Тугой комок собрался в горле Милли, а с другого конца комнаты донесся вкрадчивый и холодный как лед голос Чезаре:

— Не волнуйся, бабушка. Я уверен, с Джилли тебе станет лучше. — Темные прищуренные глаза остановились на взволнованном лице Милли, и она различила угрозу в спокойном тоне, которым он произнес: — Правда, Джилли?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Милли вдруг услышала свое собственное дыхание, прерывистое и частое. Приглушенное воркование голубей в усаженном цветами дворе, что был виден сквозь аркаду, показалось ей вдруг очень громким в оглушающей тишине, которая ждала ее ответа.

Она сглотнула, посмотрела на свои короткие неухоженные ногти и сжала кулаки, чтобы спрятать их от внимательных глаз, потому что Джилли не согласилась бы даже лечь в гроб без маникюра.

Придумать какое-то важное обстоятельство было совершенно невозможно. Нагромождать одну ложь на другую — об этом не могло быть и речи. К тому же разве в ее реальной жизни не случилась за последнее время куча неприятностей? Взять хотя бы появление Чезаре Сарачино и исчезновение сестры. А смерть матери?

Прошло немногим больше месяца после ее смерти, и Милли до сих пор никак не могла успокоиться. Воспоминание о тех страшных днях наполнило ее голос дрожью, которую она не смогла унять.

— У меня мама умерла, — ответила Милли. — Внезапно.

Ей показалось, будто это случилось только вчера. На глазах выступили слезы. Мама умерла, а она даже не могла связаться с Джилли, чтобы та приехала домой, поддержала ее и попрощалась с матерью, которая так ее любила.

Последовало молчание, а затем:

— Ох, моя дорогая! Как это грустно. Какой страшный удар для тебя. — Филомена наклонилась вперед и снова сжала руки Милли, глядя на нее полными сочувствия глазами. — Мне так стыдно за мое ворчание. Такое горе… Тебе было не до меня, куда уж тут звонить или писать. Прости, я подумала, что ты меня забыла.

Филомена посмотрела туда, где стоял ее внук.

— Надеюсь, Чезаре не заставил тебя приехать несмотря на то, что ты была еще к этому не готова?

Милли не знала, что ответить, но, к счастью, этого и не понадобилось, потому что старая леди продолжала:

— Я помню, ты говорила, у тебя есть младшая сестра, очень практичная, деловая и не особо чувствительная, без лишних мыслей в голове, но все равно — это ничего, что она осталась одна? Наверное, ей одиноко, особенно в эти печальные дни.

— С ней все хорошо, — пробормотала Милли, чувствуя, как у нее пылают щеки. То, что Джилли представила ее как младшую сестру, было понятно. Наверное, Джилли действительно так казалось. Но «практичная», «не особо чувствительная» и «без лишних мыслей»… Такой, значит, Джилли считает свою сестру? Это было обидно.

Чезаре, подойдя, остановился за спинкой бабушкиного кресла и задумчиво смотрел на Милли. От этого ей стало еще неудобнее.

Старушка обернулась на него и снова обратилась к Милли:

— Мы пригласим твою сестру погостить у нас. Например, в следующем месяце, пока не наступила жара — в мае здесь прекрасно. Побудете вместе — и вам будет хорошо, и мне, глядя на вас.

Заметив испуг, промелькнувший в глазах Милли, она лукаво улыбнулась:

— Только не подумай, что я заставлю вас все время крутиться около меня. Можете брать машину, ездить на прогулки и за покупками. А сейчас прости, я пойду отдохну перед обедом, а ты позвони сестре, сообщи, что добралась благополучно, и заодно пригласи ее сюда. Потом тоже можешь отдохнуть с дороги, встретимся за обедом.

Филомена тяжело поднялась с кресла, Чезаре подал ей трость. И вдруг, повернувшись к Милли, проговорил что-то по-итальянски.

Милли обмерла. Все, сейчас все раскроется. Ей вспомнилось, что писала в своей открытке Джилли — что она учит итальянский язык. Милли замялась, не зная, что ей делать.

— Чезаре, — пришла ей на выручку Филомена, — ты что, забыл правило? Только по-английски!

— Конечно, бабушка, прости. — Чезаре кивнул своей темноволосой головой, и Милли показалось, будто уголки его губ приподнялись в язвительной улыбке. — Перевожу свой вопрос на чистый английский. Не скажет ли мне Джилли номер ее домашнего телефона? Я могу набрать его для нее — я знаю международный код.

— В этом нет необходимости, — выдавила Милли и улыбнулась Филомене: — Я отведу вас в вашу комнату, а потом позвоню. — Она вызывающе посмотрела на Чезаре: — Милли сейчас на работе, а потом, по дороге домой, наверняка зайдет в магазин купить продукты.

Она довела старушку до ее покоев на первом этаже и, убедившись, что та прилегла и все в порядке, вышла, пообещав, что сама тоже пойдет отдыхать.

Без труда найдя свою комнату, она села на краешек роскошной кровати и сжала пылающую голову ладонями.

Дома, в Англии, думая только о том, как спасти сестру от обвинений в преступлении и от суда, она полагала, что в свободное время разыщет ее и все выяснится. Она не хотела, чтобы бездушный Чезаре нашел Джилли первым и, не слушая ее оправданий, посадил в тюрьму.

Она и сейчас этого не хочет, но обманывать оказалось так трудно и стыдно. Не перед Чезаре, уж это точно, а перед милой и доброй старой женщиной. Она просто не выдержит.

Она все расскажет.

Чезаре закончил телефонный разговор и, развернув крутящийся стул, устремил взгляд в окно, на широкую зеленую лужайку, тянущуюся до самой каменной ограды.

Солнце клонилось к горизонту, удлиняя тени; за стеной виднелись вдали подернутые дымкой холмы, ближе — виноградники и скопления охряных домов и ферм.

Чезаре с порывистым вздохом отвел глаза от панорамы, которая всегда его успокаивала, повернулся к столу и стал листать адресную книгу.

Загадка, которая мучила его, была связана с вороватой компаньонкой его бабушки. Что-то с ней было не так.

Ведет она себя тихо, даже как будто робеет, а раньше была совсем другой — шумной и дерзкой. Короткие ненакрашенные ногти, никакого макияжа.

Нет, это, конечно, можно объяснить тем, что он застал ее врасплох и заставил вернуться и работать без вознаграждения, пока не выплатит все украденные деньги. Да еще смерть матери. Это понятно. Она действительно горюет, ее чувства искренни.

И все же, наблюдая за Джилли раньше, он пришел к выводу, что она крайне эгоцентрична и не способна на глубокие чувства.

Да еще язык. На ее лице было написано полное непонимание, когда он обратился к ней по-итальянски, а ведь Джилли Ли говорила на нем бегло.

Да, бабушка установила правило — говорить только по-английски, но ее компаньонка всегда говорила со слугами по-итальянски, да и с ним тоже, когда рядом не было бабушки.

Так почему же она ничего не поняла, когда он всего лишь спросил у нее номер телефона?

Что-то не складывается.

Чезаре перелистал телефонный справочник и нашел нужный номер. Он докопается до истины. Два сыщика уже работают на него — один, в Англии, нашел адрес Джилли Ли, а другой ищет ее след в Италии.

Он и сам может что-то сделать, чтобы разгадать загадку. Пододвинув телефон, Чезаре снял трубку и набрал номер.

— Графиня…

Столовая была великолепна, но Милли не могла себе позволить любоваться расписанным потолком и двумя чудесными венецианскими канделябрами, стоявшими на длинном, отполированном до блеска столе, потому что Джилли все это уже видела.

Да и вообще, ей было ни до чего — ни до красоты зала, ни до еды, поданной на тонких фарфоровых тарелках, ни до тяжелых серебряных приборов, ни до вина, ни до звонких хрустальных бокалов.

Потому что…

Ее грызла совесть. Она решила открыться Филомене, но не сейчас, когда рядом сидит этот циничный красавец. Он взбесится, узнав, что его обвели вокруг пальца, и, что бы она ни говорила в свою защиту, не захочет и слушать.

Другое дело Филомена. Милли была уверена, что та ее выслушает. Сейчас, сидя за столом, она без умолку болтала.

— Вижу, ты сегодня хорошо себя чувствуешь, — сказал Чезаре.

Старушка подняла бокал:

— Это потому что вернулась моя дорогая Джилли, она мне не даст скучать.

— А я, как видно, на эту роль не гожусь, — проговорил Чезаре со сдержанной нежностью.

— Конечно, нет! — Выцветшие глаза блеснули. — Ты же не любишь женскую болтовню. Кроме того, тебя часто не бывает дома. Хотя я заметила, — она понимающе улыбнулась, — с тех пор как появилась Джилли, ты редко покидал виллу.

Этот разговор навел Милли на мысль, что Филомена, вероятно, догадалась: эти двое — любовники, и в душе одобряет это, надеясь, может быть, что дело закончится свадьбой.

Милли еще больше укрепилась в уверенности, что Филомена выслушает ее и вместе с ней станет на защиту Джилли, которую очень любит. Она скажет, что Джилли вовсе не подделывала чеки, она сама их подписала, просто была не в лучшей форме, поэтому подпись и вышла такой подозрительной.

Погруженная в эти размышления, Милли подняла глаза и наткнулась на пристальный взгляд Чезаре, от которого ее бросило в холод, потом в жар. Все внутри нее сжалось, как часом раньше, когда он внезапно вошел в ее комнату.

Нет, он, конечно, постучался, но сразу же вошел, застав ее в белье, которое никак не походило на белье Джилли. Покраснев, она схватила разложенное на кровати черное шелковое платье сестры и судорожно прикрылась им.

— Что вы хотите? — выдавила она.

Стоя в небрежной позе на пороге, он был великолепен. Неудивительно, что Джилли попалась на крючок и влюбилась в этого бессердечного грубияна, подумала Милли, выставляя перед собой платье словно щит.

— Пришел напомнить тебе, что мы обедаем в полвосьмого, если ты забыла. Ты уже опаздываешь, — сухо проговорил Чезаре.

— Я не забыла, — ответила Милли. Впрочем, как она могла забыть, если не знала? — Я заснула, — солгала она. Не станет же она говорить ему, что провела все это время, обыскивая комнату и ванную, проверяя шкафы и комоды в поисках хоть чего-то, говорящего о том, что Джилли собиралась вернуться, когда немного успокоится.

Не нашлось ничего, даже булавки. Расстроенная, Милли наполнила ванну и с час просидела в ней, потом взяла черное платье и уже собиралась одеться и спуститься вниз, в комнату Филомены, чтобы все ей рассказать.

— Я опоздаю еще больше, если вы будете тут стоять, — резко проговорила Милли.

— Я подожду здесь. — Чезаре, демонстрируя свою решительность, прошел в комнату, и Милли, рассерженная, попятилась и захлопнула за собой дверь ванной.

Какого черта он о себе думает? Теперь не удастся пойти и рассказать все Филомене до обеда.

Влезая в узкое платье, Милли постаралась успокоиться. Ничего, она компаньонка Филомены и завтра наверняка улучит время, когда они будут одни. Хотелось сбросить груз со своих плеч поскорее, но придется подождать.

Стоя перед зеркалом красная от раздражения и от усилий застегнуть молнию на спине, Милли вдруг увидела позади себя Чезаре.

— Позволь мне. — Он застегнул молнию, Милли остро почувствовала прикосновение его пальцев. — Я уж думал, ты умерла тут. — Его губы изогнулись в насмешливой улыбке, Милли дернулась: и здесь сторожит, боится, как бы не спрятала чего под платьем.

Отраженные в зеркале глаза Чезаре, полуприкрытые густыми темными ресницами, медленно скользнули по фигуре Милли, у нее екнуло сердце и лицо снова залила краска. Платье сидело как влитое. Джилли всегда носила все в обтяжку. «Если у тебя что-то есть, почему бы не показать!» Милли предпочитала не выставлять напоказ свои крутые бедра и высокую грудь, на которой сейчас бесстыдно обрисовывались соски под тонким шелком платья.

Она и сама не понимала, почему ее собственное тело так себя ведет.

Резко развернувшись, Милли вышла в спальню, сунула ноги в туфли Джилли на шпильках и направилась следом за Чезаре в коридор. И вот они в столовой. Вяло ковыряя в тарелке и переговариваясь с Филоменой, Милли наконец успокоилась.

Чезаре лишь изредка вставлял пару слов, просто сидел, держа в руке бокал с вином, и в упор смотрел на Милли, так что ей хотелось провалиться сквозь землю. Вошла женщина в черном, Филомена встала.

— Мне не надо кофе, Роза. Я, наверное, лягу сегодня пораньше после всех этих треволнений.

Чезаре поднялся и снова усадил бабушку на стул.

— Подожди минуточку. У меня для тебя сюрприз.

— Хороший?

— Думаю, тебе понравится, — мягко ответил Чезаре. — К нам завтра приезжает Амалия, решила тебя проведать. Пробудет у нас недели две.

— Амалия! Чудесно! — Филомена с улыбкой посмотрела на Милли: — Графиня Морочини моя старая подруга. Я так рада!

— Бабушка, я хочу тебе еще что-то сказать. — Чезаре бросил взгляд на Милли, и его ласковую улыбку словно рукой сняло. — Пока Амалия будет тут тебя развлекать, я украду на недельку твою компаньонку — хочу свозить ее на остров, пусть немножко отдохнет после недавних переживаний. — Он повернулся к Филомене, а Милли почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. — Ты согласна, бабушка?

— Прекрасная мысль! — Лицо Филомены сияло от радости, и Милли подумалось, что она знает про отношения между внуком и Джилли и надеется на счастливое их завершение. Она наверняка ужасно расстроится, услышав, что ее идеальный внук отверг любовь Джилли, отчего та и бежала с виллы. Сказать ей сейчас? Когда она так радуется, что приезжает ее старая подруга?

Милли встала.

— Я провожу вас в комнату.

— Ни в коем случае! — воскликнула Филомена, кивая на стол, где уже стояли кофейник и чашки. — Я прекрасно дойду сама, а вы пейте кофе.

Милли опустилась обратно на стул, нехотя взяла у Чезаре чашку с кофе и еле удержалась, чтобы не сказать ему, что ни на какой остров она ехать с ним не хочет.

Настоящая Джилли наверняка подпрыгнула бы от радости, что представляется случай помириться и уверить Чезаре: никаких подписей она не подделывала.

Не зная, что делать и как себя вести, Милли молча пила кофе. Чезаре поставил свою чашку на блюдце, поднялся и, сказав:

— Будь готова в полседьмого, — вышел.

Милли поежилась. Застрять с этим типом на острове, и никакой возможности поискать сестру. И с Филоменой не поговорить. Сидеть наедине с ним, а он наверняка станет говорить с ней по-итальянски, и все выйдет наружу.

Не хотелось даже думать о том, что он сделает с ней.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Загадка разгадана! Нашлось объяснение всему — от выражения полного непонимания на ее лице при звуках итальянской речи и до тщетных попыток прикрыться, когда он вошел в комнату и застал ее раздетой. Джилли отнюдь не отличалась стыдливостью.

Чезаре, преисполненный торжества, посадил вертолет на площадке в западной части принадлежащего ему острова и посмотрел на свою пассажирку.

Ах ты, коварная лгунья! Интересно, как она собиралась выкрутиться? И вообще, почему она на это пошла, мелькнула было мысль, но Чезаре отбросил ее.

Пусть игра продолжается, и он ее обыграет.

Она сидела, глядя перед собой. С самого отправления она не произнесла ни слова, даже не спросила, куда они летят, пухлые губы сжаты, как у упрямого подростка, а по изумрудным глазам видно, что она не ждет ничего хорошего.

И правильно делает. Она боится, что он ее разоблачит, и недаром — знает, что расклад не в ее пользу.

Когда позвонил сыщик из Англии, Чезаре очень разозлился, но удивления особого не было. Сомнения возникли у него в первый же день, когда он привез компаньонку бабушки на виллу, но радость оттого, что он поймал-таки воровку, мешала ему рассуждать здраво.

Сыщик обнаружил, что их двое — Джилли Ли и Милли Ли.

Сестры-близнецы.

Первым побуждением Чезаре было отвезти ее в аэропорт и бросить там, пусть добирается до Англии как хочет. Но потом разум победил. Сказать все бабушке означало бы нанести ей жестокий удар. Чезаре не мог пойти на это. Пока. Она так обрадовалась. Она стара, слаба и очень любит свою компаньонку. Пусть еще порадуется.

На остров он решил уехать, чтобы разрешить загадку, но теперь этого не требовалось. Однако можно было позабавиться, изображая, будто он ничего не знает, а потом, когда она меньше всего будет ожидать, нанести удар — сказать, что он знает правду, и постараться выведать у нее, где находится ее сестрица, потому что оба сыщика — в Англии и в Италии — пока что ничего не выяснили.

— Можно выходить, — сказал он, сердито глядя на красивый профиль и пытаясь отгадать, о чем думает эта лгунья.

Сестры практически одинаковы и лицом, и фигурой, но эту, которая рядом, отличает мягкость и как будто даже чувствительность, чего совершенно лишена вторая. С короткими светлыми волосами, падающими мягкими прядками на нежную шею, и задумчивыми зелеными глазами, она похожа на ребенка. Только вот в ее высокой, дерзко торчащей груди, тонкой талии и соблазнительных бедрах детского ничего нет.

Обе сестры внешне привлекательны, но каковы они в сущности? Эта, что рядом, наверняка такая же эгоистка, как и ее подлая сестрица.

Она ничего не сказала, просто кивнула: мол, понятно, и стала медленно расстегивать ремень.

Боится? Ждет, что он заговорит по-итальянски, заставит ее признаться, что она ничего не понимает, и вынудит сказать, кто она на самом деле? Небось дрожит от страха.

Чезаре с самодовольной улыбкой спрыгнул на землю. Он разгонит ее страх, пусть думает, что все в порядке, и он ничего не понимает. А потом огорошит ее. Не совсем порядочно, надо признать, но Dio! [Бог, Господь (итал.).] Никто еще не смотрел на его бабушку как на дойную корову или простофилю и не удирал — и не будет, пока он жив!

Было такое ощущение, будто все мурашки, какие только есть на свете, собрались у Милли на спине и топчутся там в шипованных ботинках. В полном смятении она смотрела, как Чезаре достал ее старый чемодан и закинул на плечо свой рюкзак. Подняв чемодан, он быстро пошел по каменистой тропе, предоставляя Милли следовать за собой.

Она понятия не имеет, зачем он привез ее сюда. Впрочем, какова бы ни была его цель, ей это не сулит ничего хорошего. У Милли было такое чувство, что вот-вот все раскроется. А тогда охота на настоящую Джилли начнется снова.

Долго так продолжаться не может. Ему достаточно лишь заговорить с ней по-итальянски. Ведь Джилли должна все, или почти все, понимать?

Думая о том, что дела идут хуже некуда, и она ничего не делает для сестры, Милли совсем забыла смотреть под ноги и, споткнувшись, упала с вскриком на камни. Сильные руки подняли ее, и блестящие от слез, точно два изумруда, глаза уставились на Чезаре.

— Вы не поранились?

Милли глубоко вдохнула и потрясла головой. Две слезинки скатились по побледневшим щекам. В голосе Чезаре звучало беспокойство, прищуренные глаза как будто даже заботливо обежали Милли с головы до ног.

Он положил руки на ее плечи, словно желал приободрить, поддержать. И Милли вдруг захотелось прижаться к его сильному телу, положить измученную голову ему на грудь и выплакать свое горе.

Она торопливо отерла слезы, а вместе с ними и это нелепое желание. Он враг ее сестры, а значит, и ее враг.

Случись такое с Джилли, она ругнулась бы и обратила все в шутку. Да уж, не получается у этой Милли изображать сестру.

— Все в порядке. — Милли вымученно улыбнулась. — Надо просто смотреть под ноги. — Она на мгновение задумалась, что бы еще сказала Джилли, и спросила: — А еще далеко идти? Здесь что, нет никакого транспорта?

Уголок чувственных губ Чезаре приподнялся, и он пробурчал: