— Ничо, девка! Терпи! Подштопаем тебя — будешь как новенькая! Это мужики пущай от крови в обморок грохаются! Женщины… — это слово Суповна произносила как «женьщини», — они храбрее мужиков во всех глобальных испытаниях. Даже в детстве девчонки кровь сдают в пять раз спокойнее мальчишек. Кто вечно валяется в коридорах детских поликлиник полуживой с прижатой к пальчику розовой ваткой?

— Я же хотела как лучше! — стараясь не смотреть на свою руку, обиженно повторяла Рина. — Чего он в меня вцепился?

— Просто… ты… не та! — медленно произнес Горшеня. — Нельзя было… трогать. Сам… должен… выбрать!

В коридоре что-то забухало, донеслись возбужденные голоса. Там кто-то с кем-то боролся. Один человек прорывался внутрь, а другой его задерживал. Потом в дверь чем-то одиночно стукнули — и опять возня. Видно, того, кто постучал, пытались оттащить.

— Войдите! — разрешила Кавалерия.

Что-то неуклюже завозилось, цепляя стены, и в кабинет на костылях ввалилась Наста. Она была раскрасневшаяся и очень злая. За ней, пытаясь ее успокоить, переваливался Рузя.

— Не надо! Не надо! — повторял он.

— Скажите своему Меркурию, чтобы пускал меня в пегасню! Я ему там все перебью, если не будет пускать! — крикнула Наста с порога.

Кавалерия посмотрела на Насту сперва сквозь очки, а потом поверх них, сверяя впечатление. Во внешности Насты с прошлой их встречи произошли некоторые изменения. Наста окончательно избавилась от своих бровей — прекраснейших во всем ШНыре — и на их месте написала не то тушью, не то еще чем-то «брови». Буквы, разумеется, располагались дугой. Одна дуга — там, где была правая бровь, другая — на месте левой.

— Что-то не так? — спросила Наста задиристо.

— Да нет. Все прекрасно, — заверила ее Кавалерия. — Так почему Меркурий Сергеич прогоняет тебя из пегасни?

— Она хочет верхом, — наябедничал Рузя.

— Да! Хочу!

— Тебе нельзя!

— Это тебе ничего нельзя! Отвали, пингвин!

Отгоняя Рузю, Наста взмахнула костылем. Стеллаж, разделявший кабинет на две части, покачнулся, и фарфоровая фигурка играющего ребенка скользнула к краю. Рузя тоненько взвизгнул. Коснувшись серебряной руки на нерпи, Кавалерия подхватила фигурку уже у самого пола и вернула на место.

— Так, — негромко сказала она. — НАСТА! Я считаю до трех. За это время ты должна успеть развернуться на сто восемьдесят градусов и сгинуть. Потому что, когда я скажу «четыре», ты окажешься у Лехура в больнице с банкой джема на тумбочке и с самым дурацким любовным романом, который я найду в шныровской библиотеке… Раз!

Опыт сотен книг и фильмов свидетельствует, что все самое интересное происходит всегда на счет «три», а порой, чтобы избежать клише, даже и на счет «раз». Однако сейчас все началось гораздо раньше. Фарфоровая фигурка ребенка, которую Кавалерия из осторожности отодвинула подальше от края, привела в движение и прочие фигурки, которыми была заставлена полка. Среди фигурок оказался и круглый мраморный шар, установленный на куске лавы с небольшим углублением. Шар покатился и с грохотом упал на пол, расколовшись вдребезги.

Испуганный дракончик завертелся на котле у Горшени, с котла перемахнул на рукав, с рукава на голову и, с силой оттолкнувшись задними лапами, прыгнул на руки к Насте. Ловя его в воздухе, Наста выпустила костыли и обрушилась на пол с шумом, ничуть не меньшим, чем шар. Только дракончик на этот раз не испугался. Уютно устроившись на животе у Насты, он свернулся и спрятал нос под крыло. Вид у него был довольный.

— Ну что вам сказать, вдовы? Кажется, я грохнулась! — сообщила Наста с пола, хотя это и так было всем понятно.

— Вы, конечно, хотите узнать, цела ли я? Большое спасибо! Пол не пострадал! — продолжала Наста.

Все молчали, глядя не на Насту, а на Горшеню, который, вскочив и раскинув руки, заполнил вдруг всю комнату от пола до потолка и от стены и до стены. Нависнув над Настой, он пристально уставился на нее. Глаза-пуговицы блестели невероятным торжеством.

— Она! — произнес он.

— Что «она»? — недоверчиво переспросила Кавалерия. — Хозяйка дракона?

— Да. Дракон выбрал… ее! — повторил Горшеня и, будто передавая ей нечто незримое, опустил огромную руку на лоб Насты.

— Эй, чучело, у тебя мусор из рукава сыплется!.. И прямо мне в глаза! — жалобно сказала Наста. — Может, меня все же кто-нибудь поднимет?.. Нет, я не против полежать, конечно, так что вы сами решайте!

Насту подняли и, как она сама прокомментировала, «установили на костылях». Дракончик перебрался к ней на плечо и устроился там. Ни Рине, ни Кавалерии он взять себя не позволял и, предостерегающе шипя, приоткрывал рот, показывая мелкие зубы.

— Не плюйся мне в ухо, ящерица! Раздражает! — сказала Наста. — Ну все, вдовы! Я потопала. Приятно было пообщаться!

И, забрасывая вперед загипсованную ногу, направилась к выходу. Потом остановилась.

— Может, кто-нибудь все-таки заберет это существо? — поинтересовалась она. — Нет, я, конечно, всех люблю, и яйцо даже, кажется, я притащила. Но просто, если кто-то хочет забрать, я не против!

Рина жалобно посмотрела вначале на свою прокушенную руку, потом на нерпь.

— А как же это вот? Мне его отдавать не надо? — спросила она, носом показывая на гепарда, потому что рукой было показывать больно.

В поисках ответа все уставились на Горшеню. Однако великан снова сидел на полу, занимая места ровно столько же, сколько и в самом начале. Вид у него был привычно дурковатый. Пророчеств он не произносил, и янтарные пуговицы глаз уже не столько смотрели, сколько таращились.

— А! Ну да! Все умное он уже сказал, всех нагрузил! А теперь «голова глиняная, пузо голодное», ля-ля тополя и всякое такое! — сказала Наста.

Вопрос с гепардом пришлось решать Кавалерии.

— Думаю, гепарда отдавать не нужно, раз он выбрал ее без гепарда. Пока ты жива, гепард — твой уникум, — сказала она Рине. Рина предпочла бы обойтись без таких уточнений, хотя и догадывалась, что у гепарда было немало хозяев до нее, равно как и после нее его кто-нибудь получит.

— Однако со временем Насте могут понадобиться твои советы, чтобы найти с ним общий язык, — добавила Кавалерия.

— Она и так уже его нашла! — сказала Рина не без зависти, хотя зависть эта не была такой уж сильной, потому что у нее ведь был Гавр.

Наста пыталась выйти, однако тяжелый дракончик, устроившийся у нее на плече, клонил ее на одну сторону. Чтобы устоять, приходилось откидывать костыль, и он начинал скользить.

— Чего стоишь как памятник? Сними его с меня! Он тяжелый, как утюг! — велела она Рузе.

Рузя пугливо потянул к дракончику руку. Дракончик зашипел.

— Та-ак! Это еще что?! Я тебе вякну! — Наста без всякого трепета сгребла дракончика и встряхнула его, как нашкодившего кота.

— Рузя — это все равно что я! — сказала Наста. — Понял? И только попробуй его укусить! Есть еще вопросы по организации производства?

Вопросов не оказалось. Дракончик перестал шипеть. Наста сгрузила его Рузе и удалилась, стуча гипсом как каменный гость. Верный Рузя спешил за ней с дракончиком на руках.

Первой пришла в себя Суповна.

— Ох, мамашки! — сказала она, подбоченившись. — Золотой зуб даю, что знаю, кто станет настоящим хранителем дракона!