Пока Даф разглядывала ее, дриада втянула носом воздух и передернулась.

— Кто-то продает тут мяту! Шагов триста в ту сторону! Руки б поотрывала! — пробормотала она вполголоса.

— Вы что-то сказали? — переспросила Даф.

— Ничего!.. Я могу остаться здесь только две-три минуты! Так что давай сразу поставим черточку над й, точечку над i и двоеточие над е! Я сама по себе. Не свет и не мрак! Даром услуг не оказываю! — сухо и быстро сказала дриада.

И, точно намекая на что-то, дриада провела пальцами по своему ожерелью. Дафна намека не поняла.

— И как у нас дела? Сильно болит? — тоном недоучившегося медика продолжала дриада.

— Что болит? — не поняла Дафна.

— А ты не знаешь, что у тебя болит?

Даф покачала головой. Дриада недоверчиво вгляделась в нее и с досадой поморщилась:

— А, ну да! Я опять опередила события!..

— Какие?

— А вот это неважно! Ничего: скоро ты ко мне прибежишь, но имей в виду: мне не нужны ни твои крылья, ни твоя флейта! Оставь их себе!

Дафна посмотрела на нее с беспокойством. Ничего себе заявочка: ей позволили оставить флейту! Тем временем дриада обошла вокруг Даф, бесцеремонно ее разглядывая. Потом протянула руку и потрогала волосы.

— Свои? — спросила она.

— Свои.

— Уверена, что не парик? А чего они все время порхают?

— Да так вот! — машинально сказала Даф.

— Можешь не оправдываться, — заявила дриада, хотя никто и не оправдывался. — Мне нравится. Значит, так, за свои услуги я беру: а) твои волосы; б) твою красоту!

Дафне назойливо захотелось покрутить пальцем у виска.

— И как, интересно, вы это сделаете?

Сердитая дамочка вновь коснулась ее волос. Заметно было, что они ей нравятся.

— Это моя забота — как! Все, что можно отдать, — можно и взять. Спорю на двести колючек, что ты согласишься. Ну если, конечно, красота для тебя не дороже жизни. Всякое случается в нашем лягушатнике!

Дафне стало не по себе.

— Что-то я вас не понимаю! — сказала она жалобно.

— Скоро поймешь! И не зли меня! Слышишь? И надуть меня не пытайся! А то к красоте и волосам я попрошу чего-нибудь еще! — с угрозой произнесла дриада и, опустив глаза вниз, внезапно завопила: — А-а-а! Убери его немедленно! Это чудовище по мне ползет!

От неожиданного вопля Даф отпрянула, после чего обнаружила, что речь идет о ее коте. Депресняк, давно задумчиво присматривающийся к дриаде, внезапно вцепился в нее когтями и, точно по стволу дерева, стал деловито карабкаться вверх, к волосам, растрепанным как воронье гнездо. Сложно сказать, что ему померещилось. Может, надеялся найти там птенцов?

Растерявшаяся Дафна некстати дернула за вшитую в комбинезон ручку, но получилось только хуже. Вместо того чтобы втянуть когти, Депресняк на всю глубину запустил их в лицо и волосы дриады. Всклокоченная дамочка зашипела от боли, замахала руками. Очередная капля с ее носа описала полукруг и проросла на шиферной крыше торгового ряда.

— Теперь ты вообще ничего не получишь! Ни одной бусины! Искать меня будешь и не найдешь! Слышишь? Ты покойница! Уяснила: покойница! — мстительно завопила дриада.

Лицо у нее было разодрано, однако вместо крови из ран сочился вязкий сок. Сорвав Депресняка, она отшвырнула его от себя, топнула ногой и исчезла. Кот прихрамывал, но вид имел довольный. Когда животное пребывает в такой степени убежденности в своей правоте, его даже ругать невозможно. Дафна погрозила ему кулаком и отвернулась.

«Сумасшедшая. Не все дома! Ну или, во всяком случае, многие отлучились!» — подумала Даф и, вспоминая безумные глаза дриады, боком выбралась из закутка. Мятые самовары смотрели на нее блестящими боками. В одном из самоваров Дафна увидела лицо в противогазе и каске.

— Ну что, купил ружбайку? — поспешно спросила она, оборачиваясь к Мефу.

Если не хочешь отвечать на чужие вопросы — задавай свои.

— Не-а, наигрался. Мне даже каска надоела. Обратно ведь не примут? — ответил Буслаев с сожалением.

Он вечно себя на этом ловил: чем с большим нетерпением схватишь какую-то штуковину, тем ненужнее она после окажется. Синдром бумажного языка, купленного в цирке, с которым уже в метро ощущаешь себя жгучим идиотом.

— Это радует. Значит, ты не безнадежен, — рассеянно одобрила Даф.

Она только что сообразила, что оставила кору дуба валяться в закутке, но возвращаться не стала. Ей и так ясно было, что дриада не скоро захочет с ней увидеться.

* * *

Около одиннадцати вечера Корнелий заглянул на кухню. В коварной душе его обреталось намерение утащить из холодильника колбасу. За столом он увидел Улиту и Эссиорха. Их головы почти соприкасались. Палец Улиты задумчиво скользил по полировке, растягивая и вновь собирая большую каплю воды. О чем они говорили, было непонятно, однако остального мира для них явно не существовало. Он был задвинут на задворки вселенной и тихо пылился там вместе со всякими ненужными вещами.

Другой бы на месте связного света молча удалился, однако в данном конкретном случае на месте Корнелия был именно Корнелий.

— Ага! Попались! Встать! Руки за голову! Проверка документов! — заорал он.

На Корнелия вскинулись сразу две пары раздосадованных глаз. Выключенный чайник на плите закипел сам собой. Корнелий забеспокоился.

— Эй! Это шутка была! Что вы на меня уставились, как злобные сычи на дохлую лошадку? — спросил он тревожно.

— Сычи лошадок не едят, — сказал Эссиорх.

— Чего, так плохо? Хотя тебе лучше знать!.. Что у вас тут? Бунт зверушек? Моська в сговоре со слоном дают Крылову тему для новой басни?

Улита напряглась. Существовал целый ряд животных, домашних и диких, упоминаний о которых она не переносила.

— И кто тут слон? — поинтересовалась она подчеркнуто спокойно.

Чайник на плите выкипел и намертво приварился к решетке.

— Разве непонятно? Эссиорх! У, хобот слонячий, отвернись от меня! — поспешно нашелся Корнелий.

Сравнение с моськой Улиту более-менее устроило. Эссиорх же из себя выходил долго. Во всяком случае, Корнелий научился улавливать момент, когда надо улепетывать.

— Ты никогда не задумывался, что люди могут иметь право на свободу от твоего присутствия? — спросил Эссиорх.

Корнелий озадачился. Об этом он действительно размышлял редко. Окружающий мир для него был корнелиецентричен. Он выключался, когда связной закрывал глаза, и послушно ждал его пробуждения. Даже солнце и то переставало светить, когда Корнелий на него не смотрел.

Корнелию захотелось брякнуть, что людей он тут не видит, а видит одного хранителя и одну ведьму, но в этот момент дверной звонок решительно произнес: «ДЗВИААК! ЧИУ-ЧИУ!»

«Чиу-чиу!» являлось началом мелодии, которая должна была играть, но вечно куда-то западала. Эссиорх покорно встал, всхлипнув расшатанной табуреткой, и отправился открывать. На площадке стоял мужчина в светлом льняном пиджаке. Круглое, циркулем вычерченное лицо с двумя ямками на щеках. Брови — короткие щетки.

— Привет, Ратувог! — с удивлением поздоровался Эссиорх.

Ратувог молча сунул ему твердую ладонь. Руку всегда стискивал так, словно предполагал у того, с кем здоровался, наличие многих лишних костей. Хотя Эссиорх был, по-моему, единственным, кому это нравилось.

— Проходи! — пригласил Эссиорх, посторонившись.

Ратувог проходить отказался, но в коридор все же продвинулся и тотчас закупорил его. Он был вовсе не громоздким и не особенно мускулистым, но везде, где он оказывался, сразу становилось тесно.

— Я по делу! — сказал он.

Эссиорху это и так было ясно.

— В общем, тема такая, — решительно продолжал Ратувог. — Есть девочка, сирота. Три с половиной года. Родители погибли в аварии. В опеке у дяди и тети. Девчонка нервная, часто плачет, заходится. Тетка и муж ее успокаивают: хлещут ее чем попало — мокрым полотенцем, ремнем. В последнее время стали еще и сигаретами прижигать.

У Эссиорха расширились ноздри.

— Чем-чем прижигают? — переспросил он.

— Ты не ослышался, — сухо подтвердил Ратувог.

Эссиорх уже обувался, терпеливо шнуруя высокие ботинки.

— А тебе самому нельзя? — поинтересовался он.

Ратувог пошел пятнами.

— Видишь, тут какая штука. У меня запрет на насилие под угрозой потери крыльев! Я нарушал его дважды. Это будет последний, — выдавил он.

— Мне кажется, Троил бы понял, — заметил Эссиорх.

— Он уже два раза понимал. Нельзя же бесконечно! А когда кто-то мучает детей, меня капитально срывает. Я боюсь, что с этими двумя уродами могу наломать дров, — сказал Ратувог.

— А я спокойный? — спросил Эссиорх.

— Ну, ты хотя бы притворяешься, — утешил его Ратувог.

Подпрыгнув, Эссиорх ладонью сбил с высокой вешалки мотоциклетный шлем и поймал его у самого пола. Движение было отработанным. Кожаную куртку он захватил с собой.

— Ясно, — кивнул Эссиорх. — Адрес помнишь?

— Коровинское шоссе. Сразу после развилки с Дмитровкой второй дом. Квартиру скажу, как только вспомню.

— А вспомнишь-то скоро?

— Уже на подходе. Вот тут вертится, — сказал Ратувог и пальцем ткнул себя в центр лба.

— Ты куда? Уходишь, что ли? — завопил из кухни Корнелий.

Эссиорх быстро поднес к губам палец, торопливо выскользнул из квартиры и прикрыл дверь.