Очевидно, Фредди заметил, что мы не дали никаких ориентиров. Он взглянул на фото Джейсона Уоррена и отхлебнул кофе.

— Этот парень — сын вашей клиентки?

— Не мой же, — сказал я.

Фредди медленно поднял свою мощную голову и посмотрел на меня.

— А кто ты, собственно, такой, щенок? — Некогда теплые его глаза были теперь спокойны, как ледяные вершины гор. — Не смей разговаривать со мной в таком тоне. Понятно?

У меня во рту появилось ощущение, что я проглотил шерстяной свитер.

Кевин слегка посмеивался.

Фредди полез в складки своего пиджака, при этом его глаза ни на миг не покидали моего лица, и извлек оттуда блокнот в кожаном переплете. Он открыл его, перелистал несколько страниц, наконец нашел нужную.

— Патрик Кензи, — прочитал он. — Возраст тридцать три года. Отец и мать умерли. Одна родственница, Эрин Марголис, возраст тридцать шесть лет, живет в Сиэтле, штат Вашингтон. В прошлом году заработал сорок восемь тысяч долларов в качестве напарника мисс Дженнаро. Семь лет разведен. Бывшая жена отбыла в неизвестном направлении. — Он улыбнулся мне. — Но мы работаем над этим, можете мне верить. — Он перевернул страницу и поджал свои толстые губы. — В прошлом году вы хладнокровно застрелили сутенера. Это случилось в надземном переходе через пути. — Он подмигнул мне, потянулся и похлопал меня по руке. — Да, Кензи, мы знаем о вас все. Будете убивать в следующий раз, не оставляйте свидетелей. — Он вновь заглянул в блокнот: — Где мы остановились? Да, вот. Любимый цвет — синий. Любимое пиво — «Септ-Поли Герл», любимая еда — мексиканская. — Он перевернул страницу и взглянул на нас. — Ну, как мои успехи?

— Потрясающе, — сказала Энджи.

Фредди повернулся в ее сторону.

— Анджела Дженнаро. Недавно разошлась с Филиппом Димасси. Отец умер, мать, Антония, живет со вторым мужем во Флэгстаффе, штат Аризона. Как и ее партнер Кензи, замешана в прошлогоднем убийстве сутенера. С недавнего времени снимает квартиру на первом этаже по Хауэс-стрит, на задней двери которой слабый замок. — Он захлопнул блокнот и благожелательно взглянул на нас. — Вот на что способны мы с друзьями, так на кой черт нам посылать кому-то фотографию?

Моя правая рука была прижата к бедру, а пальцы впились в тело, умоляя меня о спокойствии. Я прочистил горло.

— Просто невероятно.

— Чертовски верно, так и есть, — сказал Джек Рауз.

— Мы не посылаем фотографии, мистер Кензи, — сказал Фредди. — Наши послания более конкретны.

Джек и Фредди смотрели на нас с циничной хитринкой в глазах, а Кевин Херлихи расплылся в глупейшей улыбке шириной с каньон.

— Значит, у моей задней двери слабый замок? — спросила Энджи.

Фредди пожал плечами.

— Так мне доложили.

Рука Джека Рауза потянулась к засаленной твидовой кепке на голове, он приподнял ее, глядя в сторону Энджи.

Она улыбнулась, глядя то на меня, то на Фредди. И только тот, кто знал ее долгое время, мог определить степень ее ярости. Она принадлежала к категории людей, чей гнев мог быть обуздан только путем снижения физической активности. Судя по ее застывшей позе, я был уверен, пять минут тому назад она благополучно миновала весьма опасный внутренний риф.

— Фредди, — сказала она, от чего тот часто заморгал. — Вы подчиняетесь клану Имбрулья в Нью-Йорке, я не ошибаюсь?

Фредди смотрел на нее широко раскрытыми глазами.

Пайн расслабил свои ноги.

— А клан Имбрулья, — сказала она, слегка наклонясь через стол, — отчитывается перед кланом Молиак, который, в свою очередь, по-прежнему считается нижестоящим по отношению к клану Патризо. Верно?

Глаза Фредди все еще были спокойны и вялы, левая рука Джека застыла на полпути между столом и чашкой кофе, а рядом с собой я слышал глубокое напряженное сопение Кевина.

— И вы — я имею право на этот вопрос — посылаете человека найти слабину в охранной системе квартиры единственной внучки мистера Патризо? Фредди, — сказала она и, потянувшись через стол, дотронулась до его руки, — как думаете, мистер Патризо сочтет такие действия уважительными по отношению к себе или нет?

Фредди процедил:

— Анджела…

Она похлопала его по руке и встала.

— Спасибо, что уделили нам время.

Я тоже встал.

— Приятно было повидаться, ребята.

Стул Кевина издал громкий скрежет, когда он вскочил и, глядя на меня враждебным взглядом, преградил мне путь.

— Сядь, черт тебя побери, — сказал Фредди.

— Разве не слышал? — повторил я. — Сядь, черт тебя побери.

Кевин улыбнулся, проведя почему-то кистью руки по губам.

Уголками глаз я видел, что Пайн снова скрестил ноги.

— Кевин, — сказал Джек Рауз.

Выражение лица Кевина говорило о долгих годах мучительной классовой ненависти и настоящем махровом психозе. Я видел маленького, чахлого, грязного заморыша, умственное развитие которого остановилось где-то между первым и вторым классом и так никогда и не поднялось выше. И еще я видел в них кровь.

— Анджела, — сказал Фредди, — мистер Кензи. Пожалуйста, сядьте.

— Кевин, — еще раз повторил Джек Рауз.

Кевин положил руку, которой стирал свою улыбку, мне на плечо. Что-то пробежало между нами в те секунды, пока она лежала там, и ощущение было неприятным, тревожным, грязным. Затем он кивнул, будто отвечая на мой вопрос, и отступил к своему стулу.

— Анджела, — сказал Фредди, — не могли бы мы…

— Всего хорошего, Фредди. — Она обошла меня сзади, и мы вышли на Принс-стрит.

* * *

Мы дошли до машины, которую оставили на Коммершиал-стрит, на расстоянии всего одного квартала от дома Дайандры Уоррен, и Энджи сказала:

— Мне еще надо кое-что сделать, поэтому я вернусь домой на такси.

— Уверена?

Она взглянула на меня как женщина, которая только что покинула сходку мафиози и у которой нет ни малейшего желания вступать в пререкания.

— А ты что собираешься делать?

— Думаю поговорить с Дайандрой. Возможно, смогу выведать что-то еще об этой Мойре Кензи.

— Я тебе нужна?

— Да нет.

Она оглянулась назад на Принс-стрит.

— Я ему верю.

— Кевину?

Она кивнула.

— Я тоже, — сказал я. — У него действительно нет причины лгать.

Она повернула голову и взглянула вниз на Льюис Уорф, где единственный огонек горел в квартире Дайандры Уоррен.

— Так где же тот, кто держит ее в таком состоянии? Если не Кевин, то кто послал это фото?

— Никакой зацепки.

— А еще детективы, — сказала она.

— Ничего, выясним, — сказал я. — В этом мы кое-что смыслим.

Я взглянул вверх и увидел, что вниз по Принс-стрит спускаются двое мужчин. Они шли по направлению к нам. Один был низкорослый, худой, крепко сбитый, на нем была засаленная кепка. Другой был высок, худощав и, вероятно, хихикал, когда убивал людей. Они дошли до конца улицы и остановились у позолоченного «диаманта» прямо напротив нас. Когда Кевин открывал дверцу машины для Джека, он смотрел прямо на нас.

— Этот парень, — подсказал мне внутренний голос, — очень не любит вас обоих.

Повернув голову, я увидел Пайна, сидящего на капоте моей машины. Он взмахнул рукой, и мой бумажник стукнул меня в грудь.

— Нет, — сказал я.

Кевин обошел переднюю часть своей машины, все еще глядя на нас, затем влез в нее, и они двинулись вверх по Коммершиал, затем вокруг Уотерфрант-парка и исчезли на повороте Атлантик-Эйв.

— Мисс Дженнаро, — сказал Пайн, наклоняясь и вручая ей кошелек.

Энджи взяла его.

— Это был прекрасный спектакль. Браво.

— Благодарю.

— Но не стоит повторять его дважды.

— Нет?

— Было бы неразумно.

Она кивнула.

— Да.

— Этот парень, — сказал Пайн, глянув туда, куда скрылся «диамант», и затем вновь на меня, — способен причинить много горя.

— Тут я вряд ли могу что-то сделать, — сказал я.

Он плавно слез с машины, будто был не способен совершить резкое движение или споткнуться.

— Мне это знакомо, — сказал он, — и смотрел он на меня точно так же, хорошо еще, это не передалось его машине. — Он пожал плечами. — Но я — это я.

— Мы привыкли к Кевину. Знаем его с детского сада.

Пайн кивнул.

— Лучше б тогда и убили. — Он прошел между нами, и я ощутил ледяной холод в груди. — Спокойной ночи.

Он пересек Коммершиал и стал подниматься вверх по Принс-стрит. На улице повеяло свежим ветром. Энджи поежилась в своем пальто.

— Не нравится мне это дело, Патрик.

— Мне тоже, — сказал я. — Совсем не нравится.

Глава 5

Мы сидели на кухне у Дайандры Уоррен, и лампа была единственным лучом света в ее темной квартире, где мебель, заполнявшая пустые места, напоминала громадные, неуклюжие тени. Огни соседних домов заглядывали в ее окна, но почти не проникали внутрь, а на противоположной стороне гавани огни Чарльзтауна рассекали черное небо на желтые квадраты.

Была относительно теплая ночь, но в квартире Дайандры было холодно.

Дайандра поставила вторую бутылку светлого «Бруклина» на столик передо мной, затем уселась и стала лениво поигрывать пальцами на бокале с вином.

— Говорите, что верите этим мафиози? — спросил Эрик.

Я кивнул. Только что с четверть часа я рассказывал им о встрече у Толстого Фредди, опустив лишь связь Энджи с Винсентом Патризо.

— Они мало что выиграли бы от лжи, — сказал я.

— Это преступники, — и при взгляде на меня глаза Эрика расширились. — Ложь — их вторая натура.

Я отхлебнул пива.

— Что правда, то правда. Но преступники обычно лгут либо от страха, либо для самозащиты.

— Пусть так…

— У этих же ребят, поверьте, нет причин бояться меня. Я для них никто. Если они угрожали вам, доктор Уоррен, а я выступал от вашего имени, их ответ был бы следующим: «Да, мы угрожали ей. Из чего вытекает — не суйте нос, иначе и вас прикончим. Точка».

— Но они не сказали этого, — она кивнула как бы сама себе.

— Нет. Добавьте к этому, что Кевин не относится к числу мужчин, у которых есть постоянные девушки. Но гораздо важнее другое…

— Но… — начал Эрик.

Я поднял руку и посмотрел на Дайандру.

— Мне следовало спросить у вас еще при первой встрече, но мне никогда не приходило в голову, что это может быть обман. У парня, который звонил и выдавал себя за Кевина, было что-то странное с голосом?

— Странное? Что именно?

— Подумайте.

— Мне кажется, голос был низкий и сиплый.

— Вы уверены?

Она отпила глоток вина, затем кивнула.

— Да.

— Тогда это был не Кевин.

— Как вы?..

— Голос у Кевина пострадал еще в детстве, доктор Уоррен. Он у него ломается, как у юноши в пору полового созревания.

— Тогда это не тот голос, что я слышала по телефону.

— Нет.

Эрик потер свое лицо.

— Итак, если звонил не Кевин, то кто?

— И почему? — спросила Дайандра.

Я взглянул на них и поднял руки.

— Если честно, не знаю. Есть ли у вас враги?

Дайандра покачала головой.

— Как вы определяете, что такое враги? — спросил Эрик.

— Враги, — сказал я, — это люди, которые звонят вам в четыре утра и угрожают, либо посылают фотографию вашего ребенка без всяких разъяснений, а возможно, просто желают вам смерти. Пожалуй, так.

Эрик подумал, затем отрицательно покачал головой.

— Вы уверены?

Он поморщился.

— Полагаю, у меня есть профессиональные конкуренты и клеветники, которые не согласны со мной…

— В каком смысле?

Эрик улыбнулся, но достаточно уныло.

— Патрик, вы слушали мои курсы лекций. Знаете, что я не согласен со многими экспертами в моей области и что некоторые не принимают мои возражения. Но сомневаюсь, что все они жаждут физической расправы надо мной. Кроме того, мои враги преследовали бы меня, а не Дайандру и ее сына.

Дайандра вздрогнула, опустила глаза и снова отпила глоток вина.

Я пожал плечами.

— Возможно. Однако никогда нельзя знать… — я взглянул на Дайандру. — Вы упоминали, что в прошлом боялись своих пациентов. Некоторые из них недавно освободились из больниц и тюрем. Кто может затаить на вас злобу?

— Обычно меня ставят в известность. — Наши взгляды встретились, и в ее глазах я прочел трепетное замешательство и страх, глубокий, затаенный страх.

— Не было ли у вас в недавнем прошлом пациентов, у которых мог быть мотив, а главное, возможность осуществить свой замысел?

На минуту она задумалась, но в конце концов покачала головой.

— Нет.

— Мне нужно переговорить с вашим бывшим мужем.

— Стэном? Зачем? Не вижу смысла.

— Мне нужно исключить возможность этого следа. Простите за прямоту, но только дурак не думал бы об этом.

— Я не настолько глупа, Мистер Кензи. Но поверьте, Стэн не имеет никакого отношения к моей жизни и не имел на протяжении последних двух десятилетий.

— Я должен знать как можно больше о тех, кто присутствовал в вашей жизни, доктор Уоррен, особенно о тех, с кем у вас не самые лучшие отношения.

— Патрик, — сказал Эрик, — хватит. Как насчет личной жизни?

Я вздохнул.

— На хрен.

— Прости?

— Ты не ослышался, Эрик, — сказал я. — К черту личную жизнь — и доктора Уоррен, и, боюсь, твою тоже. Ты втянул меня в это и прекрасно знаешь, как я работаю.

Он заморгал.

— Не нравится мне это дело. — Я выглянул в темноту квартиры Дайандры, окна которой покрывал густой иней. — Очень не нравится, так что я пытаюсь ухватиться хоть за какие-то детали, чтобы уберечь доктора и ее сына от опасности. Чтобы выполнить эту задачу, мне нужно знать все о вашей жизни. О жизни вас обоих. А если вы отказываете мне в этом, — я посмотрел на Дайандру, — я просто-напросто уйду.

Дайандра спокойно наблюдала за мной.

— Оставишь женщину в беде? — спросил Эрик. — Я правильно понял?

— Именно так. — Я перевел взгляд на Дайандру.

Она спросила:

— Вы всегда так грубы?

На какую-то долю секунды в моем сознании всплыла картина: падающая на раскаленный цемент женщина, тело которой изрешечено пулями, мое лицо и одежда залиты ее кровью. Дженна Энджелайн умерла, не успев ступить на землю тем чудным летним утром, а всего в нескольких дюймах от нее стоял я, собственной персоной.

— Однажды, — сказал я, — по моей вине погиб человек. И только потому, что я опоздал всего на шаг. Я не хочу, чтобы это повторилось снова.

Чуть заметная дрожь пробежала по ее горлу. Она потерла шею.

— Значит, вы действительно считаете, что я в серьезной опасности?

Я потряс головой.

— Не знаю. Но вам угрожали. Вы получили фото сына. Кто-то хочет причинить вам большие неприятности и разрушить вашу жизнь. Я хочу выяснить, кто это, и остановить его. Для этого вы меня и наняли. Можете вы позвонить Тимпсону и устроить нашу с ним встречу, скажем, завтра?

Она пожала плечами.

— Думаю, да.

— Хорошо. Мне также нужно описание Мойры Кензи, все, что вы вспомните о ней, неважно, сколь незначительным это покажется.

С минуту Дайандра сидела с закрытыми глазами, чтобы восстановить полный облик Мойры Кензи, а я успел раскрыть блокнот и приготовить ручку.

— На ней были джинсы и черная водолазка, сверху красная фланелевая рубашка. — Дайандра открыла глаза. — У нее на диво красивые светло-русые волосы, слегка растрепанные, и она курила на убой. Выглядела по-настоящему испуганной.

— Рост?

— Где-то сто семьдесят.

— Вес?

— Фунтов сто десять.

— Какие сигареты она курила?

Дайандра вновь прикрыла глаза.

— Длинные, с белым фильтром. Пачка золотистого цвета. Кажется, «Делюкс».

— «Бенсон и Хеджис Делюкс Ультра Лайтс»?

Ее глаза моментально открылись.

— Да.

Я пожал плечами.

— Моя напарница всегда переходит на них, когда пытается бросить курить. А глаза?

— Зеленые.

— Никаких догадок по поводу происхождения?

Она отпила немного из своего бокала.

— Возможно, северная Европа, но несколько поколений тому назад, а может и смесь. Возможно, ирландка, британка, даже славянка. У нее очень бледная кожа.

— Что-нибудь еще? Не говорила, откуда родом?

— Бельмонт, — проговорила она с некоторым удивлением.

— Здесь что-то не так… Какое-то несоответствие, верно?

— Пожалуй… уж если кто-то из Бельмонта, он всегда попадает в хорошую подготовительную школу и так далее.

— Верно.

— И одна из особенностей, которую они теряют, если, не дай бог, она у них была, это бостонский акцент.

— Но не эпатируют им, особенно незнакомцев.

— Точно.

— У Мойры он был?

Дайандра кивнула.

— В то время я не придала этому значения, но пожалуй, да, это выглядит довольно странно. Это не был бельмонтский акцент, скорее, реверский или восточно-бостонский или… — она взглянула на меня.

— Или дорчестерский, — сказал я.

— Да.

— То есть, местный, — я захлопнул свой блокнот.

— Да. Что же вы собираетесь предпринять, мистер Кензи?

— Прежде всего увидеть Джейсона. Ему грозит опасность. Именно он ощутил «слежку», именно его фотографию прислали вам.

— Хорошо.

— Мне хотелось бы, чтобы вы ограничили свою деятельность.

— Не могу.

— Сохраняйте свои приемные часы и встречи, — сказал я, — но остальное время держитесь подальше от университета, пока я что-нибудь не выясню.

Она кивнула.

— Эрик, — сказал я.

Он взглянул на меня.

— Револьвер, который ты носишь… Умеешь им пользоваться?

— Практикуюсь раз в неделю. Я хороший стрелок.

— Стрелять в живое тело — совсем другое дело, Эрик.

— Знаю.

— Мне надо, чтобы ты держался поближе к доктору Уоррен хотя бы несколько дней. Сможешь?

— Конечно.

— Если уж что-то случится, не трать время на попытки всадить пулю в голову или попасть в самое сердце нападающего.

— Что же я должен делать?

— Разряди свой револьвер прямо в тело. Шесть выстрелов уложат кого угодно при условии, что он меньше носорога.

Он выглядел ошеломленным, как если бы ему сказали, что время, проводимое им в тире, было пустой тратой времени, как оно обычно и бывает. Возможно, он и вправду был хорошим стрелком, но я сомневался, что у того, кто нападет на Дайандру, на лбу, как в тире, будет огромный бычий глаз.

— Эрик, — сказал я, — не проводишь меня?

Он кивнул, и мы вышли из квартиры, миновали небольшой холл и подошли к лифту.

— Наша дружба не может повлиять на мою работу. Надеюсь, ты это понимаешь?

Он взглянул на свои ботинки и кивнул.

— Какие у тебя с ней отношения?

Он встретился со мной глазами, и в них я ощутил твердость.

— А что?

— Никаких тайн, Эрик. Запомни. Мне надо знать, какова твоя роль.

Он пожал плечами.

— Мы с ней друзья.

— Спящие в одной кроватке?

Он покачал головой и горько усмехнулся.

— Иногда мне кажется, Патрик, некоторая шлифовка по части манер тебе бы не помешала.

Я пожал плечами.

— Мне платят не за соблюдение этикета, Эрик.

— Дайандра и я встретились в Брауне: я работал над диссертацией, она только поступила в аспирантуру.

Я откашлялся.

— Снова спрашиваю: вы состоите в интимных отношениях?

— Нет, — сказал он. — Мы просто добрые друзья. Как ты и Энджи.

— Понятно, почему я сделал такое предположение?

Он кивнул.

— У нее есть любовник?

Он покачал головой.

— Она… — Он взглянул на потолок, затем снова на свои ботинки.

— Она — что?

— Не принадлежит к сексуально активным женщинам, Патрик. С философской точки зрения. Она ведет уединенную жизнь по меньшей мере лет десять.

— Почему?

Его лицо помрачнело.

— Я же сказал, это ее выбор. Для некоторых либидо — далеко не решающий фактор в жизни, Патрик. Жаль, что данная концепция у многих не находит понимания точно так же, как и у тебя.