— Откуда вы? — спрашивает она у старшего детектива, который явно — теперь-то уж без сомнений — родом из местных трущоб.

— Сэвин-Хилл. — Тот кивает в сторону Дорчестера.

— Сэвин-Хилл — на перо насадил, — произносит она.

— А вы, я погляжу, за словом в карман не лезете. — Он окидывает взглядом кирпичное захолустье Коммонуэлса.

Мэри Пэт ухмыляется: в точку, мол.

— В общем, уже два дня Джулз ни с кем не связывалась: ни со мной, ни с отчимом, ни с друзьями — по крайней мере, если им верить. А еще у меня есть материнское чутье.

— И что оно вам подсказывает?

— Что она в беде, — произносит Мэри Пэт, шумно выдыхая дым. — Почему вы ее ищете?

— А вы как думаете? — Койн не сводит с нее внимательного взгляда.

Она смотрит на пустую баскетбольную площадку. Где-то над головой, отчаянно хлопая крыльями, проносится летучая мышь. Мэри Пэт вспоминает версию, озвученную Кен-Феном. Теперь она не кажется столь уж бредовой.

— Это как-то связано с Огги Уильямсоном — парнем, который погиб на станции «Коламбия».

Лицо Койна ничего не выражает.

— И почему вы так считаете?

— Потому что примерно в то же время она со своими придурочными дружками была в том районе. А теперь ею заинтересовались вы. Два плюс два.

Мэри Пэт щелчком отправляет окурок через сетку-рабицу на пустую площадку. Койн закуривает сам и кладет зажигалку на скамейку между ними. На торчащей из тени половине видны буквы «Вьет».

— Где вы служили?

Сперва детектив недоуменно вскидывает бровь, потом замечает, куда направлен взгляд Мэри Пэт.

— Я там везде бывал. Еще до войны. В качестве советника.

— Там уже тогда была задница?

— Еще какая, — говорит он. — Красивее разве что. Мы и вьетконговцы еще не разнесли там всё в клочья. Но даже в шестьдесят втором было ясно, что скоро там будет ад… У вас кто-то воевал?

— Да, — Мэри Пэт кивает. — Сын.

Краем глаза она замечает нетерпение Притчарда — мол, давай ближе к делу, — но Койн молча, одним взглядом ставит напарника на место.

— Он вернулся? — спрашивает он.

— Типа того.

— То есть? — Детектив смотрит на баскетбольную площадку, как будто Ноэл прямо сейчас там ошивается.

— Он умер от передозировки. Так что как бы вернулся, а как бы и нет.

На мгновение старшего детектива будто парализовало. Кровь полностью отливает от его лица: явно лишился кого-то близкого — сына или брата — и тоже из-за бурого порошка. Слегка дрожащими пальцами Койн забирает зажигалку со скамейки и сует в карман. Выдыхает клуб дыма.

— Мои соболезнования, миссис Феннесси.

— Знаете, какой район отправил во Вьетнам больше всего ребят? — спрашивает она.

— Южка? — предполагает Койн.

— Не-а, Чарльзтаун. Но Южка на втором месте. Потом Линн, Дорчестер и Роксбери. Мне двоюродная сестра рассказала; она в призывной комиссии работает. А знаете, кто не отправлял ребят во Вьетнам?

— Догадываюсь… — произносит он с горечью, настолько застарелой, что больше напоминает безразличие.

— Дувр. А еще Уэллсли, Ньютон и Линкольн. Их детишки укрылись в колледжах и магистратурах, а врачи диагностировали им шум в ушах, плоскостопие, пяточные шпоры и прочую херню, которую смогли выдумать… И эти же люди требуют, чтобы я отправила своего ребенка автобусом в Роксбери, а сами не подпускают к себе черных и на пару шагов, если только те не стригут им газоны.

— Спорить не буду, — говорит Койн. — А как Джулз относится к басингу?

Мэри Пэт молчит так долго, что детектив успевает докурить, после чего обеспокоенно заглядывает ей в глаза.

— Миссис Феннесси?..

Теперь ясно, к чему они клонят.

— Чернокожий парень прыгает под поезд, и вы думаете, что белые подростки решили таким образом выместить злость за басинг?

— Я этого не говорил.

— Да тут и без слов понятно.

— Вообще-то, тот парень ни фига не бросался под поезд, — встревает Притчард.

Койн, стиснув зубы, недобро зыркает на напарника.

— И как же он погиб? — спрашивает Мэри Пэт.

— Ждем окончательного заключения, — отвечает Койн.

— Почему бы вам не поинтересоваться у дочери? — снова не сдержался Притчард.

— Винс, заткнись, а? — осаживает его Койн. — Сделай одолжение.

Напарник закатывает глаза, будто подросток.

— У нас есть очевидцы, — снова обращается Койн к Мэри Пэт, — видевшие, как около полуночи Огги Уильямсон разговаривал с компанией белых молодых людей на границе парка Коламбия. Потом эти подростки загнали его на станцию, где он и погиб. У нас нет доказательств, что ваша дочь была в той компании, но будет лучше, если она придет к нам раньше, чем мы ее разыщем. Так что, миссис Феннесси, вы нас весьма обяжете, сообщив нам ее местонахождение.

— Да не знаю я, где она, — говорит Мэри Пэт. — Уже с ног сбилась в поисках.

Детектив спокойно смотрит ей в глаза:

— Очень хочу вам верить.

— А мне похер, верите вы мне или нет. Я просто хочу найти свою дочь. Желаете присоединиться — пожалуйста, валяйте.

Койн кивает:

— Знаете, где она могла бы скрываться?

Если Джулз решила спрятаться, то наверняка обратится к своему тайному любовнику. А где Фрэнк Туми, там, естественно, и Марти Батлер. И брякнуть копам хоть слово, которое выведет их на Марти, — это все равно что сунуть голову в духовку, включить газ и чиркнуть зажигалкой.

— Не знаю.

Мэри Пэт отчаянно пытается скрыть облегчение во взгляде и в голосе. Наконец, хоть что-то начало проясняться. Если Джулз по дурости вляпалась в историю с тем черным парнем, значит, вполне могла залечь где-то неподалеку — в пределах десяти кварталов от того места, где сейчас сидит Мэри Пэт. Что ж, тогда одной головной болью меньше. А уж остальное она в состоянии разрулить.

Койн вручает ей карточку: «Детектив-сержант Майкл Койн, Отдел убийств, Департамент полиции г. Бостона».

Отдел убийств, он же «убойный». Таких по мелким бытовым неприятностям не гоняют. Это тебе не ворованная говядина или подделанный чек, а что-то посерьезнее, по типу рака яичников.

— Если ваша дочь объявится, позвоните по этому номеру и назовите добавочный. — Койн тычет пальцем в карточку. — Или попросите, чтобы перевели на меня.

— На детектива Майкла Койна?

— На Бобби, — говорит он. — Все зовут меня Бобби.

— Почему?

Койн пожимает плечами.

— А полное имя ваше как?

— Майкл Дэвид Койн.

— И вас все равно называют Бобби?

— Так повелось. — Он снова пожимает плечами. — Поди разбери, почему так.

— Ладно, Бобби.

Мэри Пэт убирает карточку в карман. Койн поднимается и разглаживает брюки. Притчард захлопывает блокнот.

— Если увидите дочь, миссис Феннесси, — говорит старший детектив, — пожалуйста, поступите благоразумно.

— Это как?

— Скажите ей, чтобы первым делом позвонила нам.

Мэри Пэт молча кивает.

— Это значит «да, хорошо»?

— Нет, это значит, что я просто кивнула.

— В смысле «ладно, я подумаю»?

— В смысле «вы сказали, я услышала».

Она подхватывает сигареты, возвращается к своему подъезду и заходит внутрь.

Глава 9

Мэри Пэт засыпает на раскладном кресле, а через час ее будит громкий стук в дверь. Окрыленная надеждой, она бежит открывать, даже не выглянув в глазок. С ее губ почти срывается крик: «Джулз! Джулз, это ты? Ты вернулась!»

Но за дверью не Джулз. Там вообще никого нет. Мэри Пэт выглядывает в коридор. Пусто. Она окидывает глазами квартиру. Там тоже пусто, так пусто, как не бывало даже после ухода Кен-Фена, исчезновения Дюки или смерти Ноэла. Лишь остатки того, чего уже не вернуть. Будто на кладбище.

Когда-то, когда она училась в седьмом классе, сестра Лоретта говорила, что ад, скорее всего, — это не огненная бездна с рогатыми чертями, как представляли в Средневековье, а пустота. Вечное отсутствие любви. Какой? Божьей. Всякой.

Любви вообще.

Боль от вил или внутри кипящего котла не сравнима с болью, которую причиняет эта пустота.

«Вечное изгнание, — говорила сестра Лоретта. — Сердце, обреченное на одиночество».

Мэри Пэт хватает сигареты с зажигалкой и выходит на улицу.

* * *

На дверях «Полей» все та же табличка: «Не беспокоить. Закрытое мероприятие». Свет в единственном высоком окне приглушен. На этот раз Мэри Пэт не прекращает стучать, только левой рукой, потому что правая до сих пор ноет после столкновения с дубовой башкой Рама. Мэри Пэт долбит в дверь целую минуту, и наконец кто-то отодвигает засовы с внутренней стороны. Все три, один за другим. Дальше — тишина. Последнее предупреждение: еще не поздно развернуться и уйти, а если войдешь, то пеняй на себя.

Страх, признаться, немалый. Он вдруг ощущается почти физически. Как живой человек — вот он, стоит рядом на тротуаре. Мэри Пэт слышала, что некоторые из тех, кто переступал через порог «Полей», больше оттуда не возвращались. Это не просто порог здания — это граница между мирами.

Конец ознакомительного фрагмента