Глава 6
Июль 625 год от Р.Х. Новгород.
Лето выдалось нежарким, да и весна порадовала дождями. Новые косы, сделанные мастером Максимом на государевой мануфактуре, в которой он был пайщиком, сотнями разошлись по словенским весям. Сочная трава собиралась в высокие стога, радуя глаз селян. Сколько раз пришлось бы раньше поклониться той траве, чтобы серпом такую гору сена нарезать? А ведь сейчас уборка началась, и счастливчики, получившие косы, свысока поглядывали на соседей, страдающих от лютой зависти. Это ж какое облегчение мастер Максим всему рабочему люду сделал, и не вымолвить! Старосты чуть не в драку лезли, чтобы те косы вперед других получить, но их пока больше десятка на волость не давали. Слишком мало было тех кос, хоть и работали кузнецы почти без сна, зарабатывая на неделю столько же, сколько за месяц раньше.
По весям раздали и новые хомуты, которые позволили запрячь коней в соху или плуг, смотря что за почва была. Не возьмет тяжелый галльский плуг пронизанную корнями лесную пашню, а вот там, где леса не было уже давно, его ножи поднимали толстые пласты нетронутой земли, обещая небывалые урожаи. Масса скота, что пригнали из истребленных аварских родов, паслась на пару, удобряя его для будущего посева. Мужики, которые помнили голодные зимы, что были еще десять лет назад, мяли в руках тугой колос и благодарили богов. А вот молодежь, что вошла в пору, уже и не ведала другой жизни, считая, что соль — это приправа для еды, а от тухлой рыбы и вовсе воротила нос брезгуя. Детишки, что живы остались благодаря той соли, уже подрастать начали, и свадьбы играть, угрожая через три поколения превратить безбрежную лесную чащобу в гигантское пшеничное поле.
Княгиня родила дочь, а князь, собрав всех ведуний и повитух, под угрозой самой лютой кары, повелел им перед тем, как ребенка принимать, обмывать руки той вонючей дрянью, которой после перегонки через уголь и настаивания на травах в государевых кабаках торговали. Тетки плевались поначалу, но ослушаться не посмели. Князя тут почитали колдуном, и на такое смелости ни у кого не хватало. А уж когда бабы почти перестали от родильной горячки помирать, так и вовсе отпали все сомнения. Раз князь сказал той вонючей водой руки мыть, значит, будут мыть. Знать, так ему боги велели. Вот сама богиня Мокошь и велела. Лично! Она в виде каменной девы теперь на капище стоит, и к ней на поклонение со всех словенских земель пошли, умножая и без того немалые доходы новгородских купцов. То одна баба понесла, когда той каменной деве помолилась, то другая легких родов попросила и получила то, что хотела… Слухи один другого забористей понеслись по землям словен и германцев, породив для князя немалую головную боль. Ведь он решил понемногу христианство внедрять, раз уж у него целый епископ есть, а тут такая неожиданность! Если превратить Новгород в оплот язычества, то потом эту проблему пару столетий разгребать придется. И скорее всего, кровушка польется ручьем. А тут еще из Галлии привезли мраморную статую Исиды с младенцем Гором, которую объявили Девой Марией с Иисусом, а епископ Григорий уверил, что никто ни о чем и не догадается. Ведь отцы церкви вовсю заимствовали старинные праздники и обычаи, превратив египетскую Исиду в Деву Марию, день рождения бога Митры в Рождество, скотьего бога Велеса в святого Власия, а Перуна в Илью-пророка. Учитывая разброд и шатание, что были в то время в христианской церкви, всё это не казалось чем-то из ряда вон выходящим. Ведь даже ислам, что со скоростью пожара несся по пескам Востока, не слишком сильно удивлял оригинальностью своих идей раздираемое религиозными противоречиями христианское сообщество. Ведь в нем были течения, которые отклонялись куда сильнее от никейских установлений, чем новомодные верования арабов.
Каменщики, которые все как один были христианами, в рекордные сроки сложили небольшую церковь в периметре нового города, бросив почти законченную кладку крепостных стен. Это для них оказалось куда более важным, как и для других горожан, каждый из которых считал своим долгом принести камень, замесить раствор, или просто угостить хлебом тех, кто там трудился. Неприметное каменное здание не поражало архитектурными изысками. Обычный прямоугольник с двухскатной крышей, на которой был установлен крест. Не могло себе позволить молодое княжество тратить много, да и епископ Григорий считал, что Бог — он в сердце должен жить, а не в мертвых камнях церковных стен.
И, видимо, господь помог своей пастве, видя ее нешуточное рвение. Его величество Хлотарь, найдя теплые угли на месте цветущего Руана, заглянуть в гости так и не сподобился. Пока он собрал ополчение, пока дошел до разоренного города, его войско начало бунтовать. Ведь уже пора убирать урожай, иначе зимой все они перемрут с голоду. Ему нужно будет выйти следующей весной, сразу же после «Мартовского поля», двинув войско в поход прямо с военного смотра. Но тут случилась незадача. Услужливые купцы, приехавшие из северных земель, принесли весть, что следующей целью разбойников — данов будет город Бордо. Город этот находился в стороне, строго противоположной той, где жил ненавистный князь вендов. А это значило, что никуда его величество Хлотарь не пойдет. У него, на радость новгородским горожанам, будет множество хлопот в своих собственных землях.
А в княжьем тереме шло производственное совещание. Щуплый, застенчивый парень с орлиным носом смотрел на знать Норика и слегка робел. Его звали Никифор, и он резал штемпели на монетном дворе столицы. До недавнего времени резал… В Норик он прибыл совсем недавно, и окружающее удивляло его, и даже немного пугало, до того все было непривычно. Вроде и не обижал пока никто, да только ничего хорошего он от начальства никогда не видел. А сейчас, когда его, словно скотину бессловесную или раба какого-то, запихнули на корабль и отправили в неведомые земли, и подавно. В княжеской горнице, помимо его светлости, сидел глава Денежного Приказа Збыслав, глава Земского Приказа Лют и Николай, римлянин из Лугдунума, который недавно возглавил приказ Ремесленный. Собственно, и приказ этот совсем недавно возник, когда большой боярин Лют с ног валиться начал, разбирая дрязги ткачей, кузнецов, колесников, бондарей, кожевников и прочих мастеров, несть им числа. Молодой мужчина с бритым подбородком и длинными усами, сидевший во главе стола, протянул Никифору золотую монету. Монета была непривычно большой и красивой до того, что парень даже глаза зажмурил.
— Сможешь так сделать? — спросил его князь.
Конец ознакомительного фрагмента
