Дэвид Моррелл
Властелин ночи
Еще раз Гревелу Линдопу и Роберту Моррисону,
моим проводникам в мире Томаса Де Квинси,
а также историку Джудит Фландерс,
сопровождавшей меня в прогулках по темным улицам Викторианской эпохи
***
Всякую ночь, казалось, сходил я… в подземелья и темные бездны, лежащие глубже известных нам бездн, и сходил, едва ли надеясь возвратиться.
Томас Де Квинси.Исповедь англичанина, употребляющего опиум
Любитель Опиума, вы и есть настоящий властелин ночи.
Ральф Уолдо Эмерсон — Томасу Де Квинси
Введение
Новая разновидность смерти
Трудно представить себе, каких размеров достигла Британская империя в XIX веке. Карты той эпохи обозначали ее владения красным цветом: Канада, Багамы, Бермуды, Гибралтар, Кипр, широкая полоса Африки, Бирма, Малайя, Сингапур, Гонконг, Австралия, Новая Зеландия и так далее. Говорили, что над Британией никогда не заходит солнце. Хозяйка четвертой части суши, она управляла третью населения земного шара — ни Александр Македонский, ни древние римляне и мечтать не могли о таком могуществе.
Сама Британия — страна, владевшая этими необъятными землями, — была сравнительно невелика. На первый взгляд это может показаться странным, но скромные размеры давали ей преимущество перед более крупными территориями, такими как Европа и Соединенные Штаты. Новые идеи быстро распространялись по ее ограниченному пространству, создавая крепкое ядро охватывающей весь мир империи, сила которой заметно возросла после изобретения новых чудес света.
Расстояние между гаванями Ливерпуля и фабриками Манчестера составляет тридцать пять миль, или пятьдесят с лишним километров. Сейчас его можно преодолеть за полчаса. Но в начале XIX века сырье и готовые изделия перевозили только в фургонах и на баржах. Оба способа требовали сил и отнимали много времени, поездка по разбитым дорогам или узким каналам при самых благоприятных условиях занимала целые сутки, а в суровые зимы могла задержаться и на несколько недель.
Но в 1830-х годах было создано нечто поразительное — Ливерпуль и Манчестер соединила между собой железная дорога, первая в своем роде. Она стоила так дорого и была настолько непривычной, что многие финансисты посчитали эту идею безумием, однако новшество оказалось успешным, и уже спустя месяц после открытия первой железной дороги было решено построить вторую — от Манчестера до Лондона. Десятью годами позже Англию уже перечертили три с лишним тысячи километров железнодорожных путей. А к 1855 году общая длина железных дорог, соединяющих все уголки страны, составила почти десять тысяч километров.
Перевозить сырье, готовую продукцию и уголь теперь можно было так быстро и выгодно, что фабрики росли, как грибы после дождя, и в течение нескольких стремительных десятилетий Англия стала первой страной, в полной мере воспользовавшейся преимуществами промышленной революции, и достигла беспрецедентного мирового господства.
Томаса Де Квинси, одного из самых блистательных и скандально известных литераторов XIX века, печалили эти перемены. «В слепом стремлении угнаться за поездами люди скоро начнут бегать по улицам рысью, — писал Любитель Опиума, — а следующее поколение перейдет на галоп». В своем ностальгическом эссе «Английская почтовая карета» он воздавал хвалу конным экипажам, в которых путешествовал в юности. Верные десять миль в час он полагал достаточной скоростью. При этом он ощущал единство с местностью, по которой проезжал, и испытывал привязанность к лошадям, что влекли его вперед. Теперь же, когда поезда достигали немыслимой скорости в пятьдесят миль в час, ему казалось, что «железные трубы и котлы опустошают человеческие сердца». Он вспоминал, какое волнение вызывал на почтовой станции звук рожка, возвещающий о приближении кареты, с каким благоговением прислушивались люди к топоту копыт. «Все взгляды с одинаковым любопытством притягивались к одной точке. А толпа на железнодорожном вокзале объединена ничуть не в большей мере, чем текущая вода, и ее внимание разбивается на столько частей, сколько вагонов в поезде».
Де Квинси, всегда проявлявший интерес к случаям насильственной смерти, не преминул отметить, что в день торжественного открытия железной дороги из Ливерпуля в Манчестер произошел несчастный случай. Когда поезд остановился на полдороге, чтобы долить воды в котел, один политик по фамилии Хаскиссон покинул свое купе. Он хотел извиниться за недавнюю словесную перепалку перед тогдашним премьер-министром герцогом Веллингтоном, который после победы в битве при Ватерлоо стал одним из наиболее почитаемых людей в стране. Хаскиссон двинулся вдоль путей, подошел к купе премьер-министра и обменялся с ним рукопожатием, но так увлекся разговором, что лишь в последний момент заметил встречный паровоз, быстро приближавшийся к нему по параллельному пути.
Поезд премьер-министра тоже тронулся с места. Хаскиссон побежал за ним. Он ухватился за дверцу купе, но та распахнулась в сторону приближавшегося паровоза. Хаскиссон повис на ней, но не удержался и упал под колеса встречного поезда.
Весть об ужасной смерти Хаскиссона разлетелась по стране, в один момент превратив его в знаменитость. Благодаря ей люди во всей Англии и по всему миру узнали о потрясающем изобретении и новом виде транспорта, который они прежде не могли даже вообразить.
Но железная дорога принесла с собой также новую разновидность смерти, и, как заключил Де Квинси — эксперт в изящном искусстве убийства, то была лишь первая жертва.
Глава 1
Запертое купе
Лондон
В четверг вечером, 22 марта 1855 года, хмурый джентльмен внимательно изучал документ на двух листах, что лежали на его массивном столе. Джентльмена звали Дэниел Харкурт. Пятидесятилетний поверенный имел тучное телосложение — следствие сидячей работы. Он был одет в серый сюртук и жилет превосходного покроя. Золотая цепочка его часов свидетельствовала о том, что адвокат успешен в своих делах. Горячие угли в камине пытались разогнать промозглый холод, оставшийся после недавнего дождя, но сейчас в них не было особой необходимости. Харкурта подогревало изнутри пламя триумфа.
— Вы совершенно уверены в этих сведениях? — спросил он, поднимая голову от документа. — Дом в Блумсбери? И все остальное?
Стоявший по другую сторону стола мужчина был одет в дешевое потертое пальто. Морщины на его грубом лице говорили о том, что специфика работы требовала от него часто бывать на открытом воздухе.
— Я все сделал сам, мистер Харкурт. Если бы вы, как я, десять лет патрулировали эти улицы, то знали бы, у кого нужно спрашивать. Разносчики газет, уличные метельщики, мойщики со стоянки кебов — такие ребята ничего не пропускают и могут доказать мои сведения всего лишь за шестипенсовик. Лицо этого человека нарисовал лучший уличный художник в Блумсбери. Все, что я вам сказал, — истинная правда.
Харкурт вытащил из ящика стола листок бумаги и подтолкнул его к посетителю. Затем обмакнул перо в чернила и также протянул ему.
— Напишите свое имя.
— Но вы же знаете мое имя. Я Джон Солтрем.
— Все равно напишите.
— Думаете, я не умею? — глухо возмутился Солтрем. — Думаете, в столичной полиции будут держать констебля, не умеющего писать?
Харкурт положил рядом с листом золотой соверен.
— Сделайте одолжение. Напишите свое имя.
Солтрем долго смотрел на монету и наконец исполнил просьбу, скрипя металлическим пером.
— Вот, пожалуйста, — заявил он, возвращая листок и перо.
— На той бумаге, что вы мне принесли, другой почерк, — заметил Харкурт.
— Я сказал, что умею писать. Но не сказал, что умею писать аккуратно. Это моя благоверная настрочила, под мою диктовку. Я не мог доверить такое дело кому-то другому.
— Откуда мне знать, что вы не сделали копию? Откуда мне знать, что вы не попытаетесь продать эти сведения человеку, за которым следили?
— Это было бы не очень разумно с моей стороны, вам так не кажется, мистер Харкурт? Мне нужна постоянная работа и не нужны неприятности от такого человека, как вы.
Поверенный задумался на мгновение, а затем выложил на стол еще пять соверенов. Это равнялось пятинедельному жалованью констебля.
— Вот плата, о которой мы договаривались, — сказал он. — И еще один соверен сверху.
— Благодарю, мистер Харкурт. Покорнейше благодарю. — Солтрем засунул монеты в карман брюк. — Если я могу еще что-то для вас сделать…
— У меня всегда найдется поручение для человека, умеющего держать язык за зубами. На самом деле ваши услуги понадобятся мне очень скоро. Но сейчас уже поздно, и я уверен, что вам не терпится вернуться к своей жене.
— Да, мистер Харкурт. Хорошо, мистер Харкурт.
Уходя, Солтрем провел рукой по губам, и по этому жесту можно было предположить, что он скорее отправится в таверну, чем к себе домой.
Харкурт посмотрел вслед удаляющейся по коридору фигуре и прикрыл дверь в кабинет. Он подождал, пока затихнут шаги спускающегося по лестнице Солтрема, и только потом дал волю пламени триумфа, подталкивавшему его к действию.
