Глава 13

Большой Тракт

Весла галеры поднялись разом, словно корабль взмахнул крыльями, под днищем заскрипел песок.

— Прибыли, клянусь подолом Хозяйки Страха! — закричал Белый Тавр. — Сами на сушу выберетесь или вам помочь?

— Сами, — ответил Олен и первым выпрыгнул за борт. Погрузился по пояс, побрел к берегу. Чуть покачнулся, когда на плечо приземлился спрыгнувший с носа Рыжий. — Скажите пожалуйста, а поплавать не хочешь?

— Мяу, — ответил кот и ткнулся носом человеку в ухо.

Но это не помогло. Оцилана безжалостно спихнули в воду, и он, сердито фыркая и топорща уши, заработал лапами. Когда выбрался на сушу, оказался маленьким и жалким, хвост стал напоминать морковку.

— Нехорошо так издеваться над животными, — укорил Олена Юрьян. — Смотри, шерсть слиплась, и на кого он стал похож?

— Сейчас сделается лучше прежнего.

Кот встряхнулся, полетели засверкавшие на солнце брызги. А когда последняя упала на песок, Рыжий оказался сухим, точно не купался, заблестела роскошная шкура, золотые прядки в ней.

Скальд и Рендалл выбрались на сушу одновременно, стали выливать воду из сапог.

— Легкой вам дороги! — завопил с галеры Белый Тавр. — Торных путей и победы над всеми врагами!

— Спасибо! — крикнул в ответ выбирающийся на землю Харальд.

Капитан шорис помахал рукой, и гребцы заработали веслами. Корабль двинулся кормой вперед. Отойдя локтей на сто, развернулся и пошел на север, вдоль низменного берега.

— Вот мы и почти на месте. — Последним из моря вылез Рик, чрезвычайно недовольный на вид.

Уттарн, похоже, разделял нелюбовь оцилана к купанию.

— Вот именно, что почти, — прокряхтел Юрьян. — Заешь меня крабы, но вдоль берега до Цантира еще топать и топать…

Парой миль южнее ярились и грохотали волны, разбиваясь о выдававшийся в море скалистый утес — тот самый мыс Эшлин, юго-западную оконечность Большого материка. На запад простиралось море, на восток — покрытая зеленой травой всхолмленная степь.

— Почему топать? Можно ведь ехать. — Харальд улыбнулся. — Надо только отыскать хатору и купить у них лошадей.

Двенадцать дней плавания пролетели как один. Олен пришел в себя на третий, и сначала не мог вспомнить, при каких обстоятельствах потерял сознание. Потом начали возвращаться обрывки памяти — подробности того, как он сражался с Мертвым Богом. И оказались они настолько жуткими, что он несколько раз кричал по ночам.

На память о схватке осталась седая прядь на правом виске и шрам на шее — будто ее сжали когтистые пальцы.

— Хатору? — спросил Рендалл. — Так зовут местных жителей?

— Именно так, а не иначе, — ответил Юрьян. — Синие, маленькие и рыжие, и пронырливые — ой-ёй!

— Для тебя все маленькие, дылда тощая, — отозвался Харальд. — Ну что, все готовы? Тогда двинулись.

Зашагали на север, вдоль полосы прибоя, по шуршащему песку, а затем и по траве. Мыс Эшлин скрылся из виду, зато впереди, на горизонте, показалась деревянная башня, чуть позже — частокол из заточенных бревен и крыши над ними.

— Вот и поселок, — заявил скальд. — Я не я буду, если тут нет корчмы или постоялого двора…

Частокол приблизился, стало ясно, что в нем имеются ворота, сейчас открытые нараспашку, а около них скучают стражники.

— И точно, рыжие и синие, — пробормотал Олен.

Кожа хатору цветом напоминала шкурку баклажана, зато волосы яркостью могли поспорить с огнем. Космы торчали из-под конических шлемов, хрупкие фигуры были покрыты доспехами из кожи, а на вытянутых лицах блестели любопытные глаза, светлые, точно вода горного ручья.

— Ха, куда идете? — спросил один из стражников на языке сиаи. — И откуда взялись?

— Галера шорис мимо прошла, — отозвался Юрьян. — Вот мы с нее. А идем к вам в гости, чтобы денег потратить.

— Ну, этому мы всегда рады, видит отец наш, — осклабился второй хатору, с плоским носом и раскосыми глазами. — Будьте как дома. Лавки все на центральной площади, там же и все остальное…

И стражники посторонились, освобождая проход.

Внутри частокола обнаружились бревенчатые домики, крытые соломой. Их вид напомнил Олену о родном Заячьем Скоке, больно кольнуло в сердце, нахлынула тоска.

— Видели, как на нашем наречии чешут? — спросил Юрьян. — И на всех так же, кроме уж самых диких… Не зря же написано в Саге о Круге Земном, что «дюжина языков во ртах их…».

— И дюжина пальцев, что хотят залезть в ваш карман, — добавил Рик. — Будьте осторожны, воров тут хватает.

Ведущая от ворот улочка была оживленной. Ходили хатору в кожаных жилетах и белых шароварах, бегали дети и собаки. Бродили непонятно откуда взявшиеся здесь вилакин и представители до сих пор не виданного Оленом народа — темнокожие, очень толстые и круглоголовые.

— Вого, — ответил Рик на вопрос, кто это такие, — живут на Разделенном материке, на главном его острове. Очень искусные ремесленники, но странствовать тоже любят.

Миновали башню, которую увидели первой, высокую, из толстых бревен, с дозорной площадкой наверху. Оказались на круглой площади, в центре которой был колодец, а по периметру стояли большие дома.

На каждом висела красочная вывеска из жести.

— Ножницы — это цирюльник, — рассуждал вслух Харальд. — Монеты — меняла, надо бы к нему зайти, пивная кружка — все понятно, молот и клещи — тоже, а вот и подкова — здесь должны торговать конями…

— Я не умею ездить верхом, — поспешно сказал Юрьян.

— Лошадь хатору сама научит тебя на ней ездить. — Харальд глянул на скальда немного презрительно. — Пошли. Сначала дела, а потом и пива выпьем, и съедим чего-нибудь.

Подошли к лавке менялы, у входа в которую стояли двое крепких парней с дубинками. Харальд скрылся внутри, любопытный Рыжий тоже куда-то ускользнул, остальным пришлось ждать.

— Странное место, — сказал Олен, оглядывая площадь. — Тут даже порта нет, а все так оживленно… И ведь это край земли?

— Верно, — кивнул Рик. — Но с севера и запада в это селение входит Большой Тракт. А он тянется вдоль всего берега Большого материка во владениях хатору. Путешествовать по нему очень удобно.

— Похоже на то. — Рендалл обернулся на визгливый рев, увидел, как из ворот постоялого двора погонщики-вого выводят караван ушастых осликов.

На спинах их болтались огромные тюки, морды у животных были мрачные.

Дверь меняльной лавки скрипнула, появился довольный жизнью Харальд с кожаным мешочком в руке.

— Вот и я, — сказал он. — Мы теперь с деньгами, с полноценными цантирскими золотыми сотнями…

— И что мы с ними будем делать? — Глаза Юрьяна зажглись нетерпением.

— Что можно делать с деньгами? Тратить!

И они отправились через площадь туда, где виднелась вывеска в виде большой желтой подковы. Миновали колодец, где скрипел ворот и стояла очередь из женщин с ведрами.

Людям и уттарну достался не один удивленный взгляд.

Само здание с вывеской оставили справа, вошли в ворота, сделанные в высоком заборе. За ними обнаружился двор, усыпанный желтым песком, и с внутренней стороны забора — многочисленные навесы.

И еще тут были кони, не особенно большие или красивые, но при их виде память Олена заволновалась, из нее начали всплывать яркие картинки — скачки, битвы, парады…

— Ничего себе, — только и смог прошептать он.

Предки-императоры ездили на самых лучших скакунах Алиона, некоторые сами разводили их и понимали толк в благородных животных. Поэтому они могли разглядеть в обычных на вид лошадях нечто особенное.

— Чем могу служить, почтенные? — Откуда-то сбоку появился хатору с ехидной усмешкой на длинной физиономии.

На языке сиаи он говорил с легким акцентом, проглатывал окончания слов, но понять его было можно.

— А ты как думаешь? — отозвался Харальд. — Будем торговаться ради пяти достойных нас коней.

— Торга не будет. — Усмешка перешла в мягкую улыбку. — Они сами выбирают хозяев, а те платят установленную цену.

— Ой-ёй, как интересно! — воскликнул Юрьян. — А если никто нас не выберет? Или денег не хватит?

— Тогда сделка не состоится. — Хатору хлопнул в ладоши. — Ну что, пойдем смотреть или вы уходите?

— Пойдем смотреть, — твердо сказал Олен.

Просто так уйти отсюда, не поглядев на удивительных животных, он не мог.

Они шли по периметру двора, вдоль навесов. Стоявшие под ними без привязи кони мотали головами, фыркали и трясли хвостами. Некоторые хрустели овсом из кормушек, и дела им не было до покупателей. Все они были разные, высокие и маленькие, светлые и темные. Общих признаков породы не имелось вроде бы никаких, но чувствовалось нечто общее.

Первой повезло Хельге. Каурый жеребец сделал шаг и аккуратно ухватил ее зубами за рукав.

— Есть, — улыбнулся хатору. — Он ваш. Стоит двадцать сотен.

— Ладно, — немного помрачнел Харальд. Судя по всему, цена показалась довольно высокой. — Дальше.

Юрьяна выбрала белоснежная кобыла, Олену достался великолепный черный жеребец. Такой же, только мощнее, подошел к Рику и принялся его шумно обнюхивать, после чего негромко заржал. Последним стал Харальд и серая, в яблоках, изящная лошадка.

— Все, — сказал хатору. — Общая цена — сто пять сотен золотом. Большие деньги, я понимаю. Но кони того стоят, поверьте. С ними вам не нужны стремена и уздечки.

Юрьян вытаращил глаза:

— Даже мне?

— Кому угодно. Они сами словно ветер и понесут вас легко, играючи. Ну что, платить будем или нет?

Переход от поэзии к практическим делам оказался неожиданно резким.

Харальд вытащил мешочек с деньгами, принялся отсчитывать большие монеты с изображением ладони.

— Сто пять, — сказал он в завершение. — Животных мы заберем завтра с утра.

— Конечно, — кивнул хатору. — Просто зайдите в ворота, и они сами придут к вам. Ведь так?

Лошади ответили дружным ржанием и побежали к навесам.

А путешественники двинулись обратно к центральной площади поселка.

— Какие они… странные, — сказала Хельга, когда забор остался за спиной. — Какие они… свободные…

В голосе лиафри слышалась печаль.

— Почти как мы, — буркнул Харальд. — Только с копытами. Ну что, теперь можно немного отдохнуть?

И он повернул в ту сторону, где над толпой висела вывеска с кружкой.

Обнаружившийся тут постоялый двор вполне мог располагаться где-нибудь в Алионе — сушеный тростник на полу, квадратные столы, чад и гомон. Вот только не сидели за столами гномы и люди, их место занимали хатору, вилакин и темнокожие вого.

— О, сородичи! — завопил Юрьян, разглядев за дальним столом нескольких сиаи. — Можно, я пойду к ним?

— Нет, — покачал головой Олен. — Не обижайся, но язык у тебя длиннее, чем корабельный канат.

Скальд насупился.

С трудом нашли свободное место, да и то пришлось спихнуть с лавки спящего мертвым сном кивагор. Он хлопнулся на пол, но только перевернулся на бок и негромко захрапел.

— Кто же его так зачаровал? — На лице Рика появилось удивление.

— Страшный колдун по имени Пиво. — И Олен указал на осколки кувшина, валяющиеся на столе.

Едва уселись, явился хозяин, необычайно жирный для хатору, с роскошным вышитым поясом на толстом пузе. Скороговоркой сообщил, что у него есть, выслушал заказ и исчез. Вернулся в сопровождении нескольких сородичей. Со стола убрали черепки, принялись расставлять горшки и миски.

Примерно через час, когда от всех блюд остались только воспоминания, Олен чувствовал себя раздувшимся бурдюком. Хотелось только одного — поскорее дойти до кровати и уснуть.

— Славно поели, — заметил Юрьян, делая попытку встать. — Пузо за столешницу цепляется, надо же… Да, Харальд, какая там наша комната?

— Самая дальняя, с черной дверью.

Прошли мимо стойки, где деловито напивались погонщики-вого в просторных белых одеждах. Оказались в темном вонючем коридоре, цвет дверей в котором не смогла бы различить даже летучая мышь.

Захватить свечу забыли, и поэтому двигались едва ли не на ощупь.

— Похоже, это она, — сказала шагавшая первой Хельга.

— Ты умеешь видеть руками? — удивился Шустрый.

— Просто дальше ничего нет, стена.

— Тогда открывай, — разрешил Олен.

Скрипнули петли, свет бьющего в окно вечернего солнца показался ослепительно ярким. За дверью обнаружилась большая комната с огромным лежаком, на котором кучей валялись одеяла, лежали валики, заменявшие в этих местах подушки.

— Да, не очень-то тут чисто. — Харальд вслед за Хельгой шагнул внутрь, с хрустом раздавил бежавшего по полу таракана. — А это…

Он резко повернулся, когда среди одеял что-то шевельнулось. Рука метнулась к мечу.

— Мяу, — дружелюбно сказал один из валиков, вытягивая лапы и открывая золотые глаза. — Мяу муррр?

— Это всего лишь Рыжий, — улыбнулся Олен. — Ну что, спать?

— Спать, конечно, — закивал Юрьян. — Но я такую кралю в зале увидел… Она из местных, но это ничего… Завтра я спою в ее честь бесподобную песню, и тогда все узнают, как я ее полюбил… Вот, слушайте!

Не обращая на болтовню скальда внимания, Рендалл стащил сапоги, одежду и забрался на лежак. Пробрался к самой стене и замотался в то из одеял, что показалось самым чистым. Успел услышать первые слова мансёнга, после чего уснул, точно упал в черное болото.

Утром вытаскивать себя из него пришлось буквально за волосы. Поднялся лишь с третьей попытки, когда проснувшийся первым Харальд предложил использовать меч, чтобы взбодрить любителей поспать. Последним вылез из-под одеяла Юрьян, мрачно бормочущий что-то о том, что скальды могут не только любовные стихи сочинять, а еще и хулительные…

Позавтракали в почти пустом зале, вышли на площадь, под лучи едва взошедшего солнца.

— Хорошо, — сказал Рик, жмурясь и топорща усы, — утро, свежо, приятно…

— Ты же черный колдун, — удивленно проговорил Шустрый. — Тьмой этой своей всякие штуки мрачные творишь…

— Так что, после этого я не должен любить светлое пиво и белое вино? Шарахаться от каждой свечи?

На этом разговор и закончился.

Миновали вывеску с подковой, прошли через ворота. Донесся топот копыт, пять лошадей выбежали из-под навесов.

— Смотри-ка, и правда узнали, — удивленно сказал Харальд. — Но как на нее забираться без стремян?

Серая в яблоках кобылка игриво заржала, тряхнула челкой. Изящно опустилась на колени и глянула на хозяина вопросительно. Ее маневр повторили остальные кони, даже могучий жеребец Рика, похожий на тяжеловоза.

— Вот так. — Хельга осторожно села на спину своему каурому, и тот легко распрямился.

Девушка даже не покачнулась, лишь удивленно вскинула брови.

— Сидишь, точно на облаке! — сказал Юрьян, проехав несколько шагов на белой лошади. — Йо-хо-хо, как это здорово! Даже не чувствуешь ничего под собой! Ага! — И он заливисто расхохотался.

Олен сел на черного жеребца, а когда тот начал двигаться, испытал странное ощущение. Ни ногами, ни седалищем не почувствовал коня, его напряженных мышц, просто вдруг оказался на несколько локтей выше. Рыжий мягко оттолкнулся от земли и оказался на крупе позади хозяина.

Черный жеребец покосился на оцилана лиловым глазом, фыркнул, но и только.

— Двинулись. На север, — сказал Харальд, и лошади сами побежали в нужном направлении.

Осталась позади площадь, промелькнул храм, похожий на исполинскую луковицу из дерева. Стали видны ворота с зевающими стражниками. Хатору что-то прокричали, но слова их не догнали всадников. Мотнулись на ветру гривы, и распахнулся ничем не закрытый простор — слева море, справа — степь, впереди — дорога, ровная и прямая, лишенная пыли и грязи.

— Это невозможно! — Глаза Юрьяна возбужденно блестели, светлые волосы трепал ветер. — Чем они выложили этот тракт?

— Если бы я знал, то непременно сказал бы тебе, — отозвался Рик.

Скачущих рядом спутников Олен слышал прекрасно, словно не было бешеной скорости, при которой кочки на обочинах так и мелькали перед глазами. Кони мчались, словно выпущенные из лука стрелы, и наездники не испытывали при этом ни малейших неудобств.

— Меня другое удивило, — проговорил Рендалл. — Это первая земля в Вейхорне, где никто не потащил нас к жрецам. Никто не попытался узнать, не замышляем ли мы какое зло против народа хатору.

— Их владения лежат на двух материках. — Рик с хрустом почесался. — На пересечении всех торговых путей, в самом центре мира. Они открыты для всех ветров, и этой открытостью пользуются. Они кормят, поят и развлекают путешественников, продают коней и корабли, да и Хиторх, Страж Проливов, Считающий Монеты, никогда не славился строгостью…

Вскоре проехали еще один поселок, а около полудня миновали порт, где рядом с причалами стояли самые разные корабли. Тут лошади сбавили скорость, чтобы никого не задавить, а за пределами города помчались вновь.

Олен смотрел и изумлялся.

Вокруг лежала на удивление мирная и спокойная страна. Зеленели сады, желтела на полях кукуруза. Да, поселки имели частоколы, стражу и сторожевые вышки, но было видно, что все это «на всякий случай», что воины-хатору не очень-то любят сражаться, а о том, что такое завоевательные походы, вообще не знают.

Чем дальше к северу, тем более оживленным становился тракт. Тянулись большие возы, запряженные волами, катились телеги. Топали копытами ишаки и лошади, шагали путники.

Каменные столбы с двумя головами на верхушке отмечали каждую лигу, большие навесы на столбах предназначались для тех, кто не успел к ночи добраться до жилья. А реки и ручейки попадались так часто, что о воде можно было не беспокоиться.

К вечеру с моря натащило облаков, зарокотал гром. Но грозу пронесло южнее, а на самом закате впереди показался частокол очередного городка.

— Тут и заночуем, — сказал Олен, когда лошади чуть замедлили ход. — Интересно, никто больше не попытался вывести таких коней? Ведь достаточно выкрасть несколько пар.

— Вывезти их за пределы земель хатору невозможно, — ответил Рик. — Мы пытались. Но тут Хиторх показал, что он о своих интересах не забывает.

Несколько следующих дней ничем не отличались от предыдущего: ранний подъем и бешеная скачка до самого ужина. Лошади не выказывали признаков усталости, дорога не становилась хуже, разве что понемногу расширялась. От нее отпочковывались обычные тракты, грязные и извилистые, уводившие прочь от моря.

Несмотря на то что не происходило ничего опасного, Олен не чувствовал себя спокойно. Мирные пейзажи не радовали взгляда, все время казалось, что кто-то смотрит в спину. Мерещились громадные тени, закрывавшие солнце, тянувшие вниз гигантские ручищи…

Спал плохо. Тревожили не обычные кошмары, являвшиеся из глубин памяти предков, и даже не погружения в полную шепотов бездну. Грезилось нечто невнятное, жуткое, черное.

Потерянная на Трехпалом континенте вера в успех не возвращалась. Олен по-прежнему думал, что это странствие ни к чему не приведет, что лучше оставить мысли о том, чтобы вернуться в Алион.

Но раздумьями ни с кем не делился.

Он все реже вспоминал Саттию, соратников по родному миру. Хотелось только одного — чтобы это бесконечное путешествие наконец-то закончилось. Хоть чем-нибудь.

Юрьян наслаждался жизнью, пялился на всех встречных женщин, вне зависимости от того, к какому народу они принадлежали. Пару раз получал в ответ многозначительные улыбки и взгляды.