Я все еще незнакомец? После всего, что было?

Ее ответ:

Тогда так: привет, высокий смуглый красавец.

Это вызывает у меня улыбку. Конечно, я не так уж высок и не то чтобы смугл, а уж «красавец» и вовсе форменное преувеличение, но мне все равно приятно. Я даже решаю не обращать внимания на то, что она пропустила кавычки. Телефон вибрирует снова.

И ты не незнакомец, ты — загадка.

Как она мило выражается… И все же она права: для нее я — незнакомец. Телефон вибрирует еще раз:

Мне нравится твоя тьма. Я хочу быть твоим светом.

Я перевожу дыхание. Хоть что-то в моей жизни идет так, как надо.

21

Вторник, 30 августа 2022 года

Все это похоже на веселую, слегка безумную поездку на автомобиле, которая закончится в пропасти. Так вот, значит, как выглядит наркомания изнутри, когда самым важным в жизни становятся ощущения, которые дает тебе укол, порошок или таблетка, хотя ты и знаешь, что кончится все наверняка плохо? Но ты все равно продолжаешь, потому что…

Нет, достаточно просто сказать «ты все равно продолжаешь» — не только продолжаешь, но и не хочешь ничего, кроме этого, саморазрушение становится для тебя смыслом жизни. Значит ли это тогда, что именно оно, саморазрушение, и было для тебя главным с самого начала, но тебе не хватило смелости признать это, и тогда ты завернул его в яркую обертку мимолетного удовольствия, вроде кайфа, который наркоман испытывает от таблетки?

Однако если саморазрушение — это главное, то почему бы не сэкономить себе и другим время; не взять нож или пистолет и не покончить со всем сразу? Но нет, простые решения не для тебя, верно? Тебе нужен не просто конец, тебе нужны страдание, боль, медленный упадок, приближение катастрофы; тебе нужно, чтобы твое тело начало отказываться служить тебе, чтобы твой счет в банке катастрофически опустошался или чтобы ты предал тех, кого любишь, и тогда ты с наслаждением будешь наблюдать за своей постепенной деградацией. Ты жаждешь наказать самого себя.

Значит, вот чем я занимаюсь с тобой, Лорен? Неужели ты — мой наркотик? Наказываю ли я себя тем, что погружаюсь в тебя снова и снова, зная, что ты все равно бросишь меня, и тогда я полечу прямиком в пропасть?

Иногда такое чувство охватывает меня ночью, когда я лежу без сна, думая о том, что мы с тобой творим и куда мчимся, и не могу избавиться от мысли, что это все неправда. Это не может происходить на самом деле. И тогда я сомневаюсь в твоей любви. В твоей преданности. Убеждаю себя, что однажды ты проснешься и задашь себе вопрос — а что я нашла в этом парне? И тебе не понравится ответ…

Если это случится, то я не знаю, что сделаю. Вся моя жизнь со всем, что в ней есть, не значит для меня и половины того, что значишь ты.

День после Хэллоуина

22. Джейн

— О’кей, послушаем, — говорит шеф Рей Карлайл, входя в конференц-зал, где обосновалась следственная бригада. Он всего полтора часа как вернулся в город и сразу примчался в дом Бетанкуров, где его полностью ввели в курс дела.

Сержант Джейн Бёрк поднимает голову и подслеповато моргает. Вообще-то зрение у нее всегда было отличное, и только теперь, в тридцать семь, она стала задумываться о том, не завести ли очки для чтения. А в последние сорок восемь минут, пока она корпела над распечатками переписки по розовому телефону, даже пожалела, что до сих пор этого не сделала.

За стенами конференц-зала суета. Все трудятся не покладая рук. Все двенадцать патрульных полицейских здесь, помогают экспертам из группы тяжких преступлений; еще от четырех до шести сержантов постоянно на связи; шеф полиции и его помощник полностью заняты только этим делом. Так что самой Джейн предстоит теперь в основном координировать их работу.

— Лорен переписывалась по этому телефону только с одним абонентом, — говорит она. — Не звонила, а именно переписывалась. Перед самым Хэллоуином была пара пропущенных звонков, но остальное — сплошь эсэмэски.

— То есть у телефона было специфическое предназначение.

— Очень, — отвечает сержант Энди Тейт. — Как мы и думали. У этих двоих был роман, это точно.

— Как я понимаю, именами они не пользовались.

— Было бы слишком просто. — Джейн подталкивает к начальнику стопку печатных листков. — Они были очень осторожны. Буквально во всем. Писали друг другу дважды в день, в десять утра и в восемь вечера. Иногда вечерние или утренние сеансы связи оказывались пропущенными, но если они писали, то только в это время.

Шеф Карлайл кивает.

— Значит, так им было удобно… Например, в это время рядом нет мужа. По крайней мере, у Лорен. Но кто знает, вдруг ее избранник тоже женат?

— С первого просмотра не понять, — говорит Энди. — Но мы прочитаем еще раз, внимательно. Какую-нибудь зацепку да найдем. Не может же быть, чтобы совсем ничего не было.

— Давайте начнем сразу с главного, — предлагает Джейн. — Последнее сообщение, самое подозрительное из всех. Оно на последней странице, единственное.

Шеф Карлайл берет со стола распечатки и находит последнюю страницу, но Джейн уже читает сама, вслух:

Прости меня, Лорен. Прости за то, что я сделал, за то, что ты не любила меня. Но я нисколько не жалею, что любил тебя так, как никто другой. Надеюсь, там ты примешь меня и позволишь любить тебя так, как не хотела быть любимой здесь.

— Ха. «Прости за то, что я сделал». Вот уж и признание в кармане. «Там ты примешь меня». «Позволишь любить тебя так, как не хотела быть любимой в этом мире». Получается, наш преступник решил сделать нам одолжение и досрочно отправиться на тот свет? — Шеф смотрит на Джейн. — Может, он нам еще и координаты оставил, где именно собирается осуществить свое самоотверженное деяние?

— Мы уже разослали по округу запрос обо всех подозрительных смертях за прошлую ночь, — говорит Джейн. — Скоро все узнаем.

Шеф кивает:

— Есть какие-нибудь соображения, как он до этого докатился?

— Вчерашний вечер, — отвечает Джейн. — Хэллоуин. Две странички назад.

Шеф Карлайл снова листает, и Джейн читает вместе с ним сообщения, принятые и отправленные 31 октября, после того как ряженые закончили ходить по домам и просить сладости.

Шеф даже присвистнул.

— Черт меня побери, если это не весь наш случай вкратце. Он ей надоел, и она дала ему отставку. Но он не смиряется, стоит у нее под окнами, рыщет вокруг дома. Он шлет ей эсэмэски, она врет, что ее нет дома, но он ловит ее на вранье, потому что видит ее в окно. Он устраивает сцену, начинает ломиться в дверь. Тогда она впускает его, а он ее убивает.

— Ага, предварительно напялив костюм Мрачного Жнеца, — поддакивает Энди. — Причем дело происходит черной-черной ночью.

— Да пусть теперь что хочет напяливает, — отвечает шеф. — Далеко не уйдет.

До Хэллоуина

Сентябрь

23. Вики

После Дня труда [День труда — национальный праздник в США, отмечаемый в первый понедельник сентября.] я снова иду в офис Кристиана Ньюсома. Встреча назначена на четыре. Закончив читать его предложение, я смотрю на него. Он все так же небрежно-красив, в дорогом темном пиджаке, не в том же, что в прошлый раз, зато ворот рубашки распахнут по-прежнему, и выражение лица прежнее — хищное, как будто нацелился на добычу.

— Вода? — говорю я.

— Это следующий бум, — отвечает Кристиан. — Вода превращается в ценный и редкий ресурс. И это будет продолжаться, пока население планеты будет расти. Уже сейчас оно составляет семь или восемь миллиардов, а объем воды, пригодной для людских нужд, составляет всего одну десятую от всего мирового запаса.

— Вау.

— Вот именно, — говорит он и показывает на меня карандашом. — И как нам извлечь из этого выгоду? Можно вложиться в богатые водой регионы и возить воду оттуда, но это дорого. Слишком высок порог первого вложения.

— Какой порог?

— Перевозить воду трудно. Нужны специальные трубопроводы, а это порождает проблемы. Трубопроводы дороги, политически непопулярны, они обостряют проблемы права собственности. Нарушают экосистемы. А главное — мы изымаем воду из ее естественной среды, а значит, для всех организмов, которые живут в водоемах, для растительности по его берегам и вокруг них это может стать катастрофой.

— И что же делать?

— Надо вкладываться не в воду, а в еду. И это уже будет менее спорный и не столь противоречивый способ перераспределения водных ресурсов. Воду не надо будет транспортировать. Достаточно просто выращивать еду в тех регионах, где воды много, и перевозить ее туда, где воды мало. Ты когда-нибудь задумывалась, сколько нужно воды, чтобы вырастить даже небольшое количество пищи? Две тысячи галлонов воды уходит на производство всего одного фунта говядины. А ведь продавать еду выгодно, так? Значит, это гарантирует стабильный прирост. Пищевая промышленность ведь не остановится.

— То есть ты скупаешь земли.

— Точно. Я уже принес моим инвесторам больше трехсот процентов КОИ [КОИ — коэффициент окупаемости инвестиций.]. А следующие пять лет станут еще лучше. Ты даешь мне двадцать один миллион долларов сегодня, а я возвращаю тебе сто пять миллионов через пять лет. Обещаю, Вики, это будет лучшее ралли в твоей жизни.

У меня перехватывает дыхание. Еще бы не лучшее. Помню, когда мне было шесть, я обвязывала шнурком левый башмак, потому что подошва совсем отстала, а на новую обувь родителям не хватало денег. Так я и проходила целый год, приволакивая левую ногу, чтобы не потерять подошву. В восемнадцать, оставшись одна, я раз в неделю сдавала кровь за деньги, а в двадцать регулярно давала хозяину квартиры вместо арендной платы.