— Что?..
— Обряд выведения из фратрии состоялся вчера, — продолжал Травиант эру Венц, глядя куда-то в сторону, — в присутствии всех старших родичей, и мнение их было единодушным: мятежнику, обратившему оружие против Божественной Плоти, не место среди…
Он осекся, перевел взгляд вниз, но затем нашел силы посмотреть на сына.
— Вот как, папа? — сказал Энхо, ощущая, что в груди разрастается нечто холодное, похожее на ледяную глыбу с множеством острых углов.
— Да, так! — Тон главы рода эру Венц стал вдруг живым, в нем обнаружилась боль. — Когда я узнал, что вы будете в инсуле, позвонил старый знакомый из штаба, я обрадовался, мать думала… а потом все это, я понимаю, что ты всего лишь декурион и не мог поступить иначе, но и я… — Он махнул рукой, сжал ручку так, что та сломалась, острие пера вонзилось в ладонь и потекла кровь.
Ноздри отца раздулись, как всегда в моменты сильного гнева, и Энхо закрыл глаза.
Нет, такое видеть он не в силах…
Некоторое время слышалось лишь тяжелое дыхание, а потом Травиант эру Венц заговорил вновь, трудно, натужно, с усилием, выкатывая каждое слово из глотки, как тяжело нагруженную вагонетку:
— Свободный гражданин, мы с вами более не состоим в родстве, но я счел необходимым сообщить вам о случившемся, я сумел отыскать вас и добиться видеосвидания. Вы имеете право знать…
— А Летиция? — перебил его Энхо.
— Она, она… — отец сглотнул. — Солидарна с нами и расторгла помолвку.
Тяжесть в груди стала еще больше, онемение поползло вверх и вниз, так что язык ворочался еле-еле, словно омертвел:
— Но почему? Неужели она… и вы поверили, что я — мятежник?
— Мы преданы Божественной Плоти! — воскликнул Травиант эру Венц, а затем сгорбился и махнул рукой. — Хотя что тут объяснять, ты сам все понимаешь… понимаете, свободный гражданин. Прости.
Экран погас, Энхо остался сидеть ошеломленный, оглушенный, не до конца живой.
Может быть, это все хитроумный трюк, чтобы смутить его, вывести из равновесия? Хотя нет, не той величины шишка младший декурион эру Венц, чтобы затевать нечто подобное…
Не шишка вовсе… и не эру Венц со вчерашнего дня.
Они преданы Божественной Плоти?
Но ведь и он был предан, и да… именно предан.
Энхо исполнял приказы, как надлежит гражданину Империума и военному, но оказался мятежником, и новый хозяин Мерцающего трона вовсе не спешит восстановить справедливость, устроить честный суд и оправдать тех, кто в общем-то ни в чем не виноват…
Янус прав, их сошлют или казнят.
Вошедшие в комнату конвоиры окриком подняли Энхо со стула, заставили куда-то идти — он шагал как в тумане, внутри было так же холодно, а под ледяной коркой чувствовалась пустота, и пустота эта росла. В один миг он потерял все, что у него имелось, честь, невесту, родственников и даже имя… так стоит ли после этого хранить то, что осталось?
Достойна ли его преданности Божественная Плоть?
Глаза защекотало, и он понял, что плачет — последний раз Энхо позволял себе слезы еще до того, как попал в Каструм Аетас, лет в двенадцать, и всегда считал себя стойким мужчиной…
Пришел стыд, а следом за ним — гнев.
На того, из-за кого все это произошло, из-за того, кто сломал ему жизнь тем, что решил стать хозяином Империума.
— Я доберусь до тебя, подонок, — прошептал Энхо, когда его втолкнули в камеру.
— Что там было? — спросил шагнувший навстречу Арвинд. — Что с тобой? Ты словно вымя Галактики увидел…
На лице долговязого навигатора появилось удивление, прочие офицеры повернулись к ним.
— Я видел… отца, — сказал Энхо, сглатывая — нет смысла скрывать то, что произошло, да и не сможет он скрыть. — Они отреклись от меня, потому что я мятежник… я больше не эру Венц, ну, формально…
— Вот это патриции, мать их за ногу! — воскликнул кто-то, вроде бы Симс.
— Ну что же, скажем так, — проговорил севший на койке Янус ровным голосом. — Добро пожаловать в реальный мир, младший декурион боевой системы два. Надеюсь, теперь вы избавитесь от иллюзий, в которых блуждали ранее, и у нас станет одним соратником больше.
— Наверное, да, — буркнул Энхо, и только после этого до него дошел смысл услышанного. — Но в каком смысле соратником, гортатор… ведь мы уже не экипаж?
— А это вы, декурион, узнаете в свой черед, — загадочно ответил бывший командир турригера «Аспер», а ныне, судя по всему, предводитель небольшой банды обреченных мятежников.
Проконсул Антавиан эру Линхольд, начальник генерального штаба Империума улыбался, скрывая за улыбкой истинные чувства, в данном случае неприязнь и изумление, благо за годы службы он прекрасно выучился прятаться за маской холодного, уверенного в себе профессионала.
С покойным Нервейгом, да примут его не особо жестоко на Обратной Стороне, было непросто…
С этим Старым Телом, похоже, будет еще сложнее.
Они находились в совещательной комнате, сам эру Линхольд, трое его заместителей и новая Божественная Плоть, прошедшая через Инкарнацио совсем недавно. Над громадным столом мерцала карта, разобраться в которой непосвященному человеку почти невозможно — тысячи огоньков, разноцветные линии, радиусы и рубежи.
— …завершены в ближайшее время, а операции начаты до начала месяца, — закончил не очень длинную, но крайне эмоциональную речь Вальгорн, облаченный в розово-оранжевый мундир с золотыми погонами, аксельбантами чуть ли не до пупа и огромными пуговицами из кости арундианского кита, еле заметно светившимися в полутьме. — Хм, надеюсь, вы меня поняли?
— Да, мой государь, — почтительно отозвался эру Линхольд, думая, что этот парень и раньше любил яркие пышные шмотки, а став хозяином Мерцающего престола, вовсе потерял вкус и меру. — Но осмелюсь возразить…
— Никаких возражений! — Божественная Плоть хлопнул замшевыми перчатками по столу-проектору, отчего карта, изображавшая пограничные сектора, озадаченно мигнула. — Либо вы исполняете, что я приказываю, либо…
Ноздри его раздулись, лицо, в общем-то, симпатичное, на миг перекосило так, что оно стало напоминать звериную морду.
Начальник генерального штаба, заставший еще отца Нервейга, не зря прозванного Зубом, знал, что в такой ситуации любое слово будет воспринято как противоречие, и поэтому просто поклонился.
Ничего, спина не отвалится, зато голова… точно не отвалится.
Дальний предок эру Линхольда, под старость ударившийся в философию и попавший в историю как один из мудрецов школы Божественного времени, оставил изречение «каждое мгновение — это целая жизнь».
Когда имеешь дело с правителями, истинность этих слов легко почувствовать на собственной шкуре: одно неудачное мгновение, и все, жизнь твоя заканчивается, причем очень невеселым образом.
— Вот так-то лучше, — сказал Вальгорн. — Жду от вас подробный план, проконсул.
— Да, мой государь. — Эру Линхольд поклонился еще раз, и хозяин Империума, повелитель тысяч планет, живое воплощение Божественного начала на Нашей Стороне, неспешно зашагал к двери.
Вот только когда он вышел, в совещательной комнате стало легче дышать.
— Ну вот это же надо же, а? — сказал Рудис эру Сильвард, сколь косноязычный, столь и толковый легат-квартирмейстер. — Пятый заново, ну… и еще два, хотя давно не было… зачем только, ведь это морока, и долгая?
— И не говори, Руди, — эру Линхольд фыркнул: остались только свои, подслушать их здесь нельзя, так что можно на время снять маску. — Ну, восстановить… э-э… пострадавший легион — это дело понятное, хоть и не быстрое, но сформировать еще два, Сорок Шестой и Сорок Седьмой, и при этом пустить в дело «оранжевую» мобилизацию… и все одновременно?
— Но куда деваться? — второй заместитель начальника штаба глянул на карту. — Неясно только, чем ему урги помешали, ну да, цапаемся мы с ними, вон Аллювию решили отдать, но к большой войне ведь не готовы.
— Это как раз понятно, — проворчал эру Линхольд. — Ему нужно отвлечь армию. Слишком многие запомнили, как именно новая Божественная Плоть взял трон, кто ему помогал и кто в результате оказался мятежником… — он сжал кулаки.
Гальвий эру Цейст и начальник генерального штаба когда-то начинали вместе, зелеными декурионами в гарнизоне на Фатуме, и проконсул тех славных времен не забыл…
Преторианцев среди штабных «моментов» не любили почти так же, как и межкорабельных «нырков» или штурмовых «пешеходов», все сходились в том, что те гнусные высокомерные ублюдки, мало на что годные, если дойдет до дела.
Хотя вон с Пятым легионом они как-то справились.
— Навтов и офицеров нужно держать занятыми, чтобы не думали лишнего, — продолжил эру Линхольд. — Лучшее же средство для занятости — война, а уж если удастся одержать хотя бы небольшую победу, то новая Божественная Плоть и вовсе станет героем.
— А разве удастся? — второй заместитель скептически усмехнулся.
— А это еще и от нас зависит, — проконсул нахмурился, давая понять, что эпизод пустой болтовни прошел, настало время для обычной штабной работы: один момент-жизнь сменился другим. — Поэтому, господа, беремся за дело, от тебя, Руди, мне нужен мобилизационный план по «оранжевой» схеме и что-то по новым легионам, ты, Шаливан, займешься развертыванием…
Можно как угодно относиться к новому хозяину Мерцающего трона, но они военные, и обязаны исполнять свой долг.
А это значит, что в ближайшие дни закрутится боевая махина Империума, что давно не пускалась в ход хотя бы на пятьдесят процентов, задвигаются люди и механизмы на сотнях планет, турригеры и целеры поплывут через пространство, и каждый день в штаб начнут приходить сводки о потерях…
Озадачив подчиненных, эру Линхольд подошел к карте, отыскал среди прочих огоньков тот, что обозначал инсулу Монтиса. А что, если развернуть пару легионов сюда, ударить по дворцу, где засел Вальгорн, так, чтобы осталась лишь дымящаяся яма… найдутся легаты, что с удовольствием выполнят такой приказ.
Хотя нет, нельзя, Божественная Плоть есть олицетворение всего человечества, и обратиться против нее… предательство есть предательство, кто бы ни сидел на престоле и как бы он себя ни вел.
А дело начальника генерального штаба — исполнять приказы.
Глава 6
Так пришли из небесных глубин они,
истребляющих тварей настали дни.
Полетел по Вселенной жестокий стон,
новой ярости гибельный дан закон.
На людей походили, но чужда им честь,
из всех чувств они знали лишь только месть.
В один год покорились им сто планет,
под Пурпуровым Сердцем узнали гнет.
«Сказание о Войне Сердец»,Песня шестая, «Супремус»
Стволы деревьев, такие толстые, что каждый не обхватить и дюжине людей, изумрудно-зеленые и шершавые, усыпанная листьями с тарелку земля, заснеженные вершины на горизонте и зеленоватое солнце в зените. Вьющаяся между исполинов грунтовая дорога и неспешно двигающийся по ней экипаж, старинный, с огромными ребристыми колесами и крохотной кабиной.
Управлял им немногословный седой гомункул с серьгой в ухе, а Эний и Ларс располагались в кузове.
Мотор шумел еле слышно, экипаж с мягким кряхтением перебирался через выпирающие корни, преодолевал канавы и ямы, и ехать было довольно удобно, особенно если забыть о том, что везут их неизвестно куда…
На вопросы о цели путешествия усатый эдил отвечал: «надежное убежище».
С таким же успехом он мог вовсе ничего не говорить.
Эмпориум, где опустился их транснавис, выглядел заброшенным — разрушенная навигационная башня, руины чего-то, похожего на зенитные лучевые установки, заросшая травой ВПП. Едва двое пассажиров отошли на ее край, корабль стартовал, и через мгновение исчез в небе.
Появления экипажа с молчаливым гомункулом им пришлось ждать сутки.
И когда местное светило зашло, Ларс с внезапной дрожью понял, насколько далеко от дома он забрался — наверху висело черное, совершенно незнакомое небо, моргали чужие, неведомые на Аллювии звезды. Это открытие заставило его на миг замереть и вспомнить, что на Монтисе он ночного неба не видел ни разу, поскольку во внутреннем дворе не было окон.
И он стоял, глядя вверх, на черный купол, усыпанный лимонными, багряными и сапфировыми огоньками, похожими на осколки Мерцающего трона, и чувствовал, что падает в заполненную мраком бездну, тонет в ней…
Еще несколько месяцев назад он, Ларс Карвер Примус, думал только об урожае, об усадьбе, да еще, может быть, о ежемесячной танцевальной вечеринке в ближайшем поселке. А теперь он кто, преследуемый, гонимый отпрыск Антея Основателя, чуть ли не личный враг Божественной Плоти?
Возможно, сирота, бесцветный осколок, лишившаяся сияния звездочка.
Мать и сестер он старался не вспоминать, вообще не думать о них — незачем бередить душу, и бесполезно, мыслями не вернешь тех, кто ушел на Обратную Сторону или попал в лапы ургов.
— Скоро приедем, — сказал Эний, отвлекая Ларса от размышлений, и тот поднял голову.
Их экипаж форсировал речушку или даже, скорее, ручей, а на другом берегу был уже не лес. Стеной стояли заросли кукурузы, и качались на ветру большие, но пока еще зеленые початки.
— Скоро — это к вечеру? — спросил Ларс, но в ответ Эний только хмыкнул и принялся дергать себя за усы.
Прямой участок между двумя шелестящими стенами, поворот, и они увидели окруженный деревьями дом, даже не просто дом, а нечто вроде маленького замка, словно выросшего из земли, с серыми стенами и красной крышей из незнакомого материала, треугольными окнами и округлыми стенами без углов.
— Умбра Ангустус, — сказал, повернув голову, гомункул, открывший рот чуть ли не впервые.
Заросли кукурузы закончились, дорога потянулась через аккуратно подстриженную лужайку. Затем они въехали в ворота в невысоком, скорее декоративном, заборчике и остановились.
— Вылезаем, — сказал Эний и, прихватив рюкзак, перепрыгнул ограждение кузова.
Ларс последовал за ним, но не успел оглядеться, как двустворчатые высокие двери распахнулись, и из них выступили двое могучих мужчин в набедренных повязках. Колыхнулись одинаковые серьги, вставленные в левое ухо, гостям досталось два настороженных взгляда, и в их сторону обратились наконечники коротких копий, украшенных синими лентами.
Эний хмыкнул и покачал головой.
Вслед за здоровяками из дома явилась женщина в темно-лиловом комбинезоне. Ларсу при первом взгляде показалось, что с ней что-то не так, какой-то непорядок, но какой именно, он не понял…
Не высокая, но и не маленькая, с правильным, не особенно красивым лицом и русыми волосами. Лет около сорока, вроде бы самая обыкновенная, но в то же время совершенно… неправильная.
— Ага, явились, — сказала женщина резким голосом и уперла руки в бока. — Посмотрим. Это и есть тот юнец с кровью ангелов в жилах? На вид обычный балбес из гомункулов.
— Я — полный человек! — заявил Ларс, нахмурившись.
— Да? Никогда бы не догадалась. — Женщина проказливо улыбнулась, и он понял, что это все шутка.
— Ладно-ладно, не можешь ты без своих хохмочек, — вступил Эний.
— Надо же как-то развлекаться, а это в мои годы не так-то легко. — Женщина очень легко, словно вообще ничего не весила, сбежала с крыльца и повернулась к Ларсу. — Ты можешь звать меня Ультима, и я уверена, что ты не раз проклянешь и меня, и это как бы имя… ученик.
— Ученик? — Ларс хмыкнул. — Давай-ка разберемся… чему вы меня хотите учить?
— Ты думаешь, что готов к тому, чтобы вступить в борьбу с Вальгорном и занять его место? — спросил Эний.
— Стой, разбежался! — Женщина в лиловом комбинезоне показала эдилу кулак. — Наступило мое время. Смотри, — она поглядела на Ларса, и тот понял, что не в состоянии определить, какого цвета у нее глаза — то ли фиолетовые, то ли темно-голубые, то ли вообще красные. — Ты должен стать символом, знаменем, за которым пойдут люди… — слово это она произнесла со странной интонацией, почти презрительно. — И я сделаю все, чтобы это знамя было прочным, величественным и во всем соответствовало своему предназначению.
— И что? — буркнул Ларс. — Звучит красиво, но непонятно, ясно лишь то, что вы собираетесь сделать из меня орудие для исполнения ваших желаний, и никому не интересно, чего хочу я сам.
Ультима посмотрела на него по-новому.
— Умный юноша, — сказала она. — Желания — крайне опасная штука, иногда они делают нас сильнее, порой ослабляют… но я тебя научу пользоваться ими так же, как руками и ногами.
— И помни, что в нынешнем состоянии ты не соперник Вальгорну — по всем статьям, — влез Эний, за что получил уничижающий взгляд и второй показанный кулак.
— Ну, если так… — протянул Ларс, задумчиво почесывая макушку.
Учиться чему-то не совсем понятному, но зато ради того, чтобы победить собирающегося тебя убить человека, не человека даже, а повелителя Империума — что может быть достойнее?
Ну а заняв Мерцающий трон, он сможет отвоевать Аллювию и, может быть, спасти…
Хотя нет, об этом нельзя думать!
— …тогда я согласен, — закончил Ларс и протянул Ультиме руку.
Высокий потолок, стены отделаны деревянными панелями, вдоль одной из них — стеллажи с книгами, с древними, пластиковыми, и современными, в виде психосвитков. Стол, такой большой, что тут можно лечь поспать, на нем серебристый кубик выгруженного анасима, кресло, достаточно жесткое и неудобное, чтобы никогда не тянуло подремать, закрытые жалюзи, от которых струится приглушенный свет.
В этом таблинии Ларс провел многие часы и наверняка проведет еще больше.
Сейчас он корпел над законами Пятнадцати, принятыми в правление Божественной Плоти Нервейга Второго, и не просто читал нудные, написанные высокопарным и непонятным языком параграфы, а пытался уложить все в единую картину — зачем, в чьих интересах, с какой целью…
Месяц в Умбра Ангустус пролетел как один день, здесь Ларсу исполнилось семнадцать стандартных лет, но он этого почти не заметил — был в тот день слишком занят. За это время он познакомился с усадьбой, расположенной среди рощ и полей, узнал ее обитателей.
Тут было множество гомункулов с серьгой в ухе, зато полные люди являлись настоящей редкостью — он сам, Эний эру Альдерн, время от времени уезжавший куда-то, и Ультима, хотя с ней до сих пор не все выглядело понятным.
Выяснил, что находятся они на планете Сильвания, на самой окраине Империума, что население здесь невелико, имеется всего лишь один большой город и что огромные просторы не заселены.
Ларса учили с утра до ночи, причем таким образом, какого он ранее и представить не мог.
«Ага, разбежался! — осадила его наставница, едва он в один из первых дней попытался тупо пересказать все, что прочитал вчера. — Суть, суть узнанного мне изложи! Или ты забыл — я учу тебя пользоваться тем, что у тебя есть, и развивать новое, а не забиваю твою голову всякой требухой!»
До попадания в Умбра Ангустус учеба для Ларса заключалась в пяти классах поселковой школы, и он всегда думал, что главное — выучить все, что тебе задали, и затем повторить с минимальным количеством ошибок.
Но все оказалось совсем иначе.
Да, его заставляли читать множество всякого: исторические хроники чуть ли не со времен Фуги, сборники законов, в разные годы принятых на Монтисе, элементарные учебники по планетарной экономике и какую-то философскую муть вроде «Трактатов Гая Фортиса», «Книг Заратустры» или сочинений мудрецов школы Божественного времени, посвященных Катаегис Демуто, но при этом наставница всегда хотела чего-то странного…