Дмитрий Казаков

Кровь ангелов

Часть первая

Дебют

1. d4 d5

2. Nf3 e6

3. c4 Nf6

4. Bg5 Nbd7

Глава 1

Основа разумной жизни — Кровь и Плоть.

Крови слушайтесь, Плоти повинуйтесь.

Кодекс Империума, I, 1

Белый туман, клубящийся над поверхностью болота, поднимающиеся из жижи зеленые стволы деревьев, чьи кроны смыкаются вверху, заслоняя солнечный свет, кочки, что похожи на волосатые головы. Сырость и жара, приглушенные крики птиц и стрекот прыгающих по веткам обезьян, запахи травы и гнили, аромат дурмана, источаемый алыми цветами-ловушками…

Крокодил выдал себя еле заметным движением в мутной воде цвета крепкого кофе. Ларс не показал, что увидел зверя, даже не повернул головы, только крепче сжал копье и сделал еще шаг.

Топь, доходившая ему до колен, забурлила, плети водорослей обвились вокруг лодыжек…

А в следующий момент крокодил атаковал.

Закованное в зелено-бурую броню тело пробило пленку из цветов, стеблей и листьев. Распахнулась пасть, усаженная острыми зубами длиной в палец, ударил хвост, способный крушить стволы.

Ларс ускользнул мягким, изящным движением, ощутил зловонное дыхание, челюсти клацнули рядом.

В следующий момент он оказался сбоку от исполинской твари, что может проглотить человека целиком. Вскинул копье и ударил, целясь в единственное уязвимое место — в висок, позади и чуть выше глаза, туда, где мелкие чешуйки можно пробить не только лучевым оружием.

Хрустнуло, острие вошло на ладонь, хлынула алая кровь.

Ларс отскочил, чтобы бьющийся в агонии крокодил не пришиб его, укрылся за толстым стволом. Копье сломалось, но древко можно сделать новое, главное — вытащить наконечник, изготовленный из дорогущей вибростали, которую привозили на Аллювию с других планет…

Тварь открыла пасть, но испустила лишь тонкое вибрирующее шипение. Громадная туша изогнулась, стали видны белесые присоски на светло-желтом пузе, те самые, за которые цепляются детеныши, ударили фонтаны грязной воды, полетели обрывки стеблей и листьев.

Раздался плеск, словно в воду упало бревно… и наступила тишина.

Этого крокодила он заметил вчера, причем в непосредственной близости от фермы — а это значит, что опасный зверь в любой момент может подобраться вплотную к дому и напасть на мать и сестер…

Пришлось оторваться от дел и утро посвятить охоте.

Ларс замер, сдернул с плеча игольчатое ружье — бесполезное против бронированной туши, однако пригодное для того, чтобы отогнать хищников поменьше. Прислушался, но не уловил ничего, огляделся, но не заметил признаков опасности, а значит, у него есть несколько минут.

Нажал закрепленный на поясе вызов-контакт самоходки, а сам зашагал туда, где покачивался в воде дохлый крокодил.

Сейчас в ход пойдет вибронож — снять шкуру и разделать тушу так, чтобы не пропало ничего: ни считающаяся деликатесом печень, ни зубы, что пойдут на украшения, ни даже глаза, ведь их тоже можно продать…

В свои почти семнадцать Ларс убил двадцать крокодилов.

Куда больше, чем любой взрослый мужчина на Аллювии, исключая профессиональных охотников.

И не потому, что ему это нравилось, а лишь по той причине, что иначе один из громадных зверей сожрал бы его самого или кого-нибудь из близких родственников.

Когда он закончил снимать шкуру, показалась неспешно лавирующая среди деревьев самоходка — транспортная платформа на воздушной подушке, достаточно большая, чтобы увезти добычу. Ларс извлек из черепа твари наконечник копья, обтер и убрал в особый кармашек на поясе, после чего принялся заворачивать куски мяса в термопленку.

По воде плыли потеки крови, понемногу растворявшиеся в бурой жиже.

Еще немного, и вкус ее учуют донные падальщики, запах разрезанной утробы крокодила уловят крылатые любители полакомиться мертвечиной, и на этом участке болота станет шумно и тесно.

Поэтому нужно спешить и поглядывать по сторонам.

Напоследок Ларс вырезал у трупа челюсти, и едва перекинул их через бортик самоходки, как услышал шорох над головой. Выстрелил навскидку, не попал, но черно-желтый клювосос, испуганно взвизгнув, ушел в сторону, уселся на ветку, а через мгновение на ней оказались уже две крылатые уродины.

— А ну-ка, давай-ка, — сказал Ларс и еще раз шлепнул по сенсору, давая самоходке сигнал двигаться следом.

Выбравшись на мелкий участок, он оглянулся.

Жижа вокруг крокодильих ошметков кипела, из нее высовывались головы, клацали челюстями, с хрустом перемалывали ребра и позвонки. Клювососы парили над самой топью, метались из стороны в сторону, хоботками слизывая с листьев и травы даже капли крови.

Между зеленых стволов плыли белые клубы тумана.

Через пару минут крылатые твари ушли вверх и скрылись в кронах, донные исчезли из виду, и о том, что здесь что-то произошло, напоминала только прореха в плавающих растениях. Но пройдет несколько часов, она затянется, и этот участок болота станет неотличим от других.

Ларс повел плечами и зашагал дальше.

Пора домой.

Столбики сторожевого периметра, отделяющего возделанную землю от трясины, вытянутые треугольники полей, засаженных модифицированным рисом, — нежно-зеленые стебли торчат из воды, белеют начавшие созревать зерна. Тропинки, сходящиеся к расположенному на искусственной насыпи дому, пристройки вокруг двора — склады, мастерская, гараж; дым из трубы в алой черепичной крыше.

Ларс выбрался на сухое место, нагруженная самоходка за его спиной загудела, приноравливаясь к новой поверхности. Сейчас он разберется с добычей, спрячет все, что годится для продажи, в холодильную камеру, кое-что отдаст матери на кухню, и можно будет вымыться…

Вступив во двор, Ларс понял, что планы придется изменить.

Рядом с гаражом стоял окрашенный в фиолетовый цвет карпентум, похожий на огромный баклажан, и на его боку выделялся белый символ церкви Божественной Плоти — коронованный кулак. Двое ее служителей в черных сутанах располагались у трапа, еще один беседовал с вышедшей на крыльцо матерью, а сестры, недавно отметившие семилетие, испуганно жались к ней.

Что надо здесь этим чужакам?

— Вот он! — воскликнул один из жрецов у трапа, и тот, что говорил с матерью, повернулся.

Бритая голова, худое, изможденное лицо, темные глаза, обычные, человеческие, и третий, подобный драгоценному камню, что вживлен немного выше переносицы — через него, как говорят, смотрит сама Божественная Плоть, владыка состоящего из тысяч планет Империума.

Третий глаз — признак служителя высокого ранга.

Неужели к ним в усадьбу прилетел сам примас Семирейской провинции?

Но зачем?

— Ларс Карвер Примус, свободный гражданин Империума, полный человек, я полагаю? — Голос у жреца оказался резкий, и еще он использовал полное имя, что делается крайне редко, в официальных и торжественных случаях.

Но что за случай сегодня?

— Да, — ответил Ларс, чувствуя, что напряжен так же, как перед самым нападением крокодила.

Попавшая в их двор тварь не была чешуйчатой и зубастой, но он чувствовал в ней хищника, возможно, даже более опасного, чем кровожадный обитатель болот, хищника умного и беспощадного.

Служители Божественной Плоти обладали властью, и немалой, они частенько делали то, что считали нужным, и порой шли против воли прокуратора Аллювии, так что тот вынужден был с этим мириться.

Как возразить тем, кто молится самому владыке Империума?

— Возрадуйся же, Ларс Карвер Примус, — сказал жрец с улыбкой, и третий глаз заискрился.

Вопреки тону, лицо осталось жестким, а один из служителей у трапа потянулся к кобуре на поясе, в ней, судя по форме рукоятки, скрыт странгулор — оружие бескровное, неспособное убить…

Да и у матери вид почему-то расстроенный, а девчонки испуганы.

Что происходит?

— Но почему я должен радоваться и кто объявляет мне это? — спросил Ларс, вспоминая, что он здесь, несмотря на шестнадцать лет, хозяин, что он мужчина и что нет спины, за которую он сможет прятаться, да и не привык он прятаться от опасности, даже от такой.

— О, имя мне Гней Атрокс, и занимаю я скромную должность примаса сих земель… — сообщил жрец.

Ларс не ошибся — перед ним стоял духовный владыка доброй трети Аллювии.

Послушник, становясь жрецом, получает новые имя и фамилию, взятые из высокого наречия, что пришло из древних времен, когда еще не было никакого Империума…

— А ты, свободный гражданин, — продолжил Атрокс, — посредством жребия, изречением Божественного Духа назначен для служения Божественной Плоти рядом с Мерцающим престолом…

— Что? — Ларс отступил на шаг.

Такого не могло быть!

Жрецы Божественной Плоти ежегодно забирали свой налог — благословенную дюженицу, не брезговали и добровольными пожертвованиями, но и то и другое принималось в полновесных сестерциях. Однако раз в десять лет в храмах владыки Империума, что есть во всех крупных городах, проводился некий обряд, и после него Аллювия платила своеобразную «дань людьми».

Избранные для служения улетали на далекий Монтис, где стоит Мерцающий престол…

— Не можешь поверить своему счастью? — Атрокс улыбался все так же холодно. — Ты стал одним из дюжины уроженцев Аллювии, что отправятся к трону властелина нашей жизни и смерти, Превознесенного, Сокровенного, Тысячесильного и прочая и прочая, дабы помочь ему в борьбе с врагами рода человеческого. Помни, что бремя владыки Империума тяжко, враги рода человеческого не дремлют, что злобные урги не далее как пять лет назад едва не захватили нашу планету…

Нет, Ларс ощущал вовсе не счастье, он был ошарашен.

Нельзя сказать, что он не верил в Божественную Плоть — ее алтарь, что обязательно должен быть в любом доме, стоял на кухне, и жертвы на нем приносили в положенный срок, дюженицу платили без задержек.

И урги вроде бы неподалеку, стычки опять начались на границе инсулы…

Вот только Ларс не хотел быть избранным, не испытывал желания служить владыке Империума у Мерцающего престола, его не радовала перспектива улететь с Аллювии.

Ведь из тех, кого забирали жрецы, мало кто возвращался.

Последний раз такое случилось тридцать лет назад. Все, отправившиеся на Монтис позже, сгинули…

Так что же делать?

Безропотно подставить руки и пойти, как баран на бойню?

Или сорвать с плеча ружье и рвануть прочь, в лес?

Странгулор бьет недалеко, а Ларс бегает быстро, так что не успеют жрецы и глазом моргнуть, как он окажется на болотах, ну а там его не отыщет целый легион служителей Божественной Плоти.

Но что дальше?

— Он единственный мужчина у нас, могущественный отец… — подала голос мать. — Мой муж погиб, я…

— Я знаю, дочь моя, — мягко остановил ее Атрокс. — Ты стала вдовой три года назад. Увы, но результаты жребия не в силах отменить даже я, перст Божественной Плоти указал, и мы должны повиноваться.

Мать всхлипнула, близняшки прижались к ней теснее, та, что справа, Лана, принялась тереть глаза кулаком.

«Нет, — подумал Ларс. — Сбежать — поступок труса».

Да, он может удрать и скрыться, но матери и сестрам деваться некуда, и жрецы после такого наверняка сделают их жизнь невыносимой. Объявят анафему усадьбе Карверов, и после такого остается либо умирать от голода — никто не станет иметь дел с отлученными от церкви людьми, либо убивать себя, либо бросать все и бежать подальше, туда, где тебя не знают.

— Так ты говоришь, что я теперь избранный, отмеченный благодатью? — спросил Ларс, наклонив голову и глядя на примаса исподлобья.

— Воистину так. — С губ Атрокса пропала улыбка, а его помощники дружно нахмурились.

Все пошло не так, как они ждали.

— Благодать наверняка распространяется на моих родичей?

— Да, — уже не так уверенно ответил старший из служителей.

— Давай-ка я отправлюсь с вами, — Ларс вскинул подбородок и расправил плечи, хотя сделать это оказалось неожиданно трудно, — но только в том случае, если они не станут платить дюженицу в следующие десять лет, а ваш храм все это время будет покупать наш урожай целиком и за сумму не меньшую, чем пятьсот сестерциев ежегодно.

Этого вполне достаточно, чтобы троим прожить безбедно.

— Нет, сынок! — воскликнула мать. — Помилуйте нас, господин… могущественный отец!

Но мужчины не обратили на нее внимания.

— Ты смеешь торговаться с Божественной Плотью? — удивленно поинтересовался Гней Атрокс.

— Мне нужна уверенность, что с ними все будет в порядке. — Ларс кивнул на мать и сестер.

Десять лет — большой срок, и либо он за это время вернется, либо…

— А если я откажу в твоей просьбе, сын мой? — Жрец почесал висок, и на губах его вновь появилась улыбка, но на этот раз совсем другая.

Ларс усмехнулся в ответ, так хищно и злобно, как это мог бы сделать крокодил. Повел плечом, на котором висело игольчатое ружье, и мотнул головой назад, туда, где за полями виднелся заболоченный лес.

— Маленький наглец, — эти два слова Атрокс произнес почти ласково.

Его помощник потащил из кобуры странгулор, мать на крыльце поднесла ладонь ко рту, ее глаза наполнились ужасом. Ларс пригнулся, готовясь в случае чего прыгнуть вбок, так, чтобы примас оказался между ним и вооруженным служителем.

— Но воля Божественной Плоти превыше всего, — сказал старший жрец, поднимая руку, и все замерли. — Мы должны исполнить ее, невзирая на мелкие издержки, какие понесет храм… — Его ладонь легла на третий глаз, и тот загорелся, засиял так, что свет пробился сквозь плоть, та сделалась полупрозрачной, проявились темные линии сосудов и костей. — Так что я, Гней Атрокс, примас Семирейской провинции инсулы Аллювии пред ликом братства клянусь…

Обещание, данное таким образом, не нарушит ни один священнослужитель.

Его слова через кристалл во лбу станут известны во всех храмах планеты и даже на далеком Монтисе, и если они не будут исполнены, то осквернившего уста ложью покарают быстро и жестоко.

Это сделают свои же, не дожидаясь прибытия экзорциста из столицы.

Гней Атрокс замолчал, и в его темных глазах появилось нетерпение.

— Я все слышал, — сказал Ларс и отправился к так же стоявшей на крыльце матери. — Давай-ка, мама, собери мне мешок в дорогу, я отбываю надолго, и не знаю, что ждет меня вдали от дома…

Сердце сжималось от тоски и боли, но он не имел права показать это, ведь ей еще тяжелее, чем ему, он мужчина и должен оставаться спокойным, что бы ни происходило и что бы он ни чувствовал.

Он простится с сестрами, соберется и спокойно, уверенно взойдет на борт фиолетового карпентума.

А потом, пока неизвестно когда и как, он обязательно вернется.

Высокие, теряющиеся в полумраке своды, свет, прорывающийся через узкие оконца, массивные колонны из белоснежного камня. Сладкий запах, непонятно откуда исходящий, отдаленный перезвон колокольчиков, и громадная статуя бородатого мужчины с короной во вскинутой руке — храм Божественной Плоти, главный на Аллювии.

Ларс, вступивший в него, показался себе здесь очень маленьким.

Таких больших помещений он до сего дня не видел… хотя что он вообще видел?

— Иди, сын мой, не стой. — Гней Атрокс слегка подтолкнул Ларса в плечо, и тот послушно зашагал вперед.

Мимо изваяния, что изображало владыку Империума и смотрело гневно и презрительно, за колонну, чтобы оказаться в небольшом помещении, где их ждали еще двое служителей Божественной Плоти, и оба — с третьим глазом.

— Ага, вот и ты, Гней! Отлично, отлично! — Низенький седенький жрец радостно потер ручонки, пальцы которых были унизаны массивными кольцами из светлого металла.

Ипсе-перстни — мобильные устройства для хранения и передачи информации.

— Да, владыка. — Атрокс поклонился, и Ларс, немного отстав, сделал то же самое.

Перед ним, судя по титулу, находился первосвященник всей Аллювии.

— Веди его сюда, а ты, Марк, приступай, — распоряжался он, возбужденно моргая и размахивая руками.

Ларса усадили на стул, поставленный перед выгруженным анасимом странного вида, и заставили сунуть правую руку в объемный сканер. В локоть кольнуло, неприятная щекотка побежала по предплечью, третий жрец, названный Марком, молодой и носатый, погрузил кисти в пульт управления.

— Готово, могущественный отец, — сказал он через минуту, когда выгруженный анасим тонко пикнул.

— И что, что? — возбужденно поинтересовался первосвященник.

— Первая категория, — с благоговейным трепетом отозвался молодой жрец.

— Невероятно, впервые за столько лет таковых пятеро… — проговорил Атрокс. — Последний раз подобное случилось полвека назад, если не ошибаюсь?

— Ты не ошибаешься, почтенный Гней, — первосвященник кивнул с улыбкой. — Марк, забирай остальных и проведем службу…

— А что значит первая категория? — хмуро спросил Ларс, вытаскивая руку.

— То, что я не зря мотался за тобой в эти проклятые болота и не зря торговался, — со смешком ответил Гней Атрокс. — А теперь поспеши, сын мой, ибо не время для вопросов, пора обращаться к Божественной Плоти.

Они вернулись в главное помещение храма, и там оказалось куда более людно, чем ранее, — служки в белых накидках расставляли огромные, в метр высотой свечи, горевшие бездымным желтым огнем, ходили жрецы в черных сутанах, отдельно стояла кучка испуганных молодых людей, и Ларса повели к ним.

— Привет, — сказал он, когда Атрокс отошел.

— Привет, — произнесла кудрявенькая рыжая девушка с браслетом транслятора на запястье и несмело улыбнулась, прочие ограничились кивками.

Среди «избранных» было семеро парней и пять девушек, все, насколько он мог определить, не старше двадцати, все являлись свободными гражданами и полными людьми. Трое, судя по одежде, происходили из городских семей, четвертый, в черно-оранжевом комбинезоне, принадлежал к закрытой полярной общине, прочие, как и сам Ларс, родились среди фермеров.

Аллювия — планета сельскохозяйственная, так что ничего удивительного.

— Кто-нибудь знает, что такое — первая категория? — спросил Ларс, но ответа услышать не успел.

— Вознесем же хвалу тому, кто удерживает Хаос от наступления, а мир — от падения, чье могущество способно останавливать черные дыры и гасить сверхновые! Великомудрому и Сокровенному! — возгласил объявившийся рядом со статуей Божественной Плоти первосвященник в парадном облачении цвета вечернего неба.

Все, находившиеся в храме, миряне, служки и жрецы, опустились на колени.

Ларс молился, выученные с детства слова сами приходили на язык, но мысли витали далеко: зачем они нужны владыке Империума, что ждет их на Монтисе, или там не хватает своих людей? Божественная Плоть всемогуща и всеведуща, чужда обычных желаний, и чем ее не устроят полулюди или гомункулы в качестве слуг?

— Аве, Кесарь! — восклицал он вместе с остальными и краем глаза видел, что искренние слезы бегут по лицу тощего служки, замечал, как трясется в экстазе один из «избранных».

Голос первосвященника то громыхал, то обращался в журчащий поток, третий глаз полыхал, статуя время от времени начинала светиться, потрескивали свечи, и щекотал ноздри запах курений.

— Аве, Кесарь! Омен! — произнесли они в последний раз, и служба закончилась.

Ларс поднялся на ноги.