— Двадцать девять. — Она ставит еду на стол и встает позади Кенни. — А вам?

Мэри Пэт внутренне усмехается, но виду не подает.

Повисает молчание, чем дальше, тем более неловкое. Нарушить его, однако, никто не решается.

Первой находится Мэри Пэт.

— Дай мне знать, если Джулз объявится, хорошо? — говорит она Кенни.

Тот, скривившись, указывает на негритянку, которая вышла вперед и встала рядом с ним.

— Мэри Пэт, это…

— Да мне насрать, как ее зовут.

Девочка-женщина широко раскрывает глаза и испуганно охает.

Мэри Пэт чувствует, как ее переполняет гнев, а к лицу приливает кровь. Перед глазами стоит невыносимое зрелище: эта парочка, держась за ручки, переходит через Бродвейский мост. Маленькая черная ладошка в большой белой лапе… Фу, аж тошнит. Как на них посмотрят! Кенни Феннесси, обыкновенный парень с Ди-стрит, возвращается в Южку предателем, хреновым любителем шимпанзе.

И неважно, чем закончится прогулка Кен-Фена с его африкоской (Мэри Пэт сомневалась, что они дойдут живыми даже до Си-стрит, не говоря уже об И-стрит). Важно, что несмываемый позор обрушится и на нее с дочерью, будет преследовать их, пока они носят фамилию Феннесси, а может, и еще много лет после. Да и памяти Ноэла, земля ему пухом, достанется.

Однако именно Кенни и черная девочка-женщина смотрят на нее с презрением. Да что они о себе вообразили?..

— Даже не представляю, как тебя совесть не мучает, — шипя, цедит Мэри Пэт.

— Меня? С какой, собственно, стати она должна меня мучить?

Девушка пытается придержать Кенни за руку, но тот высвобождается и подходит вплотную к Мэри Пэт.

Она перестает понимать, что происходит. Она ведь пришла вовсе не за этим. Мгновение ей хочется просто развернуться и уйти, продолжив поиски Джулз. Однако обида копилась слишком долго, с самого ухода Кенни, и слова вываливаются сами собой:

— Мы были счастливы…

— Мы? Счастливы?

И тут до нее доходит. Правда ведь, не были. Она была. А он почему-то нет.

— Ну да, не все у нас было гладко…

— Нет, Мэри Пэт, все было куда хуже. Мы гнили заживо. С самого раннего детства меня окружали только злоба и гнев. Я видел, как народ топит их в алкоголе, а наутро просыпается, и вся хренотень повторяется по новой. Десятилетиями!.. Всю жизнь я только и делал, что умирал. А теперь хочу пожить. Мне надоело гнить.

Чернокожая красотка смотрит на них с одновременно восхитительным и оскорбительным спокойствием.

Сквозь гнев, пылающий в глазах Кенни (и в ее собственных), Мэри Пэт замечает крошечный, но яркий огонек надежды, который как бы взывает к ней: «Давай начнем все сначала. Вместе».

Какая-то ее часть уже готова сказать: «Да, давай». Какая-то ее часть готова схватить Кен-Фена за лицо, впиться ему в губы и процедить: «Я согласна, твою мать!»

Но изо рта почему-то вырывается:

— Ах, значит, считаешь себя лучше нас?

Кенни издает что-то между тихим вскриком и громким вздохом. Крохотный лучик надежды гаснет, и весь его взгляд теперь мертвый — мертвые глаза, мертвые зрачки, мертвое все внутри.

— Пошла отсюда на хрен, — тихо произносит Кен-Фен. — Если Джулз объявится, отправлю ее домой.

Глава 7

В пять часов вечера вестей от Брайана Ши нет. И в шесть. И в семь тоже.

Мэри Пэт идет пешком «на Поля». На двери табличка: «Не беспокоить. Закрытое мероприятие».

Хочется закричать: «Что за херня? Все ваше заведение — это закрытое предприятие!»

Мэри Пэт начинает колотить в дверь, пока не отбивает правую руку, которая и так болела со вчерашнего дня, когда она устроила трепку дочкиному типа парню.

Никто не открывает.

Тогда она идет к Брайану Ши домой. Тот живет на Телеграф-Хилл в одном из старинных кирпичных городских особнячков, фасадом к парку. На звонок открывает Донна, его жена. Они с Мэри Пэт (и Брайаном тоже) учились в одной средней школе, а затем в одной старшей школе Южки. Какое-то время девушки были не разлей вода, но после выпуска их жизни резко пошли разными курсами. Мэри Пэт осталась в Коммонуэлсе растить двоих детей, а Донна (тогда еще не Ши, а Доэрти) вышла за морпеха и объездила с ним полмира, пока во вьетнамском местечке под названием Биньтхюи мужа не подстрелили свои же. Она вернулась в Южку, одна, без детей, и заселилась к своей маразматичной матери. И вроде бы ждало Донну тоскливое вдовство с таким же старческим маразмом в итоге, но она сошлась с Брайаном Ши, и ее жизнь снова круто перевернулась. Мать умерла, Брайан вырос до правой руки самого Марти Батлера, пара переехала на Телеграф-Хилл, и Брайан купил жене двухцветный «Капри» прямо от дилера. Ни детей, ни животных, ни проблем с деньгами — все равно что взять трайфекту [Трайфекта — вид ставки на спортивные состязания, в которой участник угадывает не только всех трех победителей, но и порядок их следования на подиуме.]. Теперь единственными заботами Донны были отмена записи к маникюрше и непонятные шишки на груди.

Донна глядит на бывшую подругу через порог.

— Чем могу помочь? — спрашивает она таким тоном, как будто перед ней страховой агент.

— Привет, — говорит Мэри Пэт. — Как твои дела?

— Нормально. — Донна выглядит усталой. Она смотрит через плечо Мэри Пэт на улицу. — Что-то случилось?

— Мне нужен Брайан.

— Его нет.

— А где он, не подскажешь?

— Зачем тебе знать, где мой муж?

— Он выполняет одну мою просьбу.

— Какую еще просьбу?

— Разыскивает мою дочь. Она не объявлялась с позапрошлого вечера.

— А он тут при чем?

— Он обещал помочь.

— Обещал — значит, жди.

— Он сказал, что свяжется со мной сегодня до пяти.

— Ну, его до сих пор нет.

— Понятно.

— Ага.

— Вот.

— Ясно.

— Донна…

— Что?

— Я просто ищу дочь.

— Так ищи.

— Пытаюсь, — произносит Мэри Пэт, хотя на самом деле ей хочется крикнуть: «Ну почему ты ведешь себя как сука?»

Не зная, что еще сказать, она разворачивается и спускается с крыльца.

— Мэри Пэт… — тихо окликает ее Донна.

— Чего?

— Прости. Не знаю, что на меня нашло.

И она приглашает Мэри Пэт в дом.

* * *

— Не понимаю почему, — говорит Донна, достав две банки пива и протягивая одну Мэри Пэт, — но я несчастлива… Ну, то есть мне всего хватает, так? Только взгляни на этот дом. Да и Брайан — хороший мужик, опрятный, заботится обо мне. Никогда меня не бил. Не помню даже, чтобы хоть раз голос повышал. Чего бы не жить и радоваться?

Она окидывает рукой столовую. Буфет размером с витрину мясного отдела, люстра на потолке — такая огромная, что тени от нее напоминают плющ, увивающий стены, за столом на паркетном полу спокойно разместятся двенадцать человек. И все же Донна повторяет:

— Почему я несчастлива?

— А я-то почем знаю? — Мэри Пэт с неловким смешком пожимает плечами.

Донна затягивается сигаретой:

— Ну да. Ты права, права, права…

— Уж не знаю, как там насчет «права». Просто мне нечего ответить.

— В постели у нас все хорошо, — говорит Донна. — Я сыта, одета. Брайан удовлетворяет любой мой каприз.

Мэри Пэт смотрит на старинные напольные часы в углу столовой. Восемь двадцать. С обещанного срока прошло уже почти три с половиной часа.

— Донна, я нигде не могу найти Джулз. Брайан обещал помочь с поисками. Поэтому мне нужно его увидеть.

— Точно не за тем, чтобы затащить его к себе в койку?

— Точно.

— Почему?

— Потому что в старших классах мы с ним перепихнулись. Было не очень.

Лицо Донны становится прозрачно-белым, будто вареная картофелина, а глаза увеличиваются до размера бейсбольных мячей.

— Ты спала с Брайаном?!

— Еще в школе.

— С моим Брайаном?!

— Тогда еще не твоим.

— Но мы же все тогда дружили.

— Угу.

Донна тушит сигарету, не сводя глаз с Мэри Пэт.

— Почему ты мне не сказала?

— Потому что ты по нему сохла.

— Не было такого.

— Было-было.

— Я гуляла с Майком Атардо.

— Гуляла, да. А сохла по Брайану.

— Я никому об этом не говорила. Даже тебе.

— Но я знала.

— Знала, что я по нему сохну, и все равно переспала с ним?

— Я была пьяная. Он тоже.

— Ясно…

— Вот так.

— А я где была?

— С Майком Атардо на Касл-Айленде [Касл-Айленд (букв. «Замковый остров») — участок суши в Бостонской бухте. Ранее остров, ныне соединен с материком насыпью. С 1634 г. использовался для фортификационных сооружений. После Второй мировой войны расположенный на нем Форт-Индепенденс (Форт Независимости) стал музейной достопримечательностью.].

Донна взвизгивает.

— Что, в ту самую ночь, когда он сорвал мой бутон?

— Ага.

Донна снова взвизгивает, Мэри Пэт ей вторит. Приятно хоть на мгновение вспомнить, какими они были раньше, прежде чем вернуться к тому, какие они теперь.

Донна беззвучно усмехается, потом говорит:

— Блин, Мэри Пэт, какого хрена? Почему всё так?

— Как — так?

— Вот так. Мы ведь почти чужие люди. А были подругами!

— Ты уехала.

— Это да.

— Жила в Японии.

— Фу…

— В Германии.

— Еще хуже.

— На Гавайях, кажется.

Донна закуривает очередную сигарету.

— А вот это было неплохо.

— Жаль, что твой муж умер.

— Жаль, что твой тоже.

— Он не умер, а ушел к другой.

— Не-не, погоди. — Донна трясет головой. — Я про первого. Э-э-э… Дюки?

— А, тогда да. — Мэри Пэт кивает. — Но это уже давно было.

— Все равно, наверное, тяжко.

— Он меня часто бил.

— О как… А второй?

— Ни разу. Он был рыцарь.

— Ага, но все равно бросил тебя.

— Ну да…

— А почему?

Мэри Пэт так долго собирается с мыслями, что за это время Донна докуривает сигарету, а столовая погружается в сумрак.

— Он меня стыдился.