Тогда были уже и психиатры. На психику они смотрели через призму медицинской оптики, которая в этом случае не совсем точна. В логике психиатрии того времени существовали патологические психические процессы, подобные инфекционным, и некая здоровая, идеальная психика. А патологическим считалось все, что было социально неодобряемым. Достаточно странная логика: опираясь на социальный критерий, находить биологически ориентированный диагноз.

Блейлер (1857–1939 гг.), создатель термина «шизофрения», опирался на все эти теории. В лаборатории он исследовал свободные ассоциации психиатрических пациентов методами лабораторной психологии.

Сегодня существуют в измененном виде все эти направления. Но они настолько сильно друг на друга влияют, что различия между ними стираются, особенно при практическом использовании, а различия касаются в первую очередь используемой терминологии и теоретических моделей.

Вплоть до недавнего времени можно было говорить о двух тенденциях в психологии, как писал Карл Роджерс, основатель клиент-центрированной терапии. Одну он называл «объективной», старающейся описать человека как объект, подлежащий изучению, а другую «экзистенциальной», воспринимающей человека как сознательное и целостное существо, несводимое к его функциям.

Эти тенденции — отражение основной проблемы психологии — психофизиологического дуализма. Все согласны, что психика и головной мозг взаимосвязаны. Но как? Что первично и что вторично? Что на что и как влияет? Или психика и мозг одно и тоже?

Из ответа на эти вопросы и рождаются различные теории. Грубо говоря, одни теории сводят все к мозгу. Психика просто его производное. И можно все объяснить, поняв строение его. Другие говорят, что мозг просто проводник для психики. Как приемник для радиоволн. Третья, что они взаимосвязаны, несводимы друг к другу, а вопрос первичности оставлен за скобками.

Пока не найдено достоверных фактов, что психика существует отдельно от головного мозга. Как только они обнаружатся, то эта теория может стать вполне научно обоснованной. Но эти теории обычно на научность и не претендуют. Теории, объясняющие все головным мозгом, как раз очень на нее претендуют и даже имеют наукообразный вид, но строго научными все же не являются. Нет четкой корреляции между строением и биохимией мозга и психическими процессами. Конечно, есть связь, но сводить, например, любовь к дофаминэргической реакции несправедливо.

Да, ясно, что она сопровождается такой реакцией, но это не значит, что реакция является причиной и сутью. Как книгу невозможно свести к бумаге, обложке, типографской краске.

Во многом это противоречие были разрешены Выготским (1896–1934 гг.). Хотя возможно его влияние на дальнейшее развитие психологии не было непосредственным, несмотря на его высокую популярность в последние десятилетия.

В преодолении этих противоречий ему помогли идеи Карла Маркса. Сам Маркс мало внимания уделял психологии, как и многие его последователи. Однако его диалектический материализм очень удачно подошел для научного описания психики. Он позволил не скатываться в вульгарный материализм, объясняющий психику мозговыми процессами и отдельными измеримыми функциями, но и не впадать в субъективизм, умозрительность и отрицание возможностей исследования психики.

С точки зрения Выготского психика выступает как системное образование, не сводимое к головному мозгу или рефлексам, как это было в предыдущих попытках сделать психологию более научной. Психика согласно Выготскому появилась благодаря использованию символов и знаков, языка и речи в процессе труда. Точнее сознание и мышление являются такими инструментальными образованиями. Потому что эмоции являются более древними образованиями, связанными с подкорковыми структурами головного мозга.

Михаил Ярошевский так пишет о рождении этой идеи у Выготского: «Идея Маркса об орудиях труда как средствах изменения людьми внешнего мира и в силу этого своей собственной организации (стало быть, и психической) преломилась в гипотезе об особых орудиях — знаках, посредством которых природные психические функции преобразуются в культурные, присущие человеческому миру в отличие от животного». [Марксизм в советской психологии // Репрессированная наука. Выпуск 2. СПб.: Наука, 1994, с. 24–44.]

Не думаю, что можно провести четкую линию между научными и псевдонаучными теориями. Такое разделение будет само по себе не очень научным, как и сам термин «псевдонаучный». Потому что не существует четкой границы между явлениями в принципе, а «псевдонаучность» является ярлыком и отдает временами инквизиции.

Но можно распределить на континууме психологические теории и вмешательства по степени обоснованности их теории и эффективности практики. Ведь психологические направления не являются чем-то застывшим и монолитным. Они развиваются, взаимно обогащаются. Вряд ли можно назвать какую-то теорию и практику 100 % научной, а другую настолько же ненаучной. Абсолютного в мире нет ничего.

Чаще всего психотерапевты и их клиенты делятся на две враждующие группировки. Одни говорят, что психология и психотерапия — это наука или должна стать наукой, другие говорят — нет, не наука, это искусство, ремесло. И те, и другие отчасти правы.

Сесил Паттерсон, Эдвард Уоткинс в книге «Теории психотерапии» так излагают взгляды Карла Роджерса на этот вопрос:


1. Исследование и теория направлены на удовлетворение потребности в упорядочении важного опыта.

2. Наука — это точное наблюдение и вдумчивое, творческое мышление на основе этого наблюдения, а не просто лабораторное исследование с использованием инструментов и вычислительной техники.

3. Наука начинается с общих наблюдений, грубых измерений и спекулятивных гипотез и развивается в сторону более точных гипотез и измерений.

4. Язык независимых-смешанных-зависимых переменных, вполне пригодный для продвинутых этапов научного исследования, неприменим на начальных и промежуточных этапах…

6. Каждая теория предполагает большую или меньшую вероятность ошибки; теория лишь приближается к истине и требует постоянного изменения и модификации…


Можно сказать, что психотерапия, как и медицина, является прикладной наукой, которая использует научные данные, но также является ремеслом и искусством, не сводимым к строгой науке. Особенностью психотерапии является, что она использует как экспериментальные данные, так и данные, полученные методами гуманитарных наук и самонаблюдения.

Александр Сосланд в книге «Фудаментальная структура психотерапевтического метода или как создать свою школу в психотерапии» очень хорошо описывает то, как развивается психотерапия.

«История психотерапии — это сумма нарративов, описывающих истории появления и развития отдельных школ. Такие повествования состоят из параллельного описания развития идей отдельной школы и путей становления и утверждения, борьбы и преодоления сопротивления. Психотерапевтические методы находятся в состоянии постоянного состязания друг с другом, что, разумеется, накладывает отпечаток на всю психотерапевтическую жизнь в целом».

Джефри Янг, основатель одного из ведущих современных направлений — схематерапии, вобравшей в себя идеи когнитивной терапии, психоанализа и гештальт-терапии, рассказывал, как осознал недостатки когнитивной терапии при работе с расстройствами личности, поучившись и поработав у Аарона Бека, основателя когнитивной терапии.

Янг предложил изменения. Стал говорить о важности внимания к детскому опыту, который в когнитивной терапии тогда недооценивался. Говорил об этом с Беком. Тот ему сказал, что да, важно, у меня есть психоаналитическая подготовка, я знаю. Но все же «здесь и сейчас» работа важнее.

Янг стал использовать техники работы с воображением. Понял, что нужна другая модель психотерапии. Основал схематерапию. Но его стали критиковать когнитивные терапевты, говоря, что твоя схематерапия тоже когнитивная терапия, что твоя схематерапия — это психоанализ. Или что работе с воображением нет места в когнитивной терапии. Все отвернулись от Янга.

Бывшие друзья и коллеги перестали общаться. Кто-то из недоброжелателей задержал выпуск книги по схематерапии, повлияв на издательство. Но потом появились ученики, книги и ассоциация, исследования.

Схематерапия стала одним из признанных эффективных направлений психотерапии. Когнитивные терапевты стали уважать и включать методы схематерапии в свою работу.

Примерно такая же история происходила и с Аароном Беком и Альбертом Эллисом, основоположниками когнитивной терапии. С учениками Фрейда происходило тоже самое, и с самим Фрейдом.

Это напоминает ситуацию с созданием религиозных школ.

Похоже на историю Иисуса Христа. Он приходит в синагогу, где отталкиваясь от ветхозаветного учения, дает завет новый. Терпит гонения, но преодолевая все трудности, находит учеников, его проповедь разносится по всему миру и создается христианская церковь. В которой появляются новые бунтари, проходящие похожий путь.

Карл Ясперс в «Общей психопатологии» излагает точку зрения психиатра Принцхорна:

«…свою функцию посредника психотерапевт может выполнить либо в силу собственных личностных качеств — но в этом случае он не внушает должного доверия, необъективен, его слова и действия не опираются ни на какую «инстанцию», — либо в силу своей принадлежности к «закрытой культурной общности: церковной, государственной иди партийно-политической»: только при этом условии он получает возможность уверенно отвечать на те вопросы. В связи с которыми возникает проблема авторитетности соответствующей «инстанции».