— Это не по адресу. Ближайшее отделение ЗАГСа находится в Копытове. Но лучше всего по месту прописки, — заметила она.

Ул жалобно оглянулся на Яру. Во все сложные моменты рупором становилась именно она.

— Вы не поняли! — торопливо заговорила Яра. — Бумажки мы сами оформим. Ул хочет сказать, что мы с ним хотим вступить в шныровский брак.

Кавалерия вскинула брови:

— Отлично! Вы люди взрослые. Запретить вам я не могу. Но все же очень надеюсь, что вы раздумаете. Потому что это будет шныровский брак.

— Мы не раздумаем, — уверенно сказал Ул.

Кавалерия вздохнула.

— Я подумаю. Давайте вернемся к этому разговору после Нового года! — сказала она и, считая, что вопрос исчерпан, потянулась за хлебом.

Ул с Ярой переглянулись и остались у стола.

— Ну в чем дело? Неужели нельзя подождать две недели?

Яра с ласковой улыбкой наступила Улу на большой палец ноги, включая звук.

— Мы хотим сегодня. Как раз в этот день у Яры познакомились родители, и нам бы хотелось… — послушно начал Ул.

Кавалерия рывком встала, за ручку на шлейке подхватив с пола Октавия. Тот ощутил недовольство хозяйки и зарычал на Ула, болтая лапами в воздухе.

— Вы знаете, как это происходит? Когда-нибудь своими глазами видели?

Яра мотнула головой:

— Нет. Но мы читали.

Короткая косичка Кавалерии хлестнула, как тигриный хвост.

— Мало ли кто что читал? Читать, что волки съели человека, и видеть, как его съели, — разные вещи!.. В первом случае зеваешь. Во втором — долгие годы не можешь спать. Вы в курсе, что в последние годы в шныровский брак вступали только однажды — те двое, залипшие на выходе из двушки? Они оказались неготовы! А сколько в них было горячности, сколько пыла!

— С нами такого не случится, — упрямо сказала Яра.

— В таком случае позвольте вас поздравить! — голос Кавалерии согрелся, но сразу охладел. — Что обычно говорят новобрачным? «Ярослава и Олег! У вас все будет отлично и легко, розы, поцелуи в парке и дети в розовых комбинезонах!» А надо говорить: «Радости радостями, но чаще у вас будет все плохо, нудно и тяжело. С каждым годом в каждом из вас начнут открываться все новые недостатки, а терпения и любви окажется катастрофически недостаточно. Вас ждут испытания, но если вы постараетесь — до крови и пота, то сможете выстоять и останетесь вместе». Если вы ожидаете чего-то другого, лучше сейчас повернуться и быстро-быстро разбежаться.

Ул и Яра слушали Кавалерию хмуро, как злую фею, которая притащилась из чулана и отрабатывает программу отковыривания позолоты от чужих иллюзий.

— Мы останемся вместе, — повторила Яра.

Кавалерия и не ожидала другого.

— На все готовы? Уверены в своих чувствах? Настаиваете? Прекрасно!

Яра была убеждена, что Кавалерия куда-то пойдет, но директриса осталась на месте. На укороченной нерпи вспыхнула рука со скипетром. В пальцах у Кавалерии Яра увидела рдяную ветку, покрытую длинными, как у шиповника, колючками.

— С двушки, — пояснила Кавалерия. — Почти у второй гряды. Ближе не растет.

Ул и Яра жадно разглядывали ветку.

— Сжать нужно сильно. До крови. Никаких клятв при этом произносить не нужно. Это излишнее, — жестко продолжала Кавалерия.

— Сжать и все? — спросил Ул.

— Да. Никаких формальностей, сборов через сберкассу и прочего. Вы — и ваши чувства — будете испытаны. Когда и как, не знаю. Шныровский брак состоится, если оба пройдут испытание. Никто не сломается, не предаст, не отвернется.

Яра сглотнула, неотрывно глядя на колючки. Они казались ей все длиннее и острее.

— А если кто-то не пройдет? — спросила она.

— Тогда один из вас умрет. Причем более достойный.

— А почему?

— Потому что достойный! И потому что это шныровский брак! — невозмутимо пояснила Кавалерия.

Первым, оглянувшись на Яру, руку за веткой протянул Ул. Колючки коснулись ладони. Пальцев он пока не сжимал. Ждал.

— Надеюсь, ветка одноразовая, — напряженно пошутил он.

— Одноразовая. С пятнадцатого века с каждым годом все одноразовее и одноразовее, — кисло подтвердила Кавалерия. Ощущалось, что брак двух старших шныров не вызывает у нее ни малейшего восторга, а только озабоченность.

— Готовы? Не раздумали? — не услышав столь желаемого «нет», Кавалерия вздохнула: — Ну тогда! Раз… Два…

Яра первой стиснула пальцы, одновременно закрыв глаза. Боль оказалась терпимой. Две колючки вонзились в ладонь. Она сжимала пальцы все сильнее, чувствуя, как капли крови текут по ладони, и боясь взглянуть на них.

«Я люблю Ула! Я люблю Ула! Я люблю У…» — повторяла она, как ей казалось, про себя. Но губы все же шевелились.

— Я уже в курсе!.. Спасибо за разъяснения!.. — услышала она голос Кавалерии и, спохватившись, открыла глаза.

Кавалерия улыбалась. Правда, без всякой веселости.

— Достаточно! Ветку можно отпустить!

Пальцы они разжали одновременно. Ветка упала на пол. Разглядывая кровь на ладони, Ул деловито зализывал ранки языком.

— И что? Все? — спросил он. — Нигде не расписываться? Кольцами не меняться? Шампанское не открывать?

— Совершенно верно, — без тени иронии подтвердила Кавалерия.

— А поцеловаться?

— Можете, — спокойно разрешила Кавалерия.

Ул оторвал язык от ладони.

— Засада, былиин!.. Я похож на вампира! А можно потом?

Кавалерия пожала плечами:

— Это была не моя идея.

— Я думала, длиннее будет, — удивленно заметила Яра.

— В этом можешь не сомневаться. Это только начало. — Кавалерия посмотрела на капли крови и добавила: — Причем наименее болезненное. Все прочее будет происходить уже само собой. Без моего участия и без магических веток. Сроков я тоже не знаю. Неделя, месяц, два месяца. В конце этого периода вы или станете одним целым, или кто-то останется в одиночестве.

В столовую вбежали Рина и Сашка и бросились к столику Кавалерии. Запыхавшиеся, с мороза. Щеки у Рины были как свекольным соком натерты. Только глаза блестели, а сверху пестрая шапка со смешными собачьими ушами.

— Мы из Склифа! Там полно ведьмарей и… — начала Рина и вдруг наклонилась: — Ой! У вас палка какая-то упала!

— Нее-е-т! Брось! — запоздало крикнула Кавалерия.

Реакция у Сашки была, как у мангуста. Он понял только, что Рина взяла нечто, что таит опасность. В прыжке он сбил ее с ног и рванул ветку к себе, ощутив обжегшую пальцы боль.

— Порезался… А чего такое-то?

— Ничего! Ты меня тоже порезал! — Рина открыла ладонь. На подушечке большого пальца алела длинная неглубокая царапина, быстро наполнявшаяся кровью.

Кавалерия взяла у Сашки ветку. Осторожно, двумя пальцами. Острая вспышка серебристой руки на укороченной нерпи, и ветка исчезла.

— А чего это была за палка-то? — запоздало спросил Сашка.

Кавалерия страшными глазами уставилась на Ула и Яру. Если бы взглядом можно было заморозить или обратить в пыль — все это несомненно произошло бы с ними.

Возникла томительная пауза, нарушаемая звуками хвоста Октавия, когда он ударялся о кожаное плечо Ула. Сашка, ничего не понимая, вертел головой.

— Так что это за ветка?

— Кто-то с двушки притащил. Нет чтобы закладки искать, так они пока все деревья не переломают — не успокоятся, — объяснил Ул.

— А-а. Ну да… есть такой момент… — разочарованно протянул Сашка.

Глаза у Кавалерии погасли. Она встала, взяла Рину под руку, отвела ее в сторону и стала внимательно слушать про Склиф и берсерков. Верный Сашка маячил рядом в качестве группы поддержки, пока Суповне не понадобилась грубая мужская сила для переноски стола.

Первым побуждением Рины было умолчать про ключ с красной биркой, но без него рассказ не имел бы необходимой внутренней связи. Она отдала ключ Кавалерии, и та взяла его. Октавий втянул носом воздух и завыл с коротким взлаем.

— Успокойтесь, Император! На истерику команды не было! — Кавалерия подозвала Яру. Рина с тоской наблюдала, как ключ с биркой падает к Яре на ладонь.

— А?.. — вопросительно начала Яра.

— Подробности вот стоят, — показав на Рину, Кавалерия повернула голову ко входу.

Между кирпичными колоннами наблюдалась оживленная возня. Сашка и Вовчик тащили громоздкий стол.

— А этот убирайте! — распорядилась Суповна. Пораженная школа наблюдала, как из столовой уносят преподавательский стол и на его место водружают новый, длиннее прежнего на добрый метр.

Поздним вечером Ул и Яра пошли в пегасню, к Азе. Стекла пегасни запотели изнутри. По обе стороны от ворот высились огромные кучи обледеневшего снега.

— Обормот Витяра! Льва использовал! — сказал Ул, вспомнив, кто сегодня был дежурным.

— Откуда ты знаешь?

— Можешь представить себе человека, который без льва забрасывает снег на четыре метра?

Яра отрешенно кивнула. Она стояла у ворот, не заходя в пегасню, и, сняв перчатку, ногтем ковыряла на воротах краску. Ул понял, что она чего-то ждет. Явно не рассказа об обормоте Витяре.

— Чудо, былиин, с этой веткой! Не сочти меня циником, но я ничего не почувствовал! Как-то быстро! Укололись палкой и — женаты!.. Нет чтоб Мендельсона какого-нибудь забацать, речугу, там, произнести про социальную значимость брака… — заявил Ул смущенно. С Ярой он всегда был откровенен, раз и навсегда решив, что откровенность лучше любой лжи, пусть правильной, уместной и мудро взвешенной.