Глава 1

— Бедная девочка, это же надо упасть с лошади, — квохтал надо мной незнакомый женский голос.

— Ума не приложу, как такое могло случиться. Она боится лошадей до умопомрачения, зачем только полезла на эту кобылу? — прозвучал второй голос, уже мальчишеский. — Отец будет недоволен выходкой сестры.

— Она просто не хочет замуж, — опять прозвучал первый голос. — Ее можно понять, бедняжку напугали смотрины и перспектива получить жениха, которого ни разу не видела. Нужно было подготовить ее как-то помягче.

Мальчишеский голос вновь стал отвечать женщине, что-то о выгодной партии, я же проклинала того, кто с утра пораньше включил на всю громкость этот исторический сериал.

В общаге постоянно так. Никакого уважения к личному пространству, вечный шум, гам, включенные телевизоры, радио, музыка с мобильных телефонов.

Разве что исторические мелодрамы не так часто пользовались тут популярностью.

Я поморщилась, голова болела неимоверно.

— Она просыпается, — опять раздалось сверху, рождая во мне неуютные подозрения. — Эмма, ты как?

Распахнула веки, перед взглядом все расплылось, но даже в таком состоянии сумела понять, что комната, где я находилась, точно не была похожа на мое общежитие.

— Что происходит? — выдавила из себя.

На краю кровати, где я лежала на мягчайшей перине, сидела незнакомая женщина лет тридцати пяти, в винтажном платье эпохи эдак Наполеона, и испуганно заглядывала мне в глаза.

Чуть поодаль стоял мальчишка. Лет десяти, все в таком же историческом костюме.

Реконструкторы, что ли?

— Кто притащил меня в Эрмитаж? — пробурчала я, пытаясь сесть, чтобы осмотреться вокруг лучше.

Комнату будто вытащили из картинок к историческому роману. Тяжелые портьеры, лепнина на потолке, какие-то картины в резных рамах, массивная мебель.

— Эмма! — воскликнула женщина. — Как ты себя чувствуешь? Ты что-нибудь помнишь?

— Эмма? — Я отрицательно потрясла головой. — Никакая я не Эмма.

Поднесла руки к своему лицу и с удивлением уставилась на аккуратные ухоженные кисти, тонкие пальцы, белую кожу без ссадин и мозолей. Куда-то исчез шрам у большого пальца, который заработала в детстве. В приюте говорили, когда меня младенцем забирали из неблагополучной семьи, кто-то из недородителей напоследок решил потушить об меня сигарету.

— Что за… — пробормотала я, свой голос при этом точно узнавая. Но руки и одежда… — Почему я в платье?

— Эмма, — опять позвала женщина. Голос ее из просто испуганного стал паническим. — Доченька…

Вновь вскинула на нее взгляд и с недоверием уставилась.

— Какая еще доченька? Я вас впервые вижу, и вообще, что это за место?

Попыталась встать с кровати, но все помещение будто закружило вихрем и тело предательски рухнуло обратно, в пуховую перину и подушки.

— Мам… — Мальчишка тоже смотрел на происходящее с неверием и испугом. — Нам нужно позвать отца.

Женщина кивнула, и пацан скрылся за массивными деревянными дверьми.

Как я вообще тут оказалась? Зажмурившись, попыталась вспомнить о вчерашних событиях.

Магазин, подстава с деньгами, ночная дорога, яркий свет, удар и вот теперь это.

Но только где?

— Ты сильно ударилась головой, — снова обратилась женщина. — Возможно, у тебя потеря памяти? Эмма, давай поговорим. Сейчас придет отец и мы пошлем за доктором, тебе обязательно помогут.

Она говорила, не затыкаясь ни на минуту, будто пыталась успокоить. Проблема в том, что, к своему собственному удивлению, я не паниковала.

Мне хотелось разобраться, кто сходит с ума?

Я или мир вокруг.

Потому что мои руки не были похожи на мои, а эти царские палаты и одежда точно не подходили для сиротки из приюта.

Понимая абсурдность ситуации, принялась ощупывать собственное лицо, и женщина, называвшая меня доченькой, восприняла это по-своему:

— Твое личико не пострадало, милая, ты по-прежнему самая красивая девушка в графстве. Да, падение не прошло даром, но шишка на затылке до свадьбы заживет… — Она начала нести какую-то чушь про будущую свадьбу, а я только и могла, что трясти головой, пытаясь вспомнить произошедшее между вспышкой света и тем, как очутилась здесь.

— Зеркало! — потребовала я. — Тут есть зеркало?

Кажется, эти слова окончательно взбодрили собеседницу, она вспорхнула с места и бросилась к резному комоду, откуда извлекла зеркало на тонкой ручке.

— Конечно-конечно, милая. Вот, узнаю свою дочь, даже в такой ситуации всегда заботится о внешности. И какого лешего, спрашивается, ты полезла на эту лошадь? Вот, держи!

Зеркало в тонкой кованой оправе перекочевало в мои руки, кожу укололо холодом металла, а сердце пропустило удар, едва увидела свое отражение.

Замотала головой, попыталась зажмуриться.

— Я сплю… это все сон.

Даже ущипнула себя, ведь такого не бывает.

Из зеркальной глади на меня смотрела я, безусловно я. Но не та, которой была вчера, а как будто другой человек.

Кожа на лице стала ухоженной, идеально гладкой, алебастровой, как после фотошопа наяву, даже небольшой шрам над бровью, который отчетливо помню со вчерашнего дня, исчез.

Волосы — такие гладкие и блестящие, заплетенные в замысловатую прическу, с шаловливо свисающими локонами цвета золота. И все бы ничего, но два года назад я выкрасила свои в черный, а потом добавляла цветных прядей… Эти же локоны никогда не знали краски.

Пухлые губки — идеально очерченные природным цветом. Не искусаны, не обветрены, одним словом — ухожены.

И глаза… зеленые.

Вот тут самое время испугаться и закричать, однако еще крепче вцепилась в металлическую ручку зеркала.

— Почему мои глаза зеленые? — единственное, что смогла произнести, я точно знала: у меня были карие.

— Что значит почему? Эмма, солнышко, ты ударилась головой. Давай ты поспишь…

Но спать не представилось возможным, потому что двери комнаты распахнулись и внутрь ураганом влетел мужчина.

Высокий, худой, с проседью на некогда темных волосах, и в одежде все того же восемнадцатого века.

Следом за ним показался мальчишка, который и запер двери.

— Если об этом узнают слуги, Мишель, — первое, что услышала я от мужчины в сторону мальчишки, — если твои догадки верны! Это катастрофа! Наша семья не вынесет этого позора!

Мужчина бросился к кровати, будто коршун нависая надо мной.

Невольно вжалась в подушку и выставила вперед руки.

— Эй, вы что себе позволяете! Отойдите, немедленно!

— Помолчи! — рявкнул он, и я застыла. Вот теперь стало страшно.

Глаза этого взрослого мужчины, годящегося мне по всем прикидкам в отцы, были такими же, как у меня — зелеными.

— Что последнее ты помнишь? — прямо задал он вопрос.

С опаской заелозила по перине, очень хотелось провалиться сквозь нее. Взгляд заметался по комнате в поисках поддержки хоть откуда-то.

— Станислав! — К мужчине подлетела женщина, повисая на рукаве и пытаясь отвести подальше. — Эмма ударилась, зачем же ее пугать? Давай она отдохнет… а завтра вы спокойно поговорите…

Но тот даже слушать не стал, выдернул руку и ткнул тонким длинным пальцем в мой лоб.

— У тебя есть единственный шанс рассказать сейчас все, дрянная девчонка. Если решила разыграть отца и мать, прикинувшись переселенкой, — процедил он, глядя в глаза, — то советую не ломать комедию и прекратить эту игру. Мне плевать, хочешь ты замуж или нет, это твой долг. А иначе…

Нервно сглотнула.

— Что иначе? — зачем-то переспросила, по-прежнему ничего не понимая до конца, впрочем, что бы там ни было, ни в какой «замуж» я точно не собиралась. — А вообще, хватит в меня тыкать. Я вас впервые в жизни вижу, мужчина!

Найдя в себе силы и смелость, скинула палец со своего лба и попыталась сесть ровнее.

Лицо мужчины вытянулось, будто не руку его убрала, а пощечиной треснула.

Женщина рядом с ним тоже притихла, а через мгновение принялась рыдать.

— Нет, Станислав. Это же наша Эмма, быть такого не может… ну сам посуди… Разве молния бьет дважды в одно и тоже место?

— Мам, давай выйдем. — Мальчишка, стоявший до сих пор молча, взял женщину за руку и настойчиво повел к двери.

Стоило остаться в комнате наедине со странным типом, как ощутила себя кроликом на разделочном столе у мясника. А именно — в очень большой опасности.

— Только подойдите ко мне, — зачем-то пригрозила я. — Буду кричать!

Но мужчина не шелохнулся.

Стоял, так же уничтожая взглядом, поджимал губы, пока не спросил:

— Как тебя зовут? — И спустя долгую паузу добавил: — По-настоящему. И не смей врать, я знаю, когда моя дочь врет, а когда говорит правду. Ты Эмма?

Я помотала головой, понимая, что отпираться глупо. Уже и так наговорила достаточно для подозрений.

— Ника, — ответила ему. — Точнее Вероника.

— Откуда ты? У тебя есть семья? Что помнишь последнее? — вопросы посыпались один за другим, и по какой-то причине я отвечала на них.

— Сирота, выросла в приюте, последнее, что помню, как отработала смену в магазине, а потом меня… — Тут сглотнула, воспоминания о вчерашнем нахлынули со всеми подробностями… Затрясло.

— А потом? — продолжал вопрошать мужчина. — Ты умерла?

Я подняла на него взгляд, не понимая, откуда он может знать это.