Дэвид Карлайл

Острова среди ветров

ПРОЛОГ

18 АПРЕЛЯ 2078 ГОДА. ИСЛАНДИЯ, БАЗА ПРОЕКТА.

64°23' С. Ш., 21°13' 3. Д., 150 М НАД УРОВНЕМ МОРЯ.

Доктор наук Лили Карлайл шла по коридору обнаженной, с потолка на нее моросило дождем дезинфицирующее облако.

Пол в коридоре был покрыт тонким слоем ледяной зеленоватой жидкости, которая едва касалась ступней окоченевших ног. С другой стороны прозрачного стекла женщине подмигнул солдат из охраны.

Лили моргнула ему в ответ: отсутствие одежды ее нисколько не смущало. В конце концов, она работала в Проекте уже семь лет. Сначала на Аляске, теперь здесь, в Исландии. И потом Лили знала, что она красива. Ей еще не было и тридцати, стройная, хорошо сложенная, с длинными каштановыми волосами, которые падали на округлые плечи, завивали, от дезинфицирующего средства мелкими локонами.

В конце коридора она положила руку на металлическую пластину, опознавшую ее по отпечаткам пальцев, и дверь с шипением открылась. С другой стороны узкой кабинки была еще одна прозрачная стена и еще один солдат-охранник за толстым стеклом. Лили накрыли лившиеся с потолка потоки теплого воздуха.

Солдат на контрольном пункте взял в руки микрофон:

— Мы почти закончили. Сейчас я отправлю вас на верхний этаж для идентификации, потом еще одна небольшая дезинфекция, и можно будет выходить.

— Ничего страшного, спасибо. Я привыкла.

— Я понял это по записям в журнале. Прошла всего неделя, с тех пор как вы выходили в последний раз. Сколько времени нужно на всю эту процедуру? Час?

— Два с половиной часа, чтобы выйти, и столько же, чтобы войти.

Солдат тихо присвистнул.

— И зачем вам это? У вас ведь внизу все есть, даже бассейн и тренажерный зал!

— Не хватает только солнца, — сказала Лили. — Мне захотелось немного подышать.

В светлых глазах солдата читалось полное недоумение. «Ну и ладно», — подумала Карлайл и улыбнулась.

— Там наверху прохладно, — предупредил солдат. — Восемнадцать градусов.

Для Исландии это почти летняя температура.

Лили была биологом; она специализировалась на экологии и изучала все природные явления на планете, в том числе температурные. Она знала, что температура продолжала повышаться. Виной тому мог быть парниковый эффект, или загрязнение, или… что-нибудь похуже.

Нет, ей не следует даже думать об этом. Все это — ее страхи и ничего больше.

Солдат кивнул ей, и кабинка скользнула вверх, перенося ее на этаж выше.

…Вдалеке слева от нее шумел водопад Глимур. Высокий, поросший травой обрыв скрывал его от глаз, но Лили могла слышать глухой рокот воды, которая падала с почти двухсотметровой высоты.

Смотровую площадку заливало солнце. Сквозь тончайшую подошву одноразовой обуви Лили ощущала медленно разогревавшийся асфальт.

Неподалеку от нее на пустырь опустилась птица, и девушка принялась внимательно рассматривать ее: голубь семенил по асфальту в поисках крошек.

— Чертовы птицы, — раздался голос за ее спиной.

К Лили подошел профессор Кимор и, обхватив ее за плечи, вытянул ногу, чтобы прогнать птицу, но та лишь отпрыгнула в сторону.

— Это Columba palumbus, — пояснила Лили. — Откуда здесь голуби? Они редко залетают сюда, да и то только в самый разгар лета. Эти птицы любят тепло и большие города. Но мы-то с вами не на площади Сан-Марко в Венеции.

— И очень хорошо, — буркнул Кимор.

Профессору было пятьдесят, но выглядел он моложе; мускулистое тело, седые коротко остриженные волосы и даже загар: Кимор все послеобеденное время проводил в подземном солярии Проекта, хотя мог бы найти себе и более полезное занятие.

— Профессор…

— Зови меня Эндрю.

— …Эндрю, меня это начинает беспокоить. Солнце, тепло, голуби. По-моему, все признаки налицо. Что-то идет не так, как положено.

Кимор разразился густым, всегда раздражавшим Лили смехом.

— Все вы, экологини, одинаковые! — сказал он наконец. — Переживаете из-за изменений климата, ледников и прочей ерунды, вместо того чтобы наслаждаться хорошей погодой. Смотри, даже снег растаял. Обидно, что нам приходится сидеть, зарывшись в этой дыре под землей.

Он вытянул руки и снова взял ее за плечи, а Лили с трудом сдержалась, чтобы не возразить, что она эколог и ученый, а не «экологиня». Кимор — скользкий тип, но он — зам Ньюмана. А значит, может помочь ей.

— Я подготовила короткое сообщение для завтрашнего собрания, — сказала она спокойным голосом. — Мне бы хотелось представить научному комитету результаты последнего моделирования на АЛЬФА-12. Могу я рассчитывать на вашу… то есть на твою поддержку, Эндрю?

— Конечно, девочка моя, — широко улыбнулся Кимор. — Что ты смоделировала на этот раз? Вымирание панд? — Профессор, казалось, не замечал ледяного взгляда коллеги и продолжал: — В любом случае я — за тебя. Более того, я предлагаю поужинать сегодня вместе. Только я и ты. В моей комнате. Для тебя это будет прекрасная возможность показать мне доклад. И кто знает, может, мы проведем приятный вечер.

Он подмигнул, и Лили резко отвернулась.

«А этот все об ужине. Какой там доклад! Но всему есть предел».

Голубь лениво вспорхнул в небо и полетел к водопаду.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВИСЯЩИЕ В ПУСТОТЕ

ОДИН

18 МЕССИДОРА [Мессидор — десятый месяц (1/20 июня — 18/19 июля) французского республиканского календаря (1793–1805).] 2251 ГОДА. ЧЕРНЫЙ ЛЕС.

47°57' С.Ш., 8°29' З.Д., 706 М НАД НУЛЕВЫМ УРОВНЕМ.

Деревья были больны. Их стволы расползались тонкими кривыми сучьями, которые тянулись вверх, не давая расти редким молодым веткам без листьев. Лоренцо смотрел на них и думал, что они скорее похожи не на деревья, а на большие, слишком разросшиеся колючки. Он отковырял пальцем и понюхал кусочек коры, покрытой сухим мхом:

— Они мертвы. Это уже дрова, а не деревья.

Его отец Жозе, шедший по склону холма чуть впереди, сделал вид, что не слышит: он давно научился не замечать того, что могло бы умерить его энтузиазм. Тем более что сейчас все его внимание было сосредоточено на палочках, которые он держал прямо перед собой. Когда-то такими гладкими прутьями светлого дерева пользовались лозоходцы; внутри у них был волос единорога, и Жозе говорил, что именно он придавал им способность обнаруживать воду. Лоренцо все это мало интересовало: главное, чтобы прутья делали свое дело.

Они шли быстрым шагом уже шесть часов, и Лоренцо просто валился с ног от усталости. Юноша, унаследовавший от матери высокий рост, стройную фигуру и черные, как ночь, глаза и волосы, несмотря на свои восемнадцать лет, совершенно выбился из сил, в то время как низкий и коренастый Жозе, которому давно минуло пятьдесят, все так же бодро шагал вперед с конденсатором для воды на плечах.

— Вперед! — подбодрил он сына, аккуратно складывая палочки в чехол, подвешенный к ремню. — Пройдем эту небольшую низину, и можно будет устроить привал на ночь.

Лоренцо выслушал новость с усталой улыбкой. Они жили в этом безумном ритме уже много недель. Прериаль [Прериаль — девятый месяц (20/21 мая — 18/19 июня) французского республиканского календаря (1793–1805).] прошел, и в запасе у них оставалось чуть больше месяца до 25 термидора [Термидор — одиннадцатый месяц (19/20 июля — 17/18 августа) французского республиканского календаря (1793–1805).], когда им надо будет вернуть Урзаку тысячу литров воды, которую они задолжали. Сейчас они набрали чуть больше двухсот, и каждый день выпивали около трех литров на двоих, чтобы не умереть от жажды. В общем, дела их были плохи.

Жозе наконец решил, что пора остановиться, выбрал поляну среди колючих деревьев и опустил на землю металлический куб конденсатора. Потом несколько раз расправил плечи и широко улыбнулся сыну:

— Давай ставить палатку на ночь.

Лоренцо сбросил рюкзак с обмундированием и подставил под кран конденсатора фляжку, которую носил на шее. Огромный военный агрегат пошатнулся, издав глухое рычание, и пролил во фляжку несколько капель воды. Лоренцо с жадностью выпил драгоценную жидкость. Истинное наслаждение после изнурительного дневного марша.

— Хочешь глоток? — спросил он у отца, но тот улыбнулся, покачав головой, будто не хотел пить. Лгал, конечно.

Лоренцо не стал его уговаривать. Если они не добудут тысячу литров, Урзак заберет в счет долга их аэрокорабль. А без него два охотника за водой все равно, что ходячие трупы.

Жозе вырыл в песчаной почве яму глубиной с полметра и положил на дно несколько кусочков коры, сухие иголки и свою фляжку. Затем он накрыл яму резиновым тентом, плотно натянув и прижав его к земле двумя камнями. Завтра от солнечного тепла из почвы выделится влага, соберется во флягу и наполнит ее превосходной питьевой водой.

— Когда мы вернемся сюда, немного воды нам обеспечено! — сказал Жозе довольным голосом. — Мой солнечный дистиллятор — просто чудо!

Лоренцо фыркнул: жалкие пол-литра, которые накопятся в дистилляторе, не решат их проблемы.

С наступлением темноты в лесу стало холодно, и юноша устроился на ночь в спальном мешке, еще долго ощущая во рту сладковатый привкус приправленного минеральными солями супа, который они приготовили на ужин.

Жозе взял старую карту и присел на корточки рядом с сыном, чтобы тот тоже мог видеть маршрут при свете огня. Веселость отца была неестественной, но Лоренцо знал, что это единственный способ не поддаваться отчаянию, и восхищался его силой духа.

— Значит, мы вот здесь, — сказал Жозе, показывая точку на листе пожелтевшей бумаги. — Завтра, если все будет хорошо, доберемся сюда. К истоку.

— Истоку этого… как его? Диная? И ты думаешь, мы найдем там воду? Это место суше пустыни.

— Динай был одной из самых крупных рек старой эры. Согласно легенде, его длина составляла не меньше трех тысяч километров…

— И, по-твоему, он начинается прямо здесь? А что значат эти две маленькие надписи на карте — «Брига» и «Брего»?

— Понятия не имею, — в задумчивости почесал нос Жозе. — Может, древние так называли исток реки. Но главное, я думаю, нас там ждет целое море воды. Свежей, питьевой и, может быть, у самой поверхности. Наполним конденсатор и вернем долг Урзаку. Мы даже сможем купить себе новый аэрокорабль и развернемся по-настоящему… Вот увидишь!

Лоренцо не в первый раз слышал эту историю. Он прикрыл глаза и стал тихо внимать голосу отца, который расписывал ожидавшее их прекрасное будущее. Немного везения — и их судьба изменится навсегда. И дальше все пойдет хорошо…

…Когда он открыл глаза, был уже восьмой час. Отец дал ему поспать подольше, чтобы восстановить силы, а сам приготовил еще немного супа. Говоря по правде, совсем немного.

Они собрали поклажу и снова тронулись в путь. На этот раз был черед Лоренцо нести на плечах конденсатор, а отец прокладывал дорогу, двигаясь вперед почти бегом и глядя одним глазом на компас, другим — на карту.

Спустя полчаса Лоренцо перестал думать и смотреть по сторонам, он полностью сосредоточился на мерном звуке шагов, которые отбивали по земле его ботинки. При каждом движении тяжкая ноша врезалась в плечи: конденсатор с двумястами литрами воды внутри весил почти пятьдесят килограммов.

Когда солнце поднялось в небе на самый верх, Жозе и Лоренцо обменялись ношей. Отец быстро обследовал местность прутьями лозоходцев и покачал головой. Потом снова перешел на бег.

Вокруг были мертвые деревья: их искореженные стволы напоминали пальцы, протянутые к небу.

— Смотри, — сказал Жозе, показывая на ветку невдалеке. — Она еще не совсем засохла. Дерево, видно, погибло недавно.

— Думаешь, это хороший знак?

Жозе громко рассмеялся: он мог поспорить на что угодно. Брига и Брего были волшебные слова, означавшие исток Диная и их удачу.

Когда они начали взбираться по невысокому холму, Жозе еще раз сверился с картой и компасом: они почти добрались до цели. За вершиной им должно было открыться великолепное зрелище: вода, залившая все вокруг, насколько хватало глаз. Водохранилище, никак не меньше… А может быть, даже вечный неиссякаемый источник!

Здесь легкий приятный бриз обдувал деревья и уносил с собой усталость. Лоренцо и Жозе буквально пролетали последние метры, вершина становилась все ближе, ветер дул все сильнее. Юноша вдыхал воздух в жадных поисках признаков воды и думал, что еще немного — и он увидит ее собственными глазами: на этот раз им и в самом деле все удалось.

Еще один последний камень, последний куст, и вот наконец они переходят на другую сторону холма, а там…

…пустота.

За деревьями землю рассекал провал, и за ним не было ничего, только небо, ветер и облако, едва касавшееся подножия огромной глыбы земли, на котором стояли Лоренцо с отцом. Глыбы, которая парила в пустоте безо всякой опоры.

Выше, на расстоянии пары километров, висел в воздухе еще один обломок, еще один остров, также усеянный камнями и деревьями, корни которых пробуравили дно и раскачивались в пустоте в поисках давно исчезнувшей почвы.

Еще выше — еще один остров, на этот раз настолько маленький, что на нем с трудом мог бы уместиться даже один человек.

Лоренцо стиснул зубы, чтобы сдержать проклятие, подошел к краю обрыва и посмотрел вниз. Под ними не было ничего, абсолютно ничего, кроме небесной голубизны.

За время продолжительных пеших переходов, которые они совершали в последние дни, им почти удалось забыть об этом, и все казалось таким, каким, наверное, было когда-то в старую эру, когда по земле можно было ходить целыми днями и неделями. Но эти времена навсегда ушли в прошлое.

Лоренцо и его отец жили в Скайленде.

ДВА

2 ПРЕРИАЛЯ 2251 ГОДА. НОВЫЙ ОКСФОРД-16, ИНСТИТУТ.

51°45' С.Ш., 1°15' З.Д., 58 М НАД НУЛЕВЫМ УРОВНЕМ.

Сорок два одноклассника в белой униформе, застегнутой под самое горло, смотрели на Валери со скучающим и рассеянным видом. Кожа идеально выбритых черепов блестела в неоновом свете. Учительница тоже была в униформе, только черного цвета, отличавшего преподавательский состав от учащихся.

Она широко улыбнулась Валери.

— Именно поэтому, — закончила девушка, нервничая, — наблюдение Везу-13, единственного известного нам действующего вулкана, может дать интересные сведения для изучения морфологии Скайленда во всей ее полноте.

Учительница кивнула в восхищении, а Валери поспешила добавить:

— Это все.

В классе раздалось нечто похожее на аплодисменты. Энтузиазма в них было ровно столько, сколько было необходимо, чтобы избежать наказания за «отсутствие корпоративного духа», и Валери вернулась на свое место, вздохнув с облегчением.

Среднее учебное заведение — Институт воспитания и выучки — располагалось в величественном здании, которое сохранилось со старой эры и занимало целый остров — Новый Оксфорд-16. Из окон класса было видно голубое небо, по которому стремительно бежали к горизонту редкие белые облака. Ветры здесь дули настолько сильные, что аэрокорабли с трудом швартовались на местной взлетной полосе.

В этот момент Валери отдала бы что угодно, лишь бы сесть на проходящий корабль и унестись куда-нибудь далеко отсюда. В новый институт в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. Она могла бы начать все сначала, и, может быть, новые товарищи не считали бы ее отвратительной зубрилой.

— Доклад был сплошным занудством, да? — спросила она у Марии, сев на место.

Соседка по парте сдержала зевок и уставилась на нее потухшим взглядом. Тем временем учительница закончила писать на доске задание на следующий урок: небольшое дополнение к докладу, представленному Валери. К девушке обернулось сразу несколько лиц, и их выражение трудно было назвать доброжелательным.

Валери, словно извиняясь, попробовала улыбнуться Марии:

— Я могу дать тебе мои конспекты, если хочешь.

Девочка сделала вид, что не слышит ее, и Валери попробовала зайти с другой стороны:

— Пойдешь со мной бегать после урока? Я не хочу идти на обед.

— Не могу. Я занята.

В этот момент раздался звонок, и ребята все разом соскочили с мест. Ропот, сопровождавший объявление домашнего задания, перерос в шум: белые униформы одна за другой выходили из дверей класса.

Валери сложила свои книги, намереваясь присоединиться к остальным, когда учительница остановила ее кивком головы.

Валери было шестнадцать с половиной лет; на ее тонком и умном лице из-под едва намеченных бровей сияли ярко-голубые глаза. Как и прочие сейджины, она не знала своих родителей, но светлая кожа выдавала ее северные корни. Возможно, Бенебельгия или Норвезия. Учительница Донна, в отличие от нее, была темнокожей, и ее гладкий череп, казалось, впитывал весь свет в классной комнате.

Донна сложила руки под подбородком и сказала:

— Поздравляю! Один из самых интересных докладов, которые мне доводилось слышать.

Валери не ответила. Новобранцам не позволялось говорить, если их не спрашивали.

— Ты — лучшая в классе по всем точным и естественным наукам, от биологии до физики. Я уж не говорю о математике. И этот твой интерес к геологии наводит меня на мысль, что ты, скорее всего, как раз то, что нам нужно.

Видя, что на лице девушки не отразилось никаких эмоций, Донна продолжила:

— Завтра в наш Институт прилетает самолет Сферы, прямо из центра, из Вашингтона-5. Это ученая комиссия, которая посещает все главные институты Скайленда. Они подыскивают подающих надежды юношей и девушек. Главным образом их интересуют геология и науки о земле. Я думала предложить им твою кандидатуру.

Валери закусила губу, и учительница разрешила ей высказаться:

— Говори.

— Спасибо… Вот… но я не уверена, что я самая… в общем… знаете…

— Что?

— Мои способности сейджин. Я не так сильна в этом, как мне бы хотелось.

Донна покачала головой.

— Я разговаривала с твоей наставницей. Она считает, что твоя основная проблема — психологический фактор. Отсутствие уверенности в себе. А меня это не касается.

— Но я…

— Никаких «но». Когда я попрошу тебя, будь готова предъявить мне копию доклада, чтобы я могла показать его нашим высоким гостям. До свидания.

Между внешними стенами Института и границей острова Новый Оксфорд-16 тянулся поросший травой коридор шириной не больше двадцати метров, огороженный от пропасти прозрачной стеной. На равном расстоянии друг от друга его вдоль и поперек пересекали роботы Бриг, которые наблюдали за студентами, в то время как те бегали и тренировались.

Присутствие этих верзил из металлолома раздражало Валери, но «круг», как его окрестили учащиеся Института, все равно был ее любимым местом. Здесь пролегала узкая каменистая тропинка, и даже росло несколько засохших деревьев, а за бронированным стеклом ограждения зияла пропасть, отмечавшая границу острова; были видны облака, проходящие аэрокорабли, направлявшиеся в соседний Агломерат Лондон, большие парусные и моторные суда, с бог весть какими грузами и пассажирами на борту.

Валери уже пробежала один круг и приближалась к середине второго, позволив мыслям течь своим чередом. Больше всего ее сейчас волновало поведение Марии.

Их нельзя было назвать подругами (дружба в Институте не поощрялась), но Мария всегда была добра к ней, и они провели не один вечер вместе за книгами. Почему же сегодня она была такой молчаливой, и даже отчужденной? Все из-за этого доклада по географии.