— Константин Генрихович и Гром готовы. Можно отправляться хоть сейчас, — заверил Леонов. — Транспорт имеется: два экипажа. Доедем быстро.

— Тогда ждём товарища эксперта. Как только он соберётся, выезжаем, — распорядился я. — Детали по дороге.

Мы вышли из отделения.

Константин Генрихович и его верный пёс уже находились в одном из экипажей. Мы с Леоновым подсели к ним. Боюсь, что в другом транспортном средстве места после Черкесова уже не останется.

Я пожал Лаубе руку.

— Странно, Настя не говорила, что вас так скоро отпустят из больницы, — задумчиво произнёс он.

— Пришлось выписаться, — сказал я.

Он понимающе кивнул.

Как только загрузились наши эксперты, оба экипажа тронулись и отправились к месту преступления.

— Давай, Пантелей, рассказывай, — приказал я.

— Убита семья Кондрюхова — зажиточного лавочника, торговал мануфактурой. Судя по всему, с целью ограбления.

— Кто вызвал милицию?

— Соседи. Они же видели, как к дому подъезжали несколько пустых подвод, потом на эти подводы грузили какой-то товар. Скорее всего, тюки с тканями.

— Займёшься их опросом — вдруг смогут дать описание преступников?

— Есть, товарищ Быстров.

— Ещё что-то известно?

— Пока это всё, что удалось выяснить на текущий момент.

К дому Кондрюховых я подъехал с тяжёлым сердцем. Гибель детей — это гибель детей, вещь ужасная, к этому привыкнуть невозможно.

У входа уже стоял милиционер с винтовкой, неподалёку шушукались и топтались с полудюжины человек. Надеюсь, они не всё тут вытоптали, и Грому удастся что-то найти. Впрочем, если бандиты действительно укатили на подводах, собаке придётся тяжко. Но попробовать всё равно нужно.

Первым убитым оказался мужчина лет шестидесяти. Сосед, который вызвал милицию, опознал в нём отца лавочника Кондрюхова. Мужчину зарубили топором.

Чуть поодаль нашли ещё два тела: одно — главы семейства, второе — девочки лет двенадцати. Их тоже зарубили. Всё фактически произошло в придворье дома.

При виде девочки у Леонова дрогнули губы. Я понял, что сейчас творится у него на душе.

— Спокойно, Пантелей. Мы обязательно найдём и накажем этих гадов, — сказал я, положив руку ему на плечо.

— Я даже не представляю, кем надо быть, чтобы пойти на такое…

В глазах Пантелея стояли слёзы.

— Ты как — можешь продолжать? — спросил я.

Он кивнул.

— Смогу, товарищ Быстров. Вы не обращайте внимания — я не испугался. Просто не могу спокойно смотреть на такое!

— Ты не один такой. Наберись сил и злости, товарищ Леонов. К несчастью, нам с тобой придётся увидеть сегодня ещё много страшного, — вздохнул я.

Глава 3

У трупов во дворе были связаны руки и ноги, во рту кляп, у взрослых раздроблены черепа — их рубили топором, словно дрова. Ещё четверых мертвецов нашли у входа в баню, в предбаннике и самой бане. Это оказались женщины, причём совершенно нагие.

Но не в том был весь ужас увиденного. Из каких-то варварских соображений над трупом самой пожилой — матери лавочника зверски надругались, разрубив тело вдоль паховой зоны. Казалось, её разделал какой-то слетевший с катушек мясник.

Ну не мог человек в здравом уме и трезвой памяти идти на такое… Тут явно совсем плохо с психикой, или кто-то реально охренел от безнаказанности.

Даже мне стало не по себе при виде этого кроваво-красного месива, Леонова вообще скрутило, и он выскочил во двор, чтобы «стравить» остатки завтрака на землю.

Никто из нас не бросил на него осуждающего взгляда. У всех подкатывал к горлу противный вонючий комок.

Но самый ужас ждал нас в прихожей некогда богатого дома. Здесь, посреди комнаты, лежала супруга Кондрюхова, вокруг неё зачем-то были разбросаны пропитавшиеся кровью постельные принадлежности: матрасы, подушки, одеяла, наволочки…

Когда я приподнял одно из одеял, столкнулся с остекленевшим взором мёртвых детских глаз. Меня как будто кольнуло иглой прямо в сердце. Наверное, этот взгляд будет мне сниться до самого конца жизни.

Я вернул одеяло на место. Под ним лежало не успевшее остыть тельце ребёнка лет восьми-девяти.

Всего таким странным образом спрятали четыре трупика. Неужели среди бандитов нашёлся такой, что не мог на это смотреть, и потому скрыл их от глаз?

Я не могу описать словами то, что творилось у меня внутри. Это была страшная смесь гнева, ненависти, бессилия из-за того, что мы прибыли на место преступления, когда оно уже де-факто свершилось, и ничего нельзя исправить. Только найти тех выродков, у которых поднялась рука совершить такое… Человечество просто не придумало, как это назвать!

Я видел, как багровеют лица моих товарищей, как наполняются яростью их взгляды, как холодеют сердца. Нет на свете такой кары, чтобы наказать по заслугам нелюдей, совершивших столь ужасающее злодеяние. Но её обязательно нужно придумать!

Соседу Кондрюхова, бывшего у нас за понятого, стало плохо. Здоровенного мужика мутило, он качался как пьяный и неистово крестился. Пришлось усадить его и отпаивать водой.

Леонов потрясённо прислонился к стене, он боялся сделать лишний шаг. Гром — и тот заскулил, понимая своим собачьим умом, что видит нечто такое, чего не пожелаешь даже врагу.

— Спокойно, Гром, спокойно, — шептал Лаубе и проводил ладонью по загривку пса. — Мы с тобой сделаем всё, чтобы отыскать этих гадов.

Черкесов застыл каменным изваянием, казалось, он перестал дышать.

Лишь только Зимин выглядел на общем фоне спокойным и деловитым, но я отчего-то понимал, что это происходило лишь благодаря неимоверному напряжению силы воли, когда заставляешь себя отключить эмоции, оставив только профессионализм.

— Работаем, товарищи, — сказал я.

Приказ подействовал. Леонов очнулся — отправился искать и опрашивать соседей, Константин Генрихович подтолкнул пса, тот стал принюхиваться к скрипучему дощатому полу, а Черкесов принялся выполнять короткие и лаконичные распоряжения эксперта.

Действительно, началась наша непростая милицейская работа.

К сожалению, Гром ненадолго взял след: преступники укатили на нескольких подводах, запах которых скоро растворился на запруженных гужевым транспортом улицах.

Мы узнали только одно — направление, куда поехали бандиты. Но толку от этого мало, потом злодеи могли свернуть куда угодно.

Точное количество бандитов установить не удалось: свидетели путались, называя разные цифры. По нашим прикидкам получилось, что не меньше пяти.

К сожалению, во дворе уже было порядком натоптано, так что загляни на огонёк прирождённый следопыт, даже он не сумел бы разобраться. Зимин тоже не обещал внести в этот вопрос ясность: народа в доме перебывало с избытком, отпечатков хватало на целую роту.

Мы составили примерную картину происшедшего: преступники приехали к Кондрюхову якобы по делам и не застали хозяина дома: в это время он ещё торговал в лавке.

Это известие ни капли не смутило незваных гостей. Посовещавшись, они попросили его малолетнюю дочь сбегать за отцом, позвать или предупредить об их визите.

Как только девочка покинула двор, злодеи принялись жестоко и методично уничтожать всех обитателей несчастного дома: кого-то зарезали, кого-то зарубили, не пощадив даже младенца.

После кровавой разборки шайка отморозков стала рыться в шкафах и сундуках. Бандиты ничем не брезговали, упаковали всё, вплоть до нижнего белья, и погрузили на одну из подвод, которая уехала первой.

Абсолютно ничего не страшась, шайка нелюдей расположилась в доме лавочника, дожидаясь возвращения остальных членов семьи.

Самое ценное Кондрюхов никогда не оставлял на ночь в лавке, а перевозил домой. Именно это и было нужно бандитам. Они расправились с вернувшимися и отправились восвояси, захватив с собой ценный товар — почти две с половиной тысячи аршин мануфактуры, оставив после себя дюжину трупов.

Всё это мы диктовали сухим языком протокола прибывшему на вызов следователю. Я заметил, что он старается не смотреть в сторону мертвецов и вообще выглядит как-то бледно.

— Знаете, — вдруг произнёс он, — в девятнадцатом мне доводилось быть членом армейского ревтрибунала и несколько раз подписывать расстрельные решения. Иногда, прежде чем вынести приговор, сидишь и мучаешься: стоит ли отправлять на тот свет, может, дать ещё один шанс на искупление… Так вот — тех, кто это сделал, я бы лично поставил к стенке и пристрелил!

Я кивнул. Мысли следователя разделял сейчас каждый из нас.

Скоро меня дёрнут и в исполком, и горком. Я с горечью думал, что сказать мне, собственно, нечего. Раскрыть преступление по горячим следам не удалось, а значит, впереди нас ждёт долгая и кропотливая работа.

Если бандиты решились на такое, у них нет никаких моральных тормозов, и наверняка последуют новые жестокие убийства.

От таких дум становилось тошно.

Подошёл Зимин, за которым неотступно следовал, как верный Санчо Панса за Дон Кихотом, наш громила Черкесов.

— Я закончил предварительный осмотр. Трупы можно отвозить в покойницкую, — сказал он.

— Удалось найти хоть что-нибудь, Аркадий Ильич? — с мольбой глянул я на эксперта.

— Отпечатки вам пока ничего не дадут, с ними нужно ещё работать и работать, но кое-что любопытное я могу показать. Вот, нашли неподалёку от бани два свежих окурка, — Зимин продемонстрировал мне свой улов.