Вообще, странно, но он был мне даже приятен. Не заигрывал, не лез с помощью, с молчаливым уважением признав мой профессионализм. Я лихо управлялась с инструментами, горелками, прекрасно паяла. Словом, руки у меня работали не хуже головы. Но со всеми нашими талантами на отлаживание пульта у нас ушел еще месяц.
Когда мы встретились у главного монитора и привели его в рабочее состояние, мы ударили по рукам и доложили капитану о нашем триумфе. В ответ он тут же разогнал нас по шаттлам. Их было два. Они располагались выше двигателей и ближе к середине корабля. На схемах они значились как 1 и 2. Мы переговаривались с Майклом по радио.
— У меня приборная панель с трещиной, бьет по пальцам, — сказала я, проследив взглядом едва заметную тонкую линию.
В наш разговор вмешался капитан.
— На каком шаттле? — уточнил он.
— На «Касторе»… На первом, сэр, — быстро поправилась я, но они уже услышали.
Да, я дала шаттлу имя Кастор, мне показалось это вполне уместным.
— Буду заказывать панель для дезинфекционной камеры, закажу и для шаттла. Тебе нужна панель, Майкл?
— Нет, у меня все цело, сэр.
— Ладно, отключаюсь, — раздался щелчок, и капитан вышел из разговора.
— Ты назвала корабль «Кастор»? — переспросил меня Майкл.
— Мой «феррари» зовут Леопольд, ну и что? — буркнула я.
— Мне придется своему тоже дать имя, он не может остаться вторым, — серьезно сказал Майкл и продолжил, — у нас есть Кастор и Поллукс… Что же мне остается?
— Не знаю, — честно сказала я.
Близнецов было двое, на третьего как-то имен не припасли…
— Может, Джуниор? — раздалось у меня в наушнике.
— М-х, — промычала я.
— Что ты делаешь?
— Откручиваю косо наверченную гайку на одном очень важном крепеже, — кряхтя после каждого слова, сказала я, в конце фразы гайка слетела и отрекошетила от стены рубки. — Вот черт! — я нашла, наконец, ее взглядом.
— Живая?
— Ага, — я подобрала гайку, — резьба сорвана напрочь, надо другую ставить. У меня таких нет, — сказала я, порывшись в инструментах. — Джордж у тебя?
— Да, возится.
— Я зайду…
Так прошло еще около месяца или около того. Заклинивало и глючило все от гидравлики до механики.
— А как мы проверим шасси, Джордж? — спросила я, пользуясь тем, что механик возился с двигателем на моем шаттле.
— Я проверю их сам, — сурово сказал механик.
А я-то надеялась полетать! За это время я выполнила необходимый минимум вылетов, чтобы не потерять категорию. Словно прочитав мои мысли, Джордж сказал, затягивая очередной болт:
— Еще налетаетесь, мисс.
От сказанной фразы и его медово-бархатного баритона я на миг ощутила себя вздорной южанкой в невозможно пышных юбках. Я тряхнула головой и повела себя в шлюзовой отсек шаттла, где нужно было проверить всё: от дверей до скафандров.
Для скафандров нужны были двое. Майкл быстро засунул меня в один и провел тестирование. А вот я намучилась. Я раньше этого не делала, почему-то это осталось не отработанным, хотя это было странно. Словом, я справилась, но была крайне недовольна собой. Протестировав скафандр, я помогла Майклу выбраться.
— Ты слишком строга к себе, — сказал он, высвободившись из скафандра, — человек не может уметь делать всё.
— Ты умеешь, — сказала я, убирая скафандр на место.
— Все это вопрос опыта.
Я дернула переборку, за которой висели скафандры, раз, два.
— Заклинило! К дьяволу, на этом чертовом корабле закроется что-нибудь с первого раза?! — я треснула по переборке ладонью.
— Отойди, — Майкл взялся за переборку, и она послушно проехалась по пазикам, — ты раздражена.
— Я очень зла, — я всегда была честна перед собой в своих эмоциях, — на аэродром уже не успеть, но трасса открыта всю ночь.
— Трасса? Ты о чем?
— Трек. Меня пускают по ночам погонять на «феррари», выпустить пар.
Он понимающе кивнул. Он вообще довольно толковый, этот Майкл Сэйнфилд.
— А я на своем так и не ездил. Стоит в ангаре…
— У тебя какой? — быстро спросила я.
— «Орион», — отмахнулся он.
В последнее время новым моделям было модно давать названия созвездий.
— О… «Орион»? — пролепетала я.
Даже я еще не смогла его купить. Они записали меня в очередь!
— Ну да…
— И ты на нем не ездишь? — Мои брови поползли наверх.
— Некогда.
— Нек…Ты нормальный? — спросила я.
Он повернулся, но увидев мое лицо, решил не вступать в длинную дискуссию. В данный момент ненормальной была я, и даже я это знала.
— Где ты его держишь? — слабым голосом спросила я.
— В Бофорде.
— Лучшие трассы! — все, мою башню снесло окончательно. — Ты закончил здесь? Поехали!
— У меня планы…
— Перезвони ей, у тебя срочный вылет, — я уже неслась по коридорам корабля к выходу.
Он не отставал, ловко лавируя между рабочими.
— Я не могу отменить эту встречу, — сказал он, догнав меня, наконец.
Я почувствовала, как мышцы моего лица перегруппировались, и ждала обратной реакции.
— Сегодня я не могу, честно. — Искреннее сожаление и умело сформированный мною комплекс вины, теперь дожать — отдельные мышцы моего лица напряглась чуть сильнее, и он сдался: — Но завтра я обещаю…
— Ночью? — мой голос жалобно дрожит, господи, да я сейчас сама себе поверю!
— Ночью, — кивает он.
На том и расстаемся.
Назавтра я едва дождалась конца работы и от нетерпения уже готова была на стенки лезть. Майкл еще раз окинул поле нашей последней битвы — внешний люк «Кастора».
— На сегодня всё. Поехали?
Побежали!!! Я запрыгнула в свой «феррари» и кивнула на место рядом. Он не спеша сел и тщательно пристегнул ремень безопасности.
Я рванула с места. Могу поклясться, несколько первых метров мы проехали на задних колесах. Майкл молчал всю дорогу до Бофорда, хотя, согласна, говорить было сложно. Моя машина летела, едва касаясь земли. Когда мы остановились у входа в его ангар, Майкл перевел дыхание.
— Я думал, что рассказы о таких спидометрах байки, — вот и все, что он сказал.
Там, где у всех был ноль, у меня было сто. Я довольно хмыкнула и, взяв сумку, припустила за ним.
Я никогда не любуюсь машинами, мне все равно, как они выглядят, мне важно то, что внутри. Поэтому, вместо восторженного поцокивания и оглаживания капота, я быстро натянула гоночные доспехи и запрыгнула внутрь.
— Ну, — сказала я Майклу.
— Что? — не понял он.
— Ключ, — поймав ключ зажигания, я кивнула на ворота, — и дверь.
Он усмехнулся и нажал кнопку.
Створки дверей дрогнули и поползли в стороны. Я завела мотор. Комплимент механикам ангара: мое ухо не уловило ни одного неверного полутона. Я нетерпеливо жала на педаль, прогревая мотор, как только расстояние между створками стало достаточным, я рванула с места.
Последнее, что я увидела в зеркале заднего вида — зажмурившегося Майкла. Я вылетела на трек и в этот миг вспомнила его. Черт! Меня накрыла пелена гнева, ярости и чего-то еще… Я даже не смогу описать эмоции, которые я испытала. Пришла в себя я на третьем круге. Стрелку спидометра заклинило на максимуме, мотор молил о пощаде, но я не могла остановиться. Ярость гнала меня вперед. Лишь когда стрелка с горючим сползла почти на нет, я влепила машину в стену ангара, швырнула шлемом в опешившего Майкла и, запрыгнув в свой «феррари», уехала.
Я не помню, как добралась до дома. Думаю, насчет моей машины у полиции были особые распоряжения.
Короче, я влетела в холл, Генри успел мне подать бутылку отцовского виски, и в следующий момент я сижу на полу в галерее напротив портрета отца, пью его виски из горла бутылки и размазываю по лицу слезы.
— Ублюдок… Ненавижу… — мои губы говорили привычные слова.
Я даже не повернула голову на звук шагов. Я знала, кто это. Он тяжело опустился на пол рядом со мной.
— Я знал, что это вопрос времени.
— Ты который из них? — спросила я.
— Старший.
— Первый. Перворожденный… Сукин сын… Сукин сын! — заорала я на портрет отца и швырнула в него пустой бутылкой.
Стекло брызнуло во все стороны. Майкл едва успел прикрыть ладонями голову и пригнуться.
— Что ты творишь?! — он в ужасе смотрел на холст.
— Там пуленепробиваемое стекло. Я могу гранаты в него швырять, — я взяла пистолет и выстрелила, пригнув голову Майкла.
Сосчитав щелчки рикошета, я сказала:
— Смотри-ка, до восьмого Моргана долетела, — я отпустила голову Майкла и взяла вторую бутылку, — он закрыл свой драгоценный портрет еще при жизни, я пригрозила, что порежу его.
Он не знал, что сказать. Я сделала глоток из горлышка.
— Любишь виски? — осторожно спросил Майкл.
— Ненавижу, — я протянула ему бутылку, — я тебя вспомнила.
— Я так и понял, — кивнул он.
— Мне было десять?
— Девять. Мне исполнилось пятнадцать, и он решил устроить меня в летную академию. Мы заезжали…
Мой взгляд сказал: «Не ври».
— Он показал мне тебя, — он сделал глоток из бутылки и вернул мне ее.
Я кивнула.
— Остальных?
— Их я тоже видел.
— Не хочу ничего о них знать.
— Хорошо, — он снова взял у меня бутылку, — у тебя кровь.
— Знаю, полоснуло над бровью. Стекло. Ерунда.
— Фрэнсис…
У меня заболело сердце. Впервые в жизни у меня заболело сердце.