Дэвид Линдсей

Путешествие к Арктуру

Глава 1

Сеанс

Мартовским вечером, в восемь часов, медиума Бэкхауза, стремительно восходящую звезду мира духов, провели в кабинет в Пролэндзе, хэмпстедской резиденции Монтегю Фаулла. Комнату освещал только пылавший в камине огонь. Хозяин поднялся с места, оглядев посетителя с вялым интересом, и они обменялись традиционными приветствиями. Указав гостю на мягкое кресло возле огня, южноамериканский торговец вновь сел. Зажегся электрический свет. Выразительные, резкие черты хозяина, его похожая на металл кожа и общее настроение скучающего равнодушия не произвели большого впечатления на медиума, который привык смотреть на людей под определенным углом. Бэкхауз, напротив, был торговцу в диковинку. Невозмутимо изучая гостя сквозь полуприкрытые веки и дым сигары, он гадал, как этому маленькому, коренастому человечку с заостренной бородкой удавалось сохранять столь свежий и разумный вид, вопреки ненормальной природе своей профессии.

— Вы курите? — тягуче осведомился Фаулл, чтобы начать беседу. — Нет? В таком случае, быть может, выпьете?

— Спасибо, не сейчас.

Пауза.

— Вы всем удовлетворены? Материализация произойдет?

— Не вижу причин сомневаться в этом.

— Хорошо, я не люблю разочаровывать гостей. Чек на ваше имя лежит в моем кармане.

— Я заберу его после сеанса.

— Я полагаю, мероприятие назначено на девять?

— Думаю, что так.

Разговор не клеился. Распростертый в кресле Фаулл сохранял равнодушие.

— Вас интересуют приготовления, которые я сделал?

— Не думаю, что в них есть нужда, не считая кресел для гостей.

— Я имею в виду убранство комнаты для сеанса, музыку и тому подобное.

Бэкхауз пристально посмотрел на хозяина:

— Но это не театральное представление.

— Совершенно верно. Видимо, я должен объяснить… Среди гостей будут дамы, а они, как вам известно, склонны к эстетике.

— В таком случае у меня нет возражений. Надеюсь только, что им понравится спектакль, — весьма сухо ответил медиум.

— Значит, все в порядке, — сказал Фаулл. Стряхнув пепел с сигары в огонь, он поднялся и налил себе виски. — Хотите взглянуть на комнату?

— Спасибо, нет. Предпочитаю ничего не видеть, пока не придет время.

— Тогда давайте навестим в гостиной мою сестру, миссис Джеймсон. Иногда она любезно берет на себя обязанности хозяйки, ведь сам я не женат.

— Почту за честь, — холодно произнес медиум.

Дама сидела в задумчивом одиночестве перед открытым фортепьяно. Она играла Скрябина, и ее захлестнули чувства. Окинув взглядом миниатюрные, строгие, аристократичные черты и напоминавшие фарфор руки, медиум подивился, откуда у Фаулла взялась такая сестра. Она смело приветствовала его, лишь с тенью тихого волнения. Он привык к подобному отношению прекрасного пола и хорошо знал, чем ответить.

— Должна признать, что больше всего меня поражает, — тихо произнесла она после десяти минут любезной беседы ни о чем, — не сама материализация — хотя, разумеется, это будет чудесно, — а ваша убежденность в том, что она произойдет. Поведайте мне о причинах вашей уверенности.

— Я сплю с открытыми глазами, — сказал он, кинув взгляд на дверь, — и другие видят мои сны. Вот и все.

— Но это прекрасно, — откликнулась миссис Джеймсон. Ее улыбка была весьма рассеянной, потому что прибыл первый гость.

Это был Кент-Смит, бывший магистрат, известный своим колким судейским юмором, от которого он, впрочем, рассудительно воздерживался в личной жизни. Хотя ему давно перевалило за семьдесят, его глаза были обескураживающе яркими. Со стариковской прозорливостью он тут же устроился в самом удобном из многочисленных удобных кресел.

— Итак, сегодня мы увидим чудеса?

— Свежий материал для вашей автобиографии, — заметил Фаулл.

— О, не будем упоминать мою несчастную книжицу. Старый народный слуга всего лишь развлекается на пенсии, мистер Бэкхауз. У вас нет причин тревожиться — я окончил школу конфиденциальности.

— Я не тревожусь. Вы можете публиковать все, что пожелаете.

— Вы очень любезны, — ответил старик с лукавой улыбкой.

— Трент сегодня не придет, — сообщила миссис Джеймсон, с любопытством покосившись на брата.

— Я его и не ждал. Это не его область.

— Понимаете, мы все обязаны миссис Трент, — сказала она, обращаясь к бывшему магистрату. — Она чудесно украсила старый салон наверху и договорилась об услугах очаровательного маленького оркестра.

— Но это римская роскошь.

— Бэкхауз считает, что к духам следует относиться с большим почтением, — усмехнулся Фаулл.

— Но, мистер Бэкхауз, поэтическая обстановка, без сомнения…

— Прошу меня извинить. Я человек простой и всегда отдаю предпочтение элементарной непритязательности. Не стану возражать, но свое мнение выскажу. Природа — это одно, искусство — совсем другое.

— Не могу сказать, что я с вами не согласен, — заметил магистрат. — Подобное событие должно быть простым, чтобы уберечь нас от опасности заблуждения. Простите мою прямоту, мистер Бэкхауз.

— Мы будем сидеть при полном освещении, — ответил Бэкхауз, — и каждый получит возможность осмотреть комнату. Я также попрошу вас досмотреть меня самого.

Повисло весьма неловкое молчание. Его нарушили еще два гостя, прибывшие вместе. Прайор, успешный поставщик кофе из Сити, и Лэнг, биржевой маклер, известный в своих кругах как фокусник-любитель. Последнего Бэкхауз немного знал. Прайор, наполнивший комнату слабым ароматом вина и табачного дыма, попытался привнести в атмосферу шутливые нотки, но, не найдя отклика, вскоре умолк и принялся изучать акварели на стенах. Лэнг, высокий, худой, лысеющий мужчина, мало говорил, но постоянно бросал взгляды на Бэкхауза.

Подали кофе, ликеры и сигареты. Угостились все, за исключением Лэнга и медиума. Тут сообщили о прибытии профессора Халберта. Он был видным психологом, автором и лектором, специализировавшимся по ментальным аспектам преступлений, безумия, гениальности и тому подобных вещей. Его присутствие на подобном собрании немного озадачило других гостей, но всем показалось, будто цель их встречи мгновенно обрела серьезность. Профессор был щуплым и чахлым, мягким в общении и, вероятно, самым упрямым человеком во всей разношерстной компании. Не обращая внимания на медиума, он тут же уселся возле Кент-Смита и погрузился в беседу с ним.

На несколько минут позже означенного часа вошла без объявления миссис Трент, женщина лет двадцати восьми. У нее было бледное, серьезное лицо, как у святой, гладкие черные волосы и полные алые губы, словно налитые кровью. Ее высокое, грациозное тело было облачено в дорогой наряд. Миссис Трент обменялась поцелуями с миссис Джеймсон, поклонилась прочим гостям и с улыбкой покосилась на Фаулла. Тот одарил ее загадочным взглядом, и Бэкхауз, который ничего не упускал, заметил скрытого варвара в самодовольном блеске глаз хозяина. Миссис Трент отказалась от угощения, и Фаулл предложил, раз все собрались, отправиться в салон.

Миссис Трент подняла изящную ладонь.

— Вы дали мне карт-бланш или нет, Монтегю?

— Разумеется, дал, — со смехом ответил Фаулл. — Но в чем дело?

— Быть может, я была слишком самонадеянна. Даже не знаю. Я пригласила двух друзей присоединиться к нам. Нет, вы их не знаете… Две самые выдающиеся личности, что вы когда-либо видели. И к тому же медиумы, вне всяких сомнений.

— Звучит очень загадочно. Кто же эти заговорщики?

— Хотя бы скажите нам их имена, невозможная девица, — добавила миссис Джеймсон.

— Один носит имя Маскалл, а другой — Найтспор. Больше я о них почти ничего не знаю, так что не обрушивайте на меня вопросы.

— Но где вы их встретили? Ведь где-то же вы должны были с ними повстречаться.

— Это перекрестный допрос. Разве я нарушила условности? Клянусь, что ни слова не скажу вам о них. Они явятся сюда, и я оставлю их на вашу милость.

— Я с ними не знаком, — сказал Фаулл, — равно как и, судя по всему, все прочие, но, разумеется, мы с радостью их примем… Нам следует подождать?

— Я назвала девять часов, и это время уже миновало. Вполне возможно, они не придут… Как бы там ни было, не нужно ждать.

— Я бы предпочел начать немедленно, — заметил Бэкхауз.

Салон, просторный зал длиной сорок и шириной двадцать футов, был по случаю сеанса разделен на две равные части тяжелым парчовым занавесом, натянутым посередине и скрывавшим дальний конец комнаты. Ближняя половина была превращена в зрительный зал с расставленными полумесяцем креслами. Другой мебели не было. Между креслами и дверью, в середине стены, пылал камин. Комнату ярко освещали электрические бра. На полу лежал дорогой ковер.

Рассадив гостей, Фаулл подошел к занавесу и отдернул его, открыв почти точную копию сцены в храме из «Волшебной флейты» в постановке Друри-Лейн: мрачная, массивная архитектура интерьера, пылающее вдалеке небо, а на его фоне — силуэт огромной статуи сидящего фараона. Перед пьедесталом статуи красовалась деревянная кушетка, украшенная причудливой резьбой. Рядом с занавесом, под углом к зрителям, стояло простое дубовое кресло для медиума.

Многие из собравшихся в глубине души сочли обстановку неподобающей случаю, со скверным душком похвальбы. Особенно смутился Бэкхауз. Однако привычные комплименты обрушились на миссис Трент, устроителя столь примечательного театра. Фаулл предложил друзьям подойти ближе и изучить помещение со всей возможной тщательностью. Его приглашение приняли только Прайор и Лэнг. Первый принялся бродить среди картонных декораций, насвистывая себе под нос и время от времени постукивая по предметам костяшками пальцев. Оказавшийся в своей стихии Лэнг, не обращая внимания на других гостей, провел дотошный, систематический обыск на предмет скрытой аппаратуры. Фаулл и миссис Трент стояли в углу храма и тихо разговаривали, в то время как миссис Джеймсон, делая вид, будто поддерживает беседу с Бэкхаузом, следила за ними, как умеют следить только глубоко заинтересованные женщины.