Дмитрий Хван

Хозяин Амура

Глава 1

Ангарский посад. Январь 7153 (1645)

Карандаш скрипел, выводя на плотном, разлинованном листе бумаги незамысловатые слова.

— Прокопушка, пойдем уже. — Любаша отправила младшего Славку на двор, заставив-таки его повязать шарф. — Стрельцовы только-только вышли, нас ждут. Оставь ты свои закорючки хоть на сегодняшний день!

Загоревшись идеей получить среднее образование, а вместе с ним и звание старшего мастера, что подразумевало повышенный оклад, Славков записался на вечерние курсы для взрослых при посадской школе. Неожиданно для самого Прокопия обучение давалось ему легко, стоило лишь освоить азы. За сравнительно короткое время он выучил счет, сложение слогов в слова и начал потихоньку читать. В том числе и листы с информацией, что вывешивали у правления и дома культуры, к которым раньше он никогда не подходил — ни к чему они были неграмотному переселенцу. А теперь — поди же ты, сподобился. Единственное, что не получалось у Прокопия, так это письмо. Глядя на свои попытки заполнить строки прописей, он порой впадал в полное отчаяние и пару раз пытался бросить обучение. Но благодаря младшей дочке Миряне каждый раз находил в себе силы пробовать писать еще и еще раз. Даже сегодня, в такой знаменательный день он, наполовину одетый — в стеганых штанах и новых валенках, подшитых кожей, присел у стола еще раз прописать задание на завтрашний вечер.

— Да-да, идем, Любаша, ты оделась? — сосредоточенно покивал не глядя Славков. — Ну ты смотри, получается же!

Воскресный день был поистине хорош! Яркое солнце щедро заливало улицы посада, и даже снегири чирикали, будто так же, как и люди, радуясь обещанному подарку от мастеров радиодела. Говорят, что зимний посвист этих бойких птиц предвещает скорую оттепель. Неплохо бы, думалось Прокопию.

К площади шли десятки людей, весело переговариваясь. Утоптанный снег хрустел под ногами, искрясь на солнце. Дети стайками шныряли между взрослыми, играя в снежки и радостно повизгивая. Время от времени они, испытывая мам на прочность, бухались в сугробы, что лежали вдоль заборов посадских дворов. Атмосфера праздника передалась ребятне от родителей. На площади детишек и их родителей ждало угощение и горячие напитки да выступление коллективов местной самодеятельности. И повара столовых, и артисты из посадского люда готовились к этому мероприятию загодя, каждый по-своему.

Площадь перед правлением и домом культуры была заполнена народом — на утро воскресенья было назначено знаковое для общества мероприятие. Оно подводило первый и самый важный, основополагающий итог работ специалистов радиодела. В свое время, отобрав с превеликим трудом два десятка толковых ребят и девчат у множества желающих — химиков, военных, металлургов, медиков и прочих, — радисты и радиолюбители из двух экспедиций принялись за создание своей учебной и технологической базы. Они, как и многие из первоангарцев, совмещали радио с работой в ином направлении — кто-то работал в цехе, кто-то на пилораме, а кое-кто и управлял экономической и политической жизнью Ангарии, находясь в Совете.

В бывший складской ангар, собранный в Новоземельске еще до закрытия аномалии, стекались продукты производства со всех частей сибирской державы: из химической столицы Порхова, из Железногорска — ее металлургического и стекольного центра, из мастерских Ангарска и Васильева, чтобы одно из важнейших направлений работы «на будущее» не знало проблем. Конечно, без проблем не обошлось, но и Москва не сразу строилась. Важнейшей целью для пропавших во времени людей изначально было выживание во враждебном окружении. А значит — первым делом все для армии, для военных нужд. Все собранные на берегах Байкала рации первые годы шли на оснащение связью крепостей, старых и новообразующихся поселков, затем — пароходов, экспедиционных партий. На такой важный аспект, как радио для обывателей, исполняющее только информативные и развлекательные функции, поначалу не обращали внимания. И лишь после того, как высвободились дополнительные руки, а также наладилась сборка дуговых радиостанций, предназначенных для формирования радиопояса от Эзеля до Енисейска, нашлись производственные мощности и для радиофикации поселков на Ангаре. В итоге результатом стало появление в Ангарске, Усолье, Белореченске, Баракаеве, Васильеве и Новоземельске на площадях у домов культуры столбов с установленными на них двумя металлическими раструбами.

Едва Славковы вышли на площадь, как Славик тут же устремился к крытым лоткам с угощением и вскоре с добычей вернулся обратно. В одной руке он держал исходящий паром горячий пирожок, а в другой — раскрашенный деревянный самолетик на палочке.

— С картошкой и грибами! — хвастаясь, сообщил малец, откусив кусочек и, прищурив глаз, поднял руку с игрушкой, примерив ее на ярко-голубом небосклоне.

— Славка, пошли туда, посмотришь на кукол, — предложила мать, показав на толпившихся перед небольшой сценой детишек.

Однако мальчишка лишь только махнул рукой и, вручив игрушку сестре, устремился к ледяной горке.

Славковы, взяв по чашке горячего сбитня, направились к сцене, где десяток музыкантов наигрывали веселые мелодии, не давая людям замерзнуть. Даже Прокопий, похлопывая варежками по бокам, не преминул малость подвигаться.

Так, за праздной кутерьмой прошло некоторое время, и вскоре перед народом появился князь ангарский в сопровождении княгини и младшего сына Ярослава. Старший же, Стас, в это время был в Железногорске, на стажировке. Под восторженные выкрики всех посадских, и взрослых и детей, бросивших развлечения и окруживших сцену, Вячеслав вышел в центр помоста. Приветствуя граждан, он жестами успокоил их и начал говорить уже в полной тишине. Люди ловили каждое слово — переселенцы его искренне любили. Соколов не планировал растягивать речь — все же не май месяц, да и детвора долго не станет спокойно стоять. Так что утомлять публику Вячеслав не стал, сведя свое выступление к тезисам: так, он призывал молодежь настойчиво овладевать знаниями и оттачивать приобретенные умения с помощью учителей, которые всегда готовы помочь в любом вопросе. Кроме того, Соколов предложил старшему поколению не забывать о грамоте, похвалив тех, кто записался на вечерние курсы.

Вдруг Дарья, подойдя к мужу, указала на мальчонку, стоявшего спереди, и что-то быстро проговорила Вячеславу на ухо. Князь кивнул и подал мальчугану руку, и тот ловко вскарабкался на сцену, сияя от восторга.

— Я несказанно рад, что у нас появляются такие молодцы! Помню, этот малыш недавно захотел летать. Может быть, его мечта сбудется, и Вячеслав Прокопьевич Славков когда-нибудь станет славным летчиком. Посмотрим. А пока у Славковых все дети, выучившись грамоте, стали нужными для нашей державы людьми…

— Ты смотри, мальца отчует! — пронеслось в толпе. — Яко боярина!

— Это же можно сказать и про многих других — и Стрельцовых, и Онуфриевых, и Михайловых. Самое важное сегодня — быть грамотным, уметь применять знания в жизни и не смущаться, не робеть! Так что я призываю всех учиться, учиться и еще раз учиться!

Люди зашумели, послышались одобрительные выкрики. Дав им некоторое время обсудить услышанное, Соколов снова призвал к тишине и торжественно объявил:

— Я знаю, вы ждете обещанного подарка. Но прежде я хочу сказать вам вот что… — Вячеслав выдержал паузу и продолжил: — Время Ангарского княжества прошло!

Тут же повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь хлопаньем разноцветных лент, повязанных на сцене, да писком малышей, возившихся на горке со щенком.

— Настало время Руси Сибирской! — провозгласил Соколов и, повернувшись к изрядно продрогшим, давно ожидавшим этого момента музыкантам, подал знак.

Те немедля грянули знакомую до глубины души каждому члену новоземельской экспедиции величественную музыку Александрова. Иной человек, конечно, от такого варианта исполнения мог бы и поморщиться, но только не здесь и не сейчас.

Соколов тем временем отступил за сцену, где его уже ждал Радек.

— Ну, что скажешь, Николай? — улыбаясь уголками губ, спросил профессора Вячеслав.

— Пафосно, Слава, — рассмеялся Николай Валентинович. — А с ребенком Дарья удачно придумала, чуть слезу не вышибли, негодяи! И классика к месту процитировал. А вообще мне, старому цинику, понравилось.

— Музыканты-то наши молодцы! — принимая дымящуюся кружку со сбитнем, похвалил Соколов.

— Это бесспорно, — кивнул Радек. — Молодцы! Отпив из кружки, Вячеслав с удивлением посмотрел на профессора — тот не сводил с него взгляда. Причем глаза его из безмятежно-веселых вдруг стали холодными и колючими.

— Ты решил что-нибудь насчет моего предложения? — проговорил Николай Валентинович. — Времени мало, Слава! С каждым днем его все меньше.

— Да, Николай, твой вопрос я и остальные члены Совета решили положительно и единогласно. В мае я отправлюсь в Сунгарийск и лично с ним переговорю, — негромко ответил Соколов.

Тем временем музыка кончилась и со стороны площади донеслись восторженные крики толпы.

— Людям тоже понравилось, — констатировал Радек. — Это отлично!

И Радек, и Петренко, и Саляев — каждый из них в свое время убеждал Соколова в необходимости устройства службы внутренней безопасности государства. Тот же Ярослав уже дважды выдворял людей Строгановых за пределы Ангарии. Причем второй раз пограничникам предлагались немалые деньги за возможность пропуска группы в земли княжества. Покуда незадачливых шпионов выдавала их прямо-таки кричащая непохожесть на остальных переселенцев, но это не могло повторяться каждый раз, и гарантировать безопасность со временем стало бы просто невозможно. Конечно, тот же Петренко мог бы заняться этой проблемой, но у него было слишком много работы в пограничном воеводстве. А тут требовались профессионалы, коих среди людей Матусевича было изрядно. Точнее, его группа контртеррористического отдела КГБ только из них и состояла, но использовать их единственно как щит от маньчжуров, лишь посылая оружие, боеприпасы и пополнение, было непродуктивно. Матусевич и сам ранее намекал Соколову на необходимость создания хотя бы базы института контрразведки, способной к саморазвитию, как прицел на будущее. Но тогда дело стопорилось тем, что майору госбезопасности верхушка первоангарцев до конца не доверяла. И только в последние годы эти настроения резко переменились. Благодаря отличной работе Игоря Олеговича на посту воеводы огромного и сложного по всем параметрам края его, наконец, оценили должным образом.

К этому времени Матусевич не только с успехом отбил все попытки маньчжуров атаковать его крепость на Сунгари, но и наносил им большой урон постоянными вылазками на их территорию. В том числе и отрядами местных племен и родов. Солоны, нанайцы, гогулы сотрудничали с ангарцами, активно торговали с ними, а дауры и вовсе считали себя народом, принадлежащим державе далекого князя. Союзники маньчжуров — дючерские племена были выдавлены из бассейна Амура большей частью на север, в земли, отошедшие Руси. Таким образом, они попали между молотом и наковальней и в скором будущем должны быть замирены, лишившись поддержки своего хозяина — маньчжурской державы Цин. Меньшая часть их бежала на юго-запад, в верховья Сунгари. Сами же маньчжуры после полного разгрома их войска, посланного к Сунгарийску, более не давали знать о себе, сохраняя полное молчание. Даурские князья, в частности майор вассальной рейтарской конницы Лавкай, предполагали по весне появление переговорщиков из Мукдена.

«Внимание, внимание! Говорит Ангарск! Говорит Ангарск! Передаем первый выпуск «Вестей Сибири» по радио!» — донеслось вдруг до Вячеслава.

— Николай! — Будто очнувшись от тяжелых мыслей, Соколов пихнул профессора в плечо и увлек за собой. — Пошли, надо это видеть!

Сеул, Чхандок

(Дворец Процветающей Добродетели)

Январь 7153 (1645)

Секретный парк Пивон, по обыкновению, был тих и совершенно безлюден. Стража незримо охраняла двух мужчин, решивших прогуляться по аллеям. Под подошвами теплых войлочных сапог поскрипывал мягкий, как пуховая перина, снег. Крупные хлопья снежинок медленно падали с неба, тихонько шурша в вечернем воздухе. Дорожка вилась в глубь парка, огибая аккуратно подстриженные, овальной формы кусты и неглубокие овражки, огороженные изящным резным заборчиком.

Шагая неторопливо и размеренно, мужчины негромко переговаривались. Казалось, отец и сын чинно беседуют о чем-то отвлеченном. Однако это было не так: в груди молодого человека бушевали сильные чувства, одно из которых — беспредельное уважение к отцу, а другое — любовь к родной стране, а еще чувство несправедливости в окружавшей его действительности. И забрезжившая вдруг возможность все изменить, перестав с чувством покорности ждать очередного хозяина, сетуя на тяжелую судьбу.

А властитель Кореи ван Ли Инджо в этот момент отчитывал его, своего среднего сына, принца Хеджона, за непослушание. Тот защищался, будто нехотя, сохраняя должное почтение к отцу.

— И почему ты смеешь поддерживать кружки вздорных вольнодумцев столь открыто? — не глядя на сына, спрашивал Инджо. — Ты позоришь меня. Ты только недавно вернулся домой из Мукдена. Империя Цин проявила величайшее добродушие, отпустив тебя на родину!

— Отец, — учтиво отвечал принц, — эти, как ты говоришь, вольнодумцы хотят помочь своей родине. Неужели ты не видишь эту косность, что поглощает все, абсолютно все? Орды чиновников… Эти ленивые янбаны! Они не работают, они служат сами себе, объедая крестьян! Их количество только растет!

— Довольно! — позволил слегка повысить голос ван. — Ты заговариваешься, Хеджон! Я не позволю тебе идти против наших устоев, это уже слишком! Ты меня понял?

— Да, отец, — склонив голову, тихо проговорил принц. — Прости меня за глупость и дерзость.

Долгое время Инджо сохранял молчание и, только подходя к внутренним дворцовым воротам, спросил сына:

— Что ты хотел рассказать мне о северных варварах?

— Они не варвары, отец, — резко возразил Хеджон. — Мне рассказывали о них многое, причем самые хорошие люди своей страны. Которые болеют душой за отчизну! — Он сделал небольшую паузу, после чего говорил уже более мягким, почтительным голосом. — К тому же речь северян слишком богата для варваров, а оружие слишком сильное. И рассказы о самоходном корабле…

— Это лишь слова, — оборвал его ван. — Я тоже слышал подобные сплетни.

— А проклятые маньчжуры их видели! — широко улыбнулся сын, повернувшись спиной к воротам. — И чувствовали на себе мощь речного властелина.

— Не может этого быть, — покачал головой Инджо. — На север от Мудангана лишь дикие леса и редкие поселения варварских племен…

— Ты уговариваешь сам себя в этом, отец! — в отчаянии воскликнул Хеджон. — Ты не хочешь знать истину!

— Замолчи! — зашипел вдруг ван. — Если северные варвары стали так важны для тебя — уходи!

— Как прикажешь, уважаемый отец! — выкрикнул Хеджон, поклонился и быстро зашагал прочь, к воротам внутреннего двора Чхандока, распугивая своим видом слуг и чиновников, неловко отбегавших в сторону, чтобы не быть на пути принца.

— Ван прогнал его… Хеджон снова прогневал отца… Возмутитель спокойствия и устоев… — зашелестели слова среди сановников, приторно улыбавшихся молодому человеку еще мгновение назад.

Ли Инджо чинно прошел мимо склонившихся в поклонах людей и, сопровождаемый группой ждавших его возвращения чиновников, прошествовал во дворец. Лишь оставшись наедине с самим собой, перед встречей с пхансо [Пхансо — ранг высшего чиновника, соответствующего министерскому.] по делам церемоний он позволил себе улыбнуться:

— К кому душа лежит, к тому и ноги несут. Пусть так и будет… Я буду ждать твоего возвращения, Хеджон.

Конечно же он знал, кто подобным образом настроил только-только вернувшегося из Мукдена его сына: Сон Сиель, советник по вопросам ритуалов и негласный наставник принца. Ван также вел свою игру. Нужно было многое узнать о северном соседе, но сделать это нужно было так, чтобы маньчжуры никоим образом не прознали про замыслы вассального вана. Хеджон был любимым сыном, но оставить престол ему Инждо не мог только по причине стойкой ненависти принца к захватчикам. Ибо еще одно нападение маньчжуров Корея попросту не переживет.

Хверен — Туманный, река Туманган. Февраль 7153 (1645)

Выйдя из Хверена, отряд принца далее двигался по льду Тумангана, мимо его пустынных, покрытых ослепительно-белым снегом низких берегов. Шесть десятков запряженных в повозки и навьюченных мулов шли по неглубокому снегу, что покрывал замерзшую реку. Ночевки устраивали в редких и бедных деревеньках, что прятались от чужих глаз немного поодаль от берега, поближе к сопкам, поросшим низким лесом. К устью пограничной реки корейцев вел офицер дворцовой гвардии Ан Чжонхи, с ним была полусотня отборных солдат и несколько чиновников из числа сочувствовавших движению сирхак или его членов. Принца Хеджона сопровождали его многочисленные друзья, а также отряд аркебузиров, которому военный начальник провинции Хамген доверил сопроводить принца до северной границы Кореи, где он и должен был находиться в изгнании, покуда ван не сменит гнев на милость. Слуги и крестьяне-проводники составляли до половины численности каравана.

Принц сидел в своем возке нахохлившись — ему до сих пор было стыдно за себя перед отцом. Как он ошибался в нем! И как ловко отец провел его, сыграв на присущей молодости резкости и глупости. Вот что значит жизненный опыт и мудрость! Она дает возможность извлечь из тупиковой ситуации максимум возможного. Конечно же ван Кореи не мог просто так отпустить сына, возможного наследника престола, к врагам Цин, а вот выгнать его на северную границу, где тот сможет набраться ума и образумиться, — запросто!

Отсылая сына на север, корейский властелин послал вслед за ним и небольшой отряд стражников-гвардейцев, назначив его командиром одного из своих самых лучших офицеров, чьи предки верно служили предкам Инджо. А заодно ван отправил в ссылку и группу столичных чиновников, обвиненных в вольнодумстве. Решив сначала покарать, позже ван помиловал их, лишь изгнав в отдаленную северную провинцию.

Ан Чжонхи нагнал Хеджона только в Хверене. Там принц хотел провести зиму и по весне идти рекой к устью. Но офицер-гвардеец предложил отправляться немедленно.

— Губернатору провинции необязательно наблюдать за тобой, Хеджон, поэтому мы должны идти к северянам. К тому же мне нужно говорить с ними, это приказ вана, — жестко проговорил Ан, сразу дав понять молодому человеку, что тот не имеет права слова.

Покачиваясь в неспешно скользящем по снегу возке, Хеджон напряженно обдумывал перспективы скорой встречи с людьми народа ороса. Этот народ уже давно осваивает Амур, а также поставил свою крепость и на Сунгари. Нападения маньчжуров были отбиты с великим для тех уроном, и амурские племена немедленно отпали от Цин и более не считают маньчжуров реальной силой. Мало того, теперь они постоянно нападают на них, используя оружие ороса. Как говорил Ким, кореец, служивший у северян, у сунгарийской крепости есть целое поселение из пленных подданных его отца, и они также участвуют в вылазках против Цин.