Деннис Лихэйн
Когда под ногами бездна
Посвящается Дэвиду Уикэму, принцу Провиденса и отличному парню
Когда даришь любовь, но она остается
без ответа, лучше отказаться от нее.
Я знаю это, но я знаю также, что не могу
вырвать тебя из своего сердца.
Бадди Джонсон. Since I Fell for You [Бадди Джонсон (1915–1977) — американский джазовый музыкант. «Since I Fell for You» («С тех пор, как я влюбился в тебя») — одна из самых известных его песен. (Здесь и далее примеч. перев.)]
Под маской я развиваюсь.
Рене Декарт
Пролог
После «Лестницы»
Однажды в мае, во вторник, на тридцать седьмом году жизни, Рейчел застрелила своего мужа. Он повалился назад со странным, чуть ли не удовлетворенным выражением, словно в глубине души всегда знал, что так и будет.
Но на его лице также было написано удивление. Рейчел подозревала, что и на ее лице тоже. Вот ее мать — та не удивилась бы.
Элизабет Чайлдс, ее мать, никогда не была замужем, но написала известную книгу о том, как сохранить брак. Писательница и доктор наук назвала различные главы согласно выделенным ею этапам в любых отношениях, начинавшихся с взаимного влечения. Шумный успех книги под заглавием «Лестница» убедил мать (как сказала бы она сама, «вынудил») написать два продолжения, «Снова вверх по лестнице» и «Ступеньки лестницы: Рабочая тетрадь», причем каждое сочинение продавалось хуже предыдущего.
Сама Элизабет называла все три книги «шарлатанским снадобьем для эмоционально незрелых натур», однако к «Лестнице» относилась с грустной нежностью, потому что писала ее, не сознавая, как мало знает о предмете. Она сказала об этом Рейчел, когда той исполнилось десять лет. В один прекрасный день тем же летом, нагрузившись несколькими коктейлями — был уже вечер, — она объяснила дочери:
— Человек — это то, что он о себе рассказывает, а рассказывает он по большей части неправду. Не надо копать слишком глубоко. Если ты уличишь кого-то во лжи, это унизит вас обоих. Легче жить, принимая вранье.
Затем мать поцеловала дочь в лоб, потрепала по щеке и сказала, что у нее все будет хорошо.
Когда «Лестницу» опубликовали, Рейчел было семь лет. Она помнила шквал телефонных звонков, бесконечные разъезды, сигареты, которые вновь стала курить мать, и эту новую ауру утонченного шика, смешанного с отчаянием. Самой Рейчел, как она помнила, смутно казалось, что ее мать, никогда не знавшая настоящего счастья, на пике успеха стала еще несчастнее. Годы спустя Рейчел стала подозревать, что слава и деньги лишили мать возможности оправдывать свое плохое настроение. Она блестяще анализировала чужие проблемы, но была неспособна поставить диагноз самой себе и всю жизнь пыталась справиться с проблемами, которые рождались, крепли, жили и умирали внутри ее. Рейчел, конечно, не понимала всего этого в свои семь лет — как и в семнадцать. Она видела только, что мать несчастна, и тоже чувствовала себя несчастной.
Мужа Рейчел застрелила на борту катера, в бостонской гавани. Несколько секунд — семь, восемь, десять? — он стоял на палубе, а затем свалился в море за кормой.
Но в эти последние секунды в его глазах мелькнула целая гамма чувств. Отчаяние. Жалость к себе. Ужас. Ощущение беспредельного одиночества, которое скинуло с него лет тридцать, превратив прямо на глазах Рейчел в десятилетнего мальчугана. И разумеется, возмущение. И гнев.
И охватившая его яростная решимость: хотя из моего сердца льется кровь, стекающая с подставленной руки, все обойдется, со мной не случится ничего страшного. Он ведь сильный человек, который сам создал все, что имело для него значение, и сможет преодолеть и это.
А затем обескураживающее понимание: нет, не сможет.
Он посмотрел прямо на нее, и в глазах его было самое невероятное чувство, вытеснившее все остальные.
Любовь.
Нет, это невозможно.
И все же…
Никакого сомнения. Необузданная, беспомощная, чистая любовь. Расцветая, она брызжет вместе с его кровью.
Он проговорил одними губами, как часто делал с другого конца набитого людьми помещения: «Я. Тебя. Люблю».
А затем он упал в воду и исчез в темной глубине. За два дня до этого в ответ на вопрос, любит ли она своего мужа, она сказала бы: «Да».
В книге ее матери о таких случаях говорилось в главе тринадцать, «Разрыв». А может, правильнее было бы обратиться к следующей главе, «Конец истории»?
Рейчел не была уверена. Иногда она путала эти две главы.
I
Рейчел в зеркале
1979–2010
1
Семьдесят три Джеймса
Рейчел родилась в западном Массачусетсе, в Долине Пионеров, известной также как «район пяти колледжей». В Амхерстском и Гемпширском колледжах, Маунт-Холиоке, колледже Смита и Массачусетском университете в общей сложности насчитывалось две тысячи преподавателей и двадцать пять тысяч студентов. Рейчел выросла в мире кофеен, гостиниц, предоставляющих «завтрак и постель», толп обывателей и обшитых вагонкой домов с верандами по всему периметру и чердаками, пахнущими мускусом. Осенью листья, падавшие в изобилии, заполняли улицы, засыпали тротуары, забивали щели в изгородях. Зимой из-за снега в долине порой наставала такая тишина, что она сама становилась звуком. В июле и августе по улицам разъезжал почтальон на велосипеде со звонком на руле и прибывали туристы, чтобы посмотреть спектакли летнего театра и порыться в антиквариате.
Ее отца звали Джеймсом. Больше Рейчел не знала о нем почти ничего. Она помнила темные вьющиеся волосы и неожиданно вспыхивавшую неуверенную улыбку. По крайней мере дважды он водил ее на детскую площадку, занимавшую часть темно-зеленого косогора: туда часто спускались низкие облака, и отцу приходилось вытирать качели от росы, прежде чем посадить на них Рейчел. Во время одной из таких прогулок он ужасно ее насмешил, но чем именно, она не помнила.
Джеймс преподавал в одном из колледжей, но Рейчел не знала в каком и не имела понятия, был ли он адъюнктом, ассистентом или младшим специалистом на временной ставке. Может быть, он вообще преподавал не в местном колледже, а в Беркширском, или Спрингфилдском техническом, или Гринфилдском общественном, или Государственном университете Вестфилда, и так далее: неподалеку располагалось около десяти колледжей.
Когда Джеймс ушел от них, мать преподавала в Маунт-Холиоке. Рейчел не исполнилось еще и трех лет, и впоследствии она никогда не была уверена, видела ли она, как отец покидает дом, или же создала эту картину в своем воображении, чтобы залечить рану от его ухода. Сквозь стену домика, который они снимали в том году на Вестбрук-роуд, до нее донесся голос матери: «Ты меня слышишь? Если ты сейчас выйдешь из дома, я сотру тебя из памяти!» После этого послышался грохот тяжелого чемодана, спускаемого по задней лестнице, и щелчок закрываемого багажника. Скрежет и пыхтение остывшего двигателя, который вновь заводят, шорох зимних листьев и замерзшей грязи под колесами и… тишина.
Возможно, мать не верила, что он навсегда оставил их. Возможно, она убедила себя, что он вернется. Когда стало ясно, что этого не произойдет, ее разочарование перешло в постоянно растущую ненависть.
— Он бросил нас, — сказала ей мать, когда Рейчел, почти уже пятилетняя, начала приставать к матери с вопросами о том, где сейчас отец. — Он не хочет иметь с нами дела. И это к лучшему, радость моя, ведь нам и без него ясно, чего мы стоим. — Встав на колени перед Рейчел, она заправила ей за ухо выбившийся локон. — И давай больше не будем говорить о нем, ладно?
Но Рейчел, разумеется, продолжала говорить и расспрашивать. Поначалу мать сердилась, в ее взгляде вспыхивала паника, ноздри раздувались. Но потом паника сменилась странной, едва заметной полуулыбкой, — скорее, даже слабым подергиванием уголка рта, горьким, самодовольным и победным одновременно.
И лишь годы спустя Рейчел поняла, что эта полуулыбка отражала решение матери (осознанное или нет — так и осталось неизвестным) сделать личность своего мужа полем битвы на войне, растянувшейся на все юные годы Рейчел.
Мать пообещала сообщить фамилию Джеймса, когда дочери исполнится шестнадцать — если к тому времени она станет достаточно взрослой, чтобы правильно отнестись к этому. Но именно тем летом, накануне шестнадцатилетия Рейчел, полиция задержала ее в угнанном автомобиле вместе с Джародом Маршаллом, между тем как она обещала матери никогда не встречаться с ним. Беседу отложили до окончания школы, но в тот последний год разразился скандал из-за употребления экстази во время школьного бала, и Рейчел еле дотянула до выпуска. Если она поступит в колледж, сказала мать, сначала в общественный, чтобы повысить выпускные оценки, а потом в «настоящий», можно будет вернуться к этому разговору.
Они постоянно препирались из-за этого. Рейчел кричала и швырялась чем попало, улыбка матери становилась все тоньше и холоднее.
«Зачем? Зачем тебе это знать? Зачем встречаться с человеком, который не сыграл никакой роли в твоей жизни и не помогал деньгами? Может, надо разобраться в себе и понять, в чем причина твоего расстройства, прежде чем отправляться на поиски субъекта, который ничему тебя не научит и не даст тебе покоя?»
— Я хочу знать это, потому что он мой отец! — кричала Рейчел.
