и влажными, по-отечески добрыми, а с лица не сходила улыбка. Он улыбался всем: незнакомцам на улице, репортерам на судебной лестнице и даже своим жертвам — перед тем как его головорезы расправлялись с ними.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал он.

Кроме Фредди и нас в помещении был только один человек. Он сидел неподалеку, примерно футах в двадцати позади нас, рядом с опорной колонной. Одна рука на столе, ноги скрещены. На нем были легкие брюки цвета хаки, белая рубашка и серый шарф под полотняным, янтарного цвета пиджаком с кожаным воротником. Он почти не смотрел на нас, но не могу сказать, чтобы он вообще куда-то смотрел. Фамилия его была Пайн, имени же я никогда не слышал. Он был легендой в своих кругах: говорили, он спас четырех боссов, остановил три семейных войны, а его враги имели обыкновение исчезать так бесследно, что о них забывали, будто их никогда и не было на свете. Сидя за столом, он выглядел совершенно нормально, эдакий вежливый парень: красив, но не настолько, чтобы бросаться в глаза, ростом пять с небольшим — шесть футов, волосы пепельно-светлые, глаза зеленые, телосложение, можно сказать, среднее.

Однако само пребывание в одной комнате с ним вызывало в моей голове звон.

Мы с Энджи сели, и Толстый Фредди сказал:

— Простата.

— Извините? — не поняла Энджи.

— Простата, — повторил Фредди. Налив в чашку кофе из оловянного котелка, он протянул ее Энджи. — Нечто такое, что не беспокоит вашу половину человечества так, как нашу. — Он кивнул мне, подавая чашку, затем подвинул нам сахар и сливки. — Скажу честно, — проговорил он, — я достиг вершины в своей профессии, мою дочь недавно приняли в Гарвард, что же до денег, я ни в чем не нуждаюсь. Мне мало надо. — Он переменил позу в кресле, скорчил гримасу, отчего его мощные челюсти сдвинулись к центру лица и на мгновенье полностью закрыли рот. — Но клянусь, я хоть завтра отдал бы все за здоровую простату. — Он вздохнул. — А вы?

— Что? — спросил я.

— Ваша простата здорова?

— Недавно проверялся, мистер Константине.

Он наклонился ко мне.

— Считайте, что вам повезло, мой юный друг. Дважды повезло. Мужчина без здоровой простаты… — Он простер свои руки на столе. — Это мужчина без секретов, мужчина без достоинства. Эти доктора, о Иисусе, укладывают тебя на живот и лезут в тебя своими дьявольскими маленькими инструментами, они суют их, тычут в вас чем-то острым, раздирают вас, они…

— Какой ужас, — сказала Энджи.

Слава богу, ее слова несколько охладили его пыл.

Он кивнул.

— Ужас — не то слово. — Он внезапно взглянул на нее, как если бы только что увидел. — А вы, дорогая, слишком изысканны для таких разговоров. — Он поцеловал ей руку, я же едва сдержал себя от удивления. — Я хорошо знаю вашего дедушку, Анджела. Очень хорошо.

Энджи улыбнулась.

— Он гордится знакомством с вами, мистер Константине.

— Я обязательно скажу ему, что имел удовольствие познакомиться с его прелестной внучкой. — Он взглянул на меня, и его игривые глазки несколько поугасли. — А вы, мистер Кензи, не спускайте глаз с этой женщины. Позаботьтесь, чтобы она не подвергалась опасности.

— Эта женщина может и сама за себя постоять, — сказала Энджи.

Глаза Толстого Фредди, вновь потемнев, остановились на мне, словно он никак не мог разглядеть, что именно находится перед ним.

— Наши друзья присоединятся к нам через минуту, — проговорил он.

Когда Фредди отодвинулся, чтобы налить себе очередную чашку кофе, я услышал, как один из телохранителей у входной двери сказал: «Проходите, мистер Рауз». Глаза Энджи слегка расширились, когда вошли Джек Рауз и Кевин Херлихи.

Джек Рауз контролировал Саути, Чарльзтаун и участок между Сейвин Хилл и рекой Непонсет в Дорчестере. Он был худощав, крепкого сложения, а его глаза вторили металлическому оттенку его густых, коротко стриженых волос. Он не выглядел слишком устрашающе, но ему это было и не нужно — для этой цели у него был Кевин.

Я знал Кевина с шестилетнего возраста, и все, что наполняло его мозг и кровеносные сосуды, было лишено человечности. Войдя в помещение, он старался не смотреть на Пайна, игнорируя само его присутствие, хотя мне было известно, что в глубине души Кевин мечтал походить на него. Но Пайн был само спокойствие и собранность, в то время как Кевин — сплошной ходячий обнаженный нерв, чьи зрачки излучали свет подобно электрическим батарейкам. Этот парень мог спокойно расстрелять кого угодно только из-за того, что подобная мысль пришла ему в голову, Пайн вызывал страх потому, что убийство было для него просто работой, такой же, как любая другая. Кевин же внушал ужас потому, что убийство было единственной работой, которую он любил, он бы выполнял ее и бесплатно.

Пожав Фредди руку, он уселся рядом со мной и ткнул сигарету в мою чашку кофе. Затем, запустив руку в свои густые, всклоченные волосы, посмотрел на меня.

Фредди сказал:

— Джек, Кевин, вы знаете мистера Кензи и мисс Дженнаро, не так ли?

— Конечно, старые друзья, — сказал Джек, усаживаясь рядом с Энджи. — Соседские дети, как и Кевин. — Рауз сбросил с себя старый синий блейзер и повесил его на спинку стула. — Правда, Кевин?

Кевин был слишком занят созерцанием моей скромной особы, чтобы удостоить его ответом.

Толстый Фредди сказал:

— Я рад, что все стало на свои места. Роговски сказал, что вы — его друзья и, возможно, у вас проблема, с которой я могу помочь. Так тому и быть. Но так как все вы земляки, я спросил Джека, желает ли он присутствовать при этом. Понимаете, что я имею в виду?

Мы оба кивнули.

Кевин зажег очередную сигарету и выпустил дым мне в волосы.

Фредди положил руку на стол.

— Значит, полное согласие. Итак, мистер Кензи, расскажите, в чем ваша проблема.

— Нас наняла клиентка, — сказал я, — которая…

— Как твой кофе, Джек? — спросил Фредди. — Достаточно сливок?

— Все хорошо, мистер Константине. Очень хорошо.

— …которая, — повторил я, — предполагает, что вызывает раздражение у одного из людей Джека.

— Людей? — подняв брови, спросил Фредди. — Мы — мелкие бизнесмены, мистер Кензи. У нас есть служащие, но их обязанности прекращаются с получением чека. — Он вновь взглянул на Джека. — Люди? — сказал он, и оба рассмеялись.

Энджи вздохнула.

Кевин выпустил новую порцию дыма в мои волосы.

Я чувствовал усталость. Остатки Буббиной водки все еще терзали мой мозг, поэтому не было ни малейшего желания разыгрывать комедию с горсткой неотесанных психопатов, насмотревшихся «Крестного отца» и вообразивших себя респектабельными дельцами. Но я напомнил себе, что Фредди, по меньшей мере, очень влиятельный психопат, который, при желании, может поужинать моей селезенкой завтра же.

— Мистер Константине, один из… коллег мистера Рауза, скажем так, выразил недовольство в адрес нашей клиентки и высказал определенные угрозы…

— Угрозы? — спросил Фредди. — Угрозы?

— Угрозы? — переспросил Джек, улыбаясь Фредди.

— Угрозы, — сказала Энджи. — Наша клиентка, к несчастью, беседовала с подругой вашего коллеги, которая заявила, что знает о его преступной деятельности, включая… Как бы это сказать? — Она встретилась глазами с Фредди. — Манипуляции с некогда живой плотью.

Понадобилась целая минута, чтобы Фредди переварил услышанное, затем его маленькие глазки сузились. Он откинул свою массивную голову и засмеялся так, что звуки его голоса устремились сначала в потолок, затем понеслись вниз по Принс-стрит. Джек, похоже, был смущен. Кевин же выглядел посрамленным, хотя это было его обычное состояние.

— Пайн, — сказал Фредди. — Нет, ты слышал?

Пайн не подал виду, что вообще что-то слышал. По нему трудно было определить, дышит ли он. Он сидел неподвижно, одновременно глядя и не глядя в нашу сторону.

— Манипуляции с некогда живой плотью, — повторил Фредди, тяжело дыша. Он взглянул на Джека и понял: шутка до него еще не дошла. — Черт возьми, Джек, иди-ка, поищи свои мозги, а?

Джек начал моргать, а Кевин сделал движение вперед, и голова Пайна слегка повернулась в его сторону. Фредди же сделал вид, что ничего не заметил.

Он вытер уголки рта льняной салфеткой и слегка кивнул в сторону Энджи.

— Погодите, я расскажу об этом в клубе. Клянусь. Вы хоть и носите фамилию отца, но вы истинная Патризо. Вне всякого сомнения.

— Патризо? — спросил Джек.

— Да, — сказал Фредди. — Это внучка мистера Патризо. Ты не знал?

Джек не знал. Похоже, это задело его.

— Дай мне сигарету, — сказал он Кевину.

Кевин наклонился через стол, зажег ему сигарету, при этом его локоть оказался в миллиметре от моих глаз.

— Мистер Константине, — сказала Энджи, — наша клиентка боится составить список того, что ваш коллега желает ликвидировать.

Фредди поднял свою мясистую руку.

— О чем мы, собственно, говорим?

— Наша клиентка уверена, что навлекла на себя гнев мистера Херлихи.

— Что? — спросил Джек.

— Объясните, — сказал Фредди. — Покороче.

Не называя имени Дайандры, мы изложили суть дела.

— Выходит, — сказал Фредди, — какая-то там потаскушка Кевина рассказала этому психиатру некую небылицу о — я правильно понял? — каком-то трупе, а Кевин чуть погорячился, позвонил ей и поднял немного шума. — Он покачал головой. — Кевин, не хочешь ли ты рассказать мне об этом?

Кевин посмотрел на Джека.

— Кевин, — повторил Фредди.

Кевин повернул голову.

— У тебя есть подружка?

Голос Кевина прозвучал как хруст стекла, пропущенного через автомобильный двигатель.

— Нет, мистер Константине.

Фредди посмотрел на Джека, и оба расхохотались. Кевин напоминал монахиню, пойманную при покупке порнографии.

Фредди повернулся к нам.

— Разыгрываете нас? — и засмеялся еще громче. — При всем уважении к Кевину, женщины — не по его части, надеюсь, вы меня понимаете.

— Мистер Константине, — сказала Энджи, — войдите, пожалуйста, в наше положение — мы отнюдь не выдумали все это.

Фредди наклонился и похлопал ее по руке.

— Анджела, я этого и не сказал. Но вас просто-напросто подставили. Какие-то невероятные требования и угрозы со стороны Кевина, и все из-за его «приятельницы»? Подумайте сами.

— И ради этого я оставил игру в карты? — сказал Джек. — Ради этой чуши? — Он фыркнул и начал вставать.

— Сядь, Джек, — сказал Фредди.

Джек застыл в воздухе на полпути от своего стула. Фредди взглянул на Кевина.

— Сядь, Джек.

Джек сел.

Фредди улыбнулся нам.

— Так мы решили вашу проблему?

Я полез во внутренний карман пиджака за фотографией Джейсона Уоррена, рука Кевина тут же нырнула в собственный пиджак. Джек откинулся на своем стуле, Пайн тоже сделал легкое движение. Глаза Фредди ни на секунду не покидали мою руку. Очень медленно я извлек фотографию и положил ее на стол.

— На днях наша клиентка получила это по почте.

Один из усов над глазами Фредди изогнулся в дугу.

— Что это?

— Мы расценили это, — сказала Энджи, — как послание Кевина с целью уведомить ее, что он знает ее слабое место. Теперь мы допускаем, что это не так, но, признаться, мы в замешательстве.

Джек кивнул Кевину, и его рука выползла из пиджака.