— А что там с «Вентусом»? — спросил Симс, после трех стопок настойки их-керимберов обзаведшийся легким косоглазием.

— Продал, — Янус отхлебнул из кружки. — Команду тоже пристроил.

— Вот так легко нашелся покупатель на целер Империума? — недоверчиво спросил Энхо. — Здесь же бывают наши… ну, хм, да, наши транснависы, его непременно опознают и захотят вернуть.

Бывший гортатор улыбнулся:

— Его перепродадут дальше сегодня же, а через стандартный месяц «Вентус» окажется там, куда Старое Тело ургов не гонял. Часть полученных денег пришлось отдать, чтобы команду подержали тут с полгода, а затем отпустили. Парни ни в чем не виноваты, незачем создавать им дополнительные проблемы, а так доберутся до посла Империума в Галлиполисе и вернутся домой…

У Энхо отлегло от сердца — они и так убили двоих во время захвата целера, не хватало дополнительно отягощать совесть.

Эру Венц не знал, как собирается поступить с командой «Вентуса» Янус, а спрашивать опасался.

— А что мы, что будет с нами через эти полгода? — поинтересовался Арвинд, требовательно глядя на командира.

— Скажем так, мы должны пристроиться, — ответил тот, задумчиво смакуя пиво. — Офицеры из Империума на варварских планетах всегда в цене, особенно строевые, так что не пропадем.

— Пойдем в наемники? — спросил Симс, не румяный уже, как обычно, а неестественно розовый. — Будем сражаться не за родину и Божественную Плоть, а за деньги и все такое, а?

Янус, оставивший на Саксуме жену и двоих детей — Энхо знал об этом точно, — мгновение помедлил, и жуткое лицо его исказила мучительная судорога, но когда голос зазвучал вновь, то был таким же спокойным:

— Не стоит забивать этим голову сейчас. Нужно отдохнуть, почувствовать, что мы живы… Эй, Кэлси, что у вас с девочками, все так же хорошо, как и раньше, и остановиться можно?

— Э, конечно, — радостно закивал бармен. — Комнаты заказывать?

Они выпили еще, на этот раз прозрачного напитка, называвшегося так, что Энхо не мог выговорить. Все вокруг расплылось, в сердце растворилась боль, появившаяся там после разговора с отцом.

Побитый Арвиндом варвар вернулся, забрал меч и заказал выпивку на всех. Появились еще какие-то люди, странно одетые и на удивление грязные, но дружелюбные и пьяные в дым.

Затем случился провал, и эру Венц обнаружил себя в небольшой комнате.

Шторы были задернуты, и в ней царил полумрак, на широченном ложе валялись подушки и косматые шкуры, стены закрывали ковры с пестрым рисунком — причудливые животные, сцепившиеся друг с другом. Неярко мерцала тест-панель эрус-контроллера в углу, а возле двери стояла девушка, изящная, в свободном черном халате, без волос на голове, с узкими желтыми глазами.

«Ласки хельдии нельзя сравнить ни с чем, — всплыл в голове Энхо голос Януса. — Стоит это дорого, но стоит того, и тебе, эру Венц, это просто необходимо, поверь своему командиру…»

— Готов ли ты? — спросила девушка, протяжно выпевая, а не выговаривая слова.

— Да, — ответил Энхо, с трудом сохраняя равновесие.

Она подошла ближе, он уловил сильный, будоражащий запах — пряности, горячий песок, кофе. Разглядел, что лицо ее покрыто крохотными чешуйками, а зрачки вертикальные, как у кошки.

Халат упал на пол, и обнажилось стройное тело, темно-синее, все в чешуе.

— Тогда начнем, — выдохнула она.

Узкий раздвоенный язык метнулся Энхо в лицо, облизал веки, вынуждая закрыть глаза. Возбуждение накатило с такой силой, что он застонал и попытался схватить ее, но цапнул лишь воздух.

Хельдия ускользнула с неимоверной грацией.

Через мгновение он оказался лишенным одежды и повалил ее на кровать, ощупывая нечеловеческое, но такое возбуждающее тело — чешуйки щекотали его плоть, их так приятно было лизать, ее вкус и запах кружили голову, перед глазами мелькали расплывчатые, но яркие картинки.

Энхо неожиданно сообразил, что трезв, но с трудом осознает происходящее.

Он словно был кустом, прорастающим через плотную почву, бьющимся в плотину бурным потоком, астероидом, что борется с гравитационными потоками, рыбой, идущей против течения.

Хельдия обвивалась вокруг него, шептала что-то на ухо…

Эру Венц, не в силах больше сдерживаться, заорал, выгнулся дугой, и она успела вывернуться, принять его в себя, а в следующий момент опять дразнила и возбуждала. Тело откликалось на ее прикосновения странно — кровь приливала туда, куда она просто не могла прилить, дрожь пробегала по внутренностям и вроде бы даже по костям!

Словно организм Энхо и сам решил стать нечеловеческим.

А в следующий момент он потерял остатки разума, утонул в запахах кофе и горячего песка…

* * *

Лежавший внизу амфитеатр напоминал гигантский, обкусанный с одной стороны овал.

С транспортной платформы, на которой находился Вальгорн, он мог различить, что отдельные сектора разрушены — трещины протянулись через ряды сидений, колонны для навеса обрушились, и их обломки валялись там и сям. Но это было неважно, ведь он сам отдал приказ не ремонтировать постройку, возведенную задолго до вторжения Грихайн, в годы расцвета Империума.

Новый расцвет впереди, в этом хозяин Мерцающего трона, занимавший его несколько стандартных месяцев, не сомневался.

— Пора начинать, мой государь, — напомнил стоявший рядом с креслом Вальгорна Карелус.

Горбун оказался чуть ли не единственным слугой Нервейга, пережившим смену Божественной Плоти. Сегодня он назначен распорядителем Игр и вроде бы должен нервничать, бояться, что все пойдет не так, заискивать перед новым повелителем, но нет, урод совершенно спокоен.

Хотя лучше о нем не думать.

Скамьи амфитеатра забиты народом — сюда явились все патриции Монтиса и вообще все свободные граждане и полные люди, хоть что-то собой представляющие. Неимоверное количество зрителей с множества планет получили возможность наблюдать за происходящим через камеры, разбросанные тут и там, на арене, на трибунах и в воздухе.

Как же — первые Игры за последние сто лет!

Избранным достались места получше — рядом с платформой Вальгорна парили еще несколько, поменьше и не так богато украшенных. Повернув голову в одну сторону, он смог бы разглядеть физиономии виднейших сенаторов и меж них сивиллу Валерию, а повернув в другую, увидеть лица жрецов и недовольного, надувшегося, как сыч после обеда, верховного понтифика.

Ох, как возражал против Игр Луций Каелум, даже осмелился перечить владыке Империума!

«Древний ненужный обряд… пустая трата времени… развращение нравов… — гудел он, согнувшись в поклоне, но даже спина его выражала недовольство. — Не зря ваши предки, мой государь, отказались от их проведения, способствуя улучшению нравственности меж подданных».

«Иди, — сказал тогда Вальгорн, не вдаваясь в объяснения. — Все будет как я хочу».

Что толку растолковывать верховному жрецу Божественной Плоти, что толпа кровожадна и глупа, что внутри у нее таятся жестокие, безумные чувства, и их лучше выпустить на волю, дать им проявиться, когда это нужно, чем позволить выплеснуться самостоятельно? Что лучше Игры, залитый кровью песок арены, чем недовольство и бунт, и легионы, чье оружие направлено против сограждан.

А кроме того, никто не отменял придуманный еще до Фуги принцип управления государством — «хлеба и зрелищ!».

— Хм, начнем и в самом деле, — сказал Вальгорн, поднимая руку.

Расположившийся по другую сторону от кресла Овиго вложил в ладонь Божественной Плоти шар из мутного стекла. Хозяин Империума помедлил мгновение и бросил его вниз, через несколько секунд раздался мягкий звон, а в центре арены встало облако сине-красного дыма.

Заревели трубы, ударили барабаны, завопили зрители.

Решетки с разных концов арены поднялись, и на песок вступили два отряда бойцов из разных эпох: с одной стороны супремусы, жуткие нелюди в характерных шлемах с наносниками, с другой — бойцы отрядов Черного легиона, сказания о которых сохранились со времен Антея Основателя.

И те и другие — гомункулы, выученные сражаться и убивать.

Никаких силовых полей, только клинки, не очень-то острые, если честно, и доспехи, не самые хорошие, откровенно говоря — в амфитеатре должно состояться Зрелище, и не простое, а яркое и живое, какое запомнят на годы, и для него необходима обильная смазка!

Красная и соленая, та самая, что течет в телах живых.

За первой сшибкой Вальгорн не следил, для нее отобраны воины не из лучших, результат предрешен. Он наблюдал за зрителями, используя ипсе-усилитель, крохотный, похожий на старинный лорнет, реагирующий на движения глазного яблока и сокращения зрачка.

Искаженные рты, капающая слюна, побагровевшие физиономии… и это только начало!

Через несколько часов они дойдут до экстаза, до изнеможения и убредут отсюда, еле переставляя ноги.

Служители арены утащили трупы, насыпали свежего песка, и началась вторая сшибка, где людям противостоит отряд негуманоидов, купленных на варварских планетах — это поинтереснее, можно посмотреть, как бойцы рубят друг друга, рвут зубами и когтями…

Третья сшибка, и кое-кто из зрителей уже охрип, сорвал голос.

Запах пота, крови, взрезанных кишок, страха и боли поднимался над ареной, и Вальгорн вдыхал его с наслаждением — этот аромат, достойный Божественной Плоти, истинное жертвоприношение, а не то скучное убийство, что устраивают во дворце раз в неделю.

Пятая сшибка, бьются специально отобранные великаны с дубинами — разбитые головы, сломанные кости, расплесканный мозг, люди, превратившиеся в зверей.

Так, седьмая сшибка, травля хищников…

Сейчас время для главного аттракциона всех Игр, для того, что почти для всех станет сюрпризом и для кое-кого — не просто неприятным, а еще и последним в жизни.

— Какая красавица, — мурлыкнул Вальгорн, когда на песок вступила сильванская пантера.

Изящное тело цвета серебра, шесть лап, безглазая голова с огромной пастью.

Хозяин Империума повел рукой, транс-платформа пошла вниз, и зрители на трибунах замолкли. Еще один жест, и четверо варваров-охранников сорвались с места, оказались возле Овиго.

— Эй, вы!.. — воскликнул префект претория, но неожиданность и умение нападавших сделали свое дело.

Сопротивляться он не смог и вылетел за ограду платформы.

— Удачи, — сказал Вальгорн, а платформа пошла вверх.

Командир преторианцев поднялся, отряхивая песок с золотистой лорика сквамата. Обращенный на Божественную Плоть взгляд его полыхнул злобой, но на губах появилась улыбка.

В огромной руке возник меч из вибростали, загоревшийся голубым огнем.

Пантера, учуявшая человека, повернулась в его сторону и заскользила вперед, медленно и изящно.

— Аве, Кесарь! — прокричал Овиго. — Моритури те салютант, император!

Он использовал древний титул, давно не употреблявшийся, да еще и высокое наречие, совершенно не дозволенное в подобной ситуации, и Вальгорн ощутил дрожь гнева во внутренностях — каков наглец, даже в такой момент нашел возможность его оскорбить!

Сверкнуло вскинутое лезвие, и префект двинулся навстречу зверю.

Зрители завопили.

Пантера заскользила быстрее, скакнула, и по песку покатился клубок из серебра и золота. Прозвучал взвизг, вой, рычание, скрежет, отлетела в сторону чешуйка, и Овиго поднялся на ноги, окровавленный, но живой.

— Аве, Кесарь, — повторил он, глядя вверх. — Что еще сделать для твоей славы?

Пантера осталась лежать, подергивая лапами, из ее распоротого брюха вывалились сизые внутренности.

Вальгорн махнул рукой, и поднялась решетка с другой стороны, из-за нее бочком выбрался арахнид — огромное многоногое порождение ночного кошмара, вооруженное природой на уровне бойца штурмовых отрядов.

Овиго сплюнул красным, и зрители неожиданно замолчали.

— Ну что же, не самая худшая смерть, — сказал префект претория. Бывший префект претория, это поняли даже самые тупые — и слова его услышали, наверное, все, даже те, кто сидел в верхних рядах.

Он совершил невозможное — убил арахнида, хоть тот и оторвал ему руку. Только выпущенный на арену псевдозавр сумел одолеть Овиго, но когда повалил того на песок и начал терзать, скрежеща зубами по костям, Вальгорн неожиданно почувствовал себя проигравшим.

Да, он добился своего, после сегодняшней смены трибунов преторианские когорты будут повиноваться только Божественной Плоти, а много возомнившему о себе префекту «наследует» более удобный человек… и все же он не победил.

И даже казни он сотню сенаторов или найдись Эльтирия вместе с выскочкой с Аллювии, это ничего не изменит.

Глава 8

Всякий человек есть продукт некоего обучения. Неважно, сознательного или нет, одобряемого самим его объектом или безусловно им отвергаемого.

Базовые принципы, заложенные в глубины сознания, способы обработки жизненного материала, системы координат типа «интересно — неинтересно» или «нужно — не нужно» формируются как раз обучением и в дальнейшем куда сильнее влияют на поведение, чем думает сам их обладатель, представляющий собой не более чем род мыслящего автомата.

Условно мыслящего, обязательно нужно добавить.

«Апокрифы Божественного времени»,

Стихия Обучающая, Непостижимая, Воздушная

Сиреневое небо такой глубины, что хочется прыгнуть в него и поплавать, свежий ветер в лицо, теплые солнечные лучи. Протянувшаяся во все стороны, сколько хватает взгляда, ВПП в серых плитах, и стоящие там и сям транснависы, самые разные, с гладкой и бугристой обшивкой, похожие на блюдца и наконечники стрел, словно припавшие к земле и устремившиеся аплюстром в небеса.

Хозяин этого «барахла», в шортах и сетчатой рубахе, не скрывавшей необъятного волосатого брюха, возил потенциальных покупателей на небольшом колесном экипаже.

Следом катил еще один, с несколькими клерками и охранниками.

— Вот, посмотрите, можно завернуть сюда, — рокотал хозяин, откликавшийся на имя Пардий, тыкая в сторону очередного корабля. — Отдам дешево, клянусь всеми богами Галактики, а ведь это оздрагский целер, отличная штука, мощная и быстрая, как либурна…

— И очень старая, — отвечал без улыбки Ларс, одетый нынче, как щеголь с Монтиса. — Их не выпускают более двадцати лет.

Здесь и сейчас, под небом Галликума, он за главного, Эний и Ультима тут, рядом, на заднем сиденье, но они не более чем свита и играют ту же роль, что и дорогой камзол с золоченым поясом, обтягивающие штаны и короткий, декоративный меч на поясе.

Они создают впечатление.

Интересно, что сказала бы мама, увидев его в таком облачении… нет, нельзя об этом вспоминать!

— Ну да, верно, — Пардий засопел. — Тогда отправимся вон туда…

Сегодня Ларсу пригодились все знания о транснависах, полученные на Сильвании — о типах ремусов, способах компоновки, методах маскировки и об оружии, какое может быть установлено на борту. А о том, на что именно нужно потратить пару-тройку миллионов сестерциев, они договорились вчера, еще в дороге.

«Зачем нам еще один корабль? — спросил он тогда. — Ведь у нас есть «Куспис».

Тот самый транснавис, на котором его вывезли с Монтиса и на котором несколько недель назад они прибыли сюда. По размерам, скорости и параметрам перлаборации — почти что целер, разве что вооружен куда слабее, чем военные суда такого класса, но зато намного комфортнее внутри.

«Одного мало, — отозвалась Ультима. — Посмотри…»

И она растолковала Ларсу, зачем им второй транснавис, и именно боевой, пусть и небольшой.

«Главное — быстрота, маневренность и маскировка, — сказала наставница в завершение. — Прямой и открытый бой — это не для нас, силой мы ничего не добьемся и поэтому будем действовать хитростью».

О деньгах он не спросил, и так все ясно — придется вернуть с лихвой.

Потом, когда он окажется на Мерцающем троне.

— Вот, как вам это? — спросил Пардий, указывая на покрытую зеркальной броней антурию, словно вчера сошедшую с верфи на Саксуме. — Всего пять миллионов, и это от сердца отрываю… откуда взял — не спрашивайте, но все чисто, можно хоть на сам Монтис лететь.

И он хихикнул, довольный собственный шуткой.

Ларс покачал головой:

— Хорошая вещь, но дорогая, и не совсем то, что нам нужно.

Он замечал, что торговец смотрит с любопытством, и понимал, что тот, скорее всего, гадает, с кем имеет дело — парень вроде бы из Империума, но совсем молодой, выглядит солидным и властным, но неизбалованным… отпрыск какого-нибудь консула или прокуратора?

Но зачем ему приобретать транснавис здесь, на Галликуме?

— Тогда вон туда попробуем, — и транспортер Пардия покатил дальше, лавируя между тушами звездных кораблей.

Миновали нечто странное, искореженное, созданное явно не людьми, и остановились у крайне простого на вид транснависа, похожего на перевернутую лодку с башенками. Если увеличить в несколько сотен раз, то получится турригер Империума первого класса из новой серии.

Надпись на борту гласила: «Фалько мальтус».

— Вот, — сказал торговец. — Уникальная штуковина, хотя тоже не совсем новая…

Ларс не мог вспомнить, чтобы встречал упоминание о корабле такого типа, и поэтому слушал очень внимательно — экипаж пятнадцать человек… запас хода… вооружение, энерго— и инфоцентрали… маскировка по высшему разряду… параметры перлаборации…

— Давай-ка узнаем цену, — небрежно проговорил он, когда Пардий замолк.

Нельзя показать, что ты заинтересовался, ни жестом, ни взглядом, ни интонацией, иначе с тебя сдерут вдвое.

— Три с половиной, — заявил торговец. — От сердца отрываю.

Много, но не пять, как за антурию.

Ультима испустила еле слышный вздох — условный сигнал, что надо торговаться. Эний поддержал ее случайным вроде бы жестом — потеребил мочку правого уха, именно правого, а не левого, как всю дорогу.

— За один я бы, может, взял, — сказал Ларс.

— Ну, нет, это невозможно, это же себе в убыток! — заволновался Пардий, и брюхо под сетчатой рубахой зашевелилось, словно зажило собственной жизнью.

— И что? — Ларс улыбнулся, глядя прямо в светлые глаза торговца, различая живущую там алчность и хитрость. — Не сомневаюсь, что вы, почтенный, заработаете, даже уступив его мне и за миллион… кстати, что означает это название?

— Не знаю, — Пардий не дал сбить себя с толку. — Три, и ни сестерцием меньше!

— Надо заглянуть внутрь, проверить, в каком он состоянии, — сказал Ларс.

— В идеальном! — Торговец изобразил возмущение, но, похоже, не совсем искреннее. — Ремус на максималке, системы проверяли несколько месяцев назад, расходники меняли тогда же…

— Несколько — это сколько? — спросил Ларс. — И каких месяцев?

Галликум вращается вокруг светила так, что в здешний месяц уберется два стандартных.

— Два или три… э-э… наших, — заюлил Пардий. — Два с половиной!

— Мой господин, я позволю вмешаться, но мы зря тратим время, — подыграл Эний. — Нас через час ждет сам Жлонис, а у него и выбор больше, и цены, как я слышал, ниже.

— Он мошенник! — горячо воскликнул торговец. — Он вас обманет!

— Давай-ка полтора, и дело с концом, — сказал Ларс.

Пардий побагровел, выпучил глазки и махнул рукой:

— Два! От сердца отрываю!

— Мой господин, мы… — Тут Эний сделал паузу, давая понять, что это кодовая фраза и дело сделано, дальше цену можно не снижать.