Энхо слушал и ощущал неловкость — будто статуя Божественной Плоти, установленная в столичном храме Победоносного, заговорила, но изрекла не пророчество или повеление, а пожаловалась на то, что ей надоели мыши, гадящие на постамент, и что пора реставрировать левую ногу…

Нет, Ларс не жаловался, он словно рассуждал сам с собой.

Однако это выглядело слишком живо, чересчур по-человечески для того, кто человеком не являлся.

— Но это невозможно, — сказал Ларс, и взгляд его стал обычным. — Вот такие дела… И что, не вмазать ли нам еще? Хотя нет, лучше вернуться — нам пора на сцену, играть написанные для нас роли. Мне изображать претендента на власть в Империуме, тебе — его преданного офицера, верного сторонника, рыцаря без страха и упрека.

— Но я ничего не изображаю! — возразил Энхо.

— Конечно, — Ларс одним пружинистым движением соскочил с подоконника. — Лучше всего играет тот, кто делает это искренне, от всего сердца.

* * *

Вальгорн двигался ритмично и мощно, и дыхание его с шумом вырывалось сквозь сжатые зубы. Женщина под ним постанывала, и не только от страсти — на грудях ее, предплечьях и боках виднелись синяки, возникшие, когда он только «разогревался»…

Окровавленный кнут, оставивший следы на ее белоснежной коже, лежал на полу.

— Радуйся, сука! Радуйся! — прохрипел он и ударил ее по лицу. — Переворачивайся!

— Да, мой государь, — ответила она знакомым до дрожи голосом.

Сладостным в том случае, если в нем звучат страх и раболепие, как сейчас.

И очень неприятным, как раньше, когда Вальгорн трясся от страха, слыша его.

Он приподнялся, и она торопливо сменила позу, оказалась на локтях и коленях. Взгляду хозяина Империума предстала спина, покрытая багровыми вздувшимися рубцами.

Зрелище было возбуждающим, и Вальгорн вонзился в нее так, что она вскрикнула. Вновь монотонно заскрипело ложе, специально изготовленное таким, чтобы он слышал, как все происходит, распалялся сильнее и сильнее и вправду чувствовал себя Божественной Плотью.

Нащупать ее грудь, сжать посильнее, вцепиться в светлые растрепанные волосы…

Пусть эта сучка почувствует боль!

А теперь отпустить, и двумя руками обхватить ее шею, такую тонкую и изящную. Сдавить, ловя пальцами биение жизни, услышать ее хрип, ощутить слабые попытки вырваться.

Нет, сейчас она от него не уйдет!

Еще сильнее, еще, чтобы хрустнули позвонки, смялась гортань, а теперь быстро перевернуть ее и выпустить семя — прямо в приоткрытый рот, между розовых искусанных губ… Сейчас можно вскрикнуть, освобождая запертый внутри экстаз, разрывающий тебя на части, туманящий рассудок.

Придя в себя, Вальгорн понял, что перестарался, — женщина, находившаяся на одном ложе с ним, не дышала.

— Хм, неудача, — сказал он, хмурясь.

Она лежала, глядя куда-то мимо него, маленькая и белокожая, с огромными голубыми глазами и вздернутым носиком, неотличимая от Эльтирии, фемины предыдущей Божественной Плоти.

Гомункул-безликий, заказанная на Фонсе безумно дорогая игрушка, на изготовление которой тамошние искусники потратили более полугода. А он ее сломал, едва она прибыла во внутренний двор, не удержался, не рассчитал сил… но зато получил неимоверное удовольствие.

Ничего, у него будет еще одна Эльтирия, даже две… и настоящая тоже.

А еще он закажет точную копию выскочки с Аллювии и будет насиловать его каждый день — и в естественные отверстия, и в те, какие можно сделать самому, не лишив гомункула жизни.

Когда-то давно, еще до того, как стать Божественной Плотью, Вальгорн относился к недочеловекам с отвращением, таким сильным, что даже прикосновение их было неприятно. Но затем случилась та встреча с закутанными в плащи союзниками, и принцепс понял, что гомункул может быть источником удовольствия, какого не получишь ни от полуженщины, ни от полной.

Густого, яркого, сладостного, но в то же время смрадного — будто ты затеял соитие с животным.

Он завел сначала одну наложницу, потом двух, а чуть позже начал создавать свой внутренний двор, уже не ограничивая себя привезенными с Волюнтаса предрассудками, а руководствуясь лишь собственными фантазиями и желаниями.

Вальгорн слез с ложа и принялся одеваться, насвистывая себе под нос — рубаха и камзол, сегодня зелено-синий с серебряными вставками, обтягивающие штаны и низкие сапоги с разрезами, любимый меч на пояс.

Вот и все, можно выходить в коридор.

— Мой государь, — согнулся в поклоне ожидавший там Карелус.

— Хм, труп уберите, — сказал Вальгорн. — Получилось довольно неплохо.

— Я рад, — на лице горбуна появилась улыбка. — Осмелюсь напомнить, что Ретир ожидает вас.

— В Радужном перистиле?

— Да, мой государь.

— Очень хорошо. — И Вальгорн зашагал по коридору, сопровождаемый четырьмя охранниками.

Могучие и уверенные в себе, ловкие в обращении со всяким оружием, преданные и неподкупные — просто оттого, что здесь у них нет ни друзей, ни родичей, а тех, кто не совершил паломничества к Белому Храму, обязательного для всех жителей Волюнтаса, они не считают за людей.

Два поворота, короткая лестница, и вот он, перистиль: вместо пола зеленый газон, играет струями радужный водопадик, и рядом с ним стоит префект претория, такой прямой, словно проглотил копье.

— Мой господин! — гаркнул Ретир, выпучив глаза.

— Ты с докладом? — спросил Вальгорн.

— Так точно!

— Погоди, я слегка проголодался… — Он поднял руку, и тут же рядом объявился гомункул с подносом.

Тарелка с нарезанными на ломтики яблоками, очищенные орехи хела — то, что надо, чтобы восстановить силы. И глоток красного целлийского вина урожая пятилетней давности, ароматного, впитавшего всю сладость тамошнего воздуха и тепло мягкого солнца.

— Говори, — приказал Вальгорн, с кубком и тарелкой усаживаясь в кресло.

— Проведена беседа с сенаторами, совершившими поднадзорный вояж за пределы Империума, степень воздействия минимальная, физическое насилие не применялось, — доложил Ретир.

Ага, точно, дураки-патриции, якобы по собственной воле отправившиеся к тому парню с Аллювии… И среди них — три гомункула-безликих из той же партии, что и погибшая сегодня «Эльтирия», но модифицированных и натасканных совершенно на иное.

Все три не вернулись, а это значит, что парнишка оказался не промах.

— И что, старикашки раскололись? — спросил Вальгорн.

«Беседа» означает, что тебя под охраной привезли во дворец, засунули в темный подвал, окружили мрачными и злобными рекуператорами, что выглядят как законченные садисты, показали весь инструментарий для допросов, а затем начали потихоньку расспрашивать.

Порой страх действует не хуже боли.

— Четверо из шести, и рассказывают одно и то же, — сообщил префект претория. — Разрешите доложить?

— Конечно, — Вальгорн вздохнул.

Все-таки Ретир слишком глуп, надо бы поставить на его место кого-нибудь другого, и лучше не из патрициев, а вытащить из грязи, чтобы был по гроб жизни благодарен Божественной Плоти.

Вальгорн прихлебывал вино, жевал орехи и слушал рассказ.

Мальчишка на пару с телохранительницей разделал троих безликих-убийц — почти невероятно, он сам должен быть отличным бойцом, а уж баба эта не уступать ликторам Нервейга.

Те были из особо удачной партии, созданной восемь лет назад.

Так кто же она такая?

Но ничего, пацан выжил, а затем выслушал речи наших «благородных» сенаторов, предложивших уроженцу Аллювии Мерцающий трон. Обещал, что станет хорошим правителем, велел гостям возвращаться и ждать его скорого появления на Монтисе, собирать силы и готовиться к встрече.

— Хм… ты говоришь — через стандартный месяц? — протянул Вальгорн, отставляя руку с кубком.

Подскочил гомункул и наполнил посудину.

— Так точно! — подтвердил Ретир.

Что-то тут не складывалось, не мог мальчишка не понимать, что патриции, едва вернувшись, попадут в руки Вальгорна… А значит — это дезинформация, призванная смутить его, сбить с толку, и все остальное, что могут рассказать старикашки, тоже не более чем ложь…

— Налет на Монтис силами их-керимберов? Попытка захватить планету! Бред! — заявил хозяин Империума, сделав еще глоток. — Подобное невозможно, и эру Сильварда не надо звать, чтобы разобраться в ситуации, но вот пригласить его для того, чтобы укрепить оборону инсулы…

— Мой государь! — В голосе Ретира прозвучала обида.

— Да, знаю, — махнул рукой Вальгорн. — Твои преторианцы хороши, это факт. Только вот легион, размещенный в окрестностях столицы, не будет лишним. Начальник генерального штаба должен провести передислокацию в течение стандартной недели, ведь тот засранец с Аллювии наверняка явится раньше срока, который назначил.

— Засранец с Галликума, мой государь, — подсказал префект.

Вальгорн вздохнул еще раз — да, у каждого глупца есть предел полезности, и именно этого надо менять.

— Неважно, — сказал он, вставая. — Старикашек — на Блаженные Острова, пусть пока посидят.

Казнить сенаторов нет смысла, в конце концов, он сам спровоцировал их на измену, но и оставлять на свободе нельзя, обязательно кто-нибудь начнет молоть языком. Поэтому лучший выход — дать каждому в бессрочное пользование по камере в самой секретной тюрьме Империума.

А там видно будет.

Глава 12

Самый лучший способ понять человека — узнать его врагов. Кто они, чем являются, чем были в прошлом и о чем мечтают.

Но человек без врагов представляет собой загадочное нечто. Столкнувшись с таким, необходимо быть вдвойне осторожным.

«Катехизис экзорциста», глава 3 «О постижении»

Просторная комната, или, скорее, даже зал, стены украшены занавесями-тенерум, еле слышно шелестящими и плавно меняющими цвет — от пастельно-розового до темно-красного. Большой стол, над ним мерцает карта инсулы Монтиса, и световые указки оставили на ней не одну метку, пахнет потом, благовониями, перегаром и раскалившимися мозгами.

Эрус-контроллеры во Дворе Судьбы не используют, и воздух не очищается.

Сейчас говорил Варего, нынешний гортатор «Фалько мальтуса», а в прошлом — офицер армии Империума. Остальные слушали — Марибод, два его полководца-десятитысячника, коренастый Фенератор, для всех играющий роль советника Ларса, сам Ларс и изображающая телохранителя Ультима.

— …по следующим направлениям, причем размещенные за облаком Оорта силы Девятого легиона смогут подойти к планете только через пять-шесть стандартных часов. — Губы на раздвоенном лице шевелились, Варего неспешно водил указкой туда-сюда. — Если базовые задачи за это время будут решены, то мы преуспеем, если же нет, то нам останется только погибнуть.

— Или уйти в перлаборацию прямо из окрестностей планеты! — рыкнул Марибод.

— Это, скажем так, то же самое, — пожал плечами гортатор «Фалько мальтуса». — Готов ответить на вопросы.

С того дня, как делегация сенаторов улетела с Галликума, миновало три недели. Обман, вложенный в патрицианские головы, дошел по назначению и произвел именно тот эффект, на который они рассчитывали.

Вальгорн взял посланцев в оборот и выбил из них все, что они знали.

Естественно, он не поверил, что Ларс с их-керимберами явится к Монтису ровно в назначенный срок, и решил, что нападение последует раньше. По последним данным, в столичной инсуле появился снятый с фронта Девятый легион, чей командир безоговорочно предан Божественной Плоти.

И он, и преторианцы вот уже две недели находятся в состоянии боевой готовности.

Но при этом, что важно, легион не пустили внутрь планетной системы, с давних времен являвшейся вотчиной гвардии, а разместили на ее окраине.

— Можно, я? — мягко попросил Фенератор. — Меня интересуют аспекты подавления и преодоления системы ПКО в третьей, решающей фазе операции, когда начнется штурм столицы…

То, что они затеяли, выглядит откровенным безумием — атака на великолепно защищенную планету, прорыв в зону низких орбит и захват наземного объекта с собственным гарнизоном, особой системой защиты! Чтобы сделать это впрямую, понадобится такая мощь, какой не обладают вооруженные силы всех варварских планет, так что вся надежда на хитрость и быстроту.

Кроме того, они вовсе не собираются завоевывать планету целиком, как полагает Вальгорн.

Еще неделя, пройдет назначенный Ларсом срок, и правитель Империума будет вынужден снять боевую готовность — невозможно держать ее так долго, зря изматывая людей и рискуя тем, что размещенные в инсуле войска потеряют боеспособность. Любой, сколь угодно мощный корабль представляет собой огромную железяку, напичканную дорогущим оборудованием и энергией и без экипажа годную лишь для того, чтобы пугать врага издалека.

— Да, это безобразно опасный момент, — Варего начал объяснять, а Ларс принялся рассматривать человека, для всех вокруг, кроме Ультимы, бывшего всего лишь заменой погибшему Энию.

Фенератор — это наверняка прозвище, имени коренастый так и не назвал.

«Тот, кто постиг сущность явления сверхчеловека» — так когда-то охарактеризовал его бывший эдил.

Сам Фенератор ничем особенным не выделялся и не производил вообще никакого впечатления. Лицо его забывалось мгновенно, стоило только отвернуться, и выглядел он скорее тенью, чем человеком.

Говорил мало, частенько цитировал «Книги Заратустры» и еще какие-то тексты, которых Ларс не знал. Никогда не повышал голос, даже во время спора, и порой казалось, что коренастый просто не способен испытывать сильные эмоции, что он вообще ничего не чувствует.

Только думает и действует.

Он был главой люциферитов или одним из высших лиц этого тайного ордена — Ларс до сих пор не знал, как тот устроен, хотя, честно говоря, не интересовался этим вопросом.

Его волновало и тревожило другое.

Например, он так и не смог понять, кто такая Ультима.

Оставалась версия, что наставница — беглый офицер из штурмовых войск Империума, но она не казалась особенно правдоподобной. Хрупкая на вид женщина, лишенная заметных имплантов, могла такое, что было не под силу прошедшим тотальную модификацию бойцам, и знала столько, сколько в принципе не может уместиться в голове простого военного, пусть даже ранга трибуна.

План нападения на Монтис разработала она на пару с Варего.

Даже два плана, и настоящий, и тот, что сейчас вбивают в головы их-керимберам.

Кроме того, необъяснимым выглядело охлаждение союзников к нему, наступившее после вояжа на родную планету, — оно слегка ослабло после прибытия на Керимбу Фенератора, но не исчезло совсем, колесики плана, нацеленного на захват Мерцающего трона, завращались вновь, но все же что-то оставалось не так.

И еще непонятно почему беспокоил Ларса зеленый бронированный чемодан.

Он ни разу не увидел его открытым и не узнал, что находится в нем, хотя особенно и не пытался.

— Благодарю, мне все понятно, — сказал Фенератор, когда Варего замолчал.

— А мне уже давно! — влез Марибод, потирая огромные ладони. — Сколько можно? Обсуждаем одно и то же, болтаем о пустом вместо того, чтобы спокойно пировать. Необъяснимая Судьба решит, достойны мы успеха или нет, и на ее решение ничем не повлиять.

— Да, наверное, можно закончить, — тут Ларс позволил себе улыбку.

На самом деле все это совещание имеет еще одну, дополнительную цель, о которой вождь их-керимберов не знает и знать не должен — это масштабная и продуманная, спланированная люциферитами и их ставленником дезинформация, «кормление» союзников ложью.

Звучит неприятно, но без такого шага до вожделенной цели, скорее всего, не доберешься.

— Ну и отлично! — возликовал Марибод. — Пора промочить горло! Ты с нами?

— Нет, пока нет, может быть, зайду позже, — сказал Ларс.

— Как знаешь. — Вождь усмехнулся покровительственно: пусть гость — соратник, но все равно слабак и пить наравне с их-керимберами не в состоянии. — Эгей, увидимся!

Последнее восклицание для всех, и, значит, можно расходиться.

Ларс, не оглядываясь, двинулся к выходу следом за Марибодом — Ультима и остальные пойдут за ним, и Варего окажется в их компании, ведь им, в отличие от хозяина Керимбы, есть что обсудить.

Грязь, жирные, почти осязаемые запахи, полутемные искривленные коридоры, лестницы с неровными ступенями — но Двор Судьбы, несмотря на это, в последние несколько месяцев был для Ларса чем-то вроде дома. Считать таковым заброшенную усадьбу на Аллювии не хотелось, а здесь он чувствовал себя хотя бы не чужим, как на том же Галликуме, в доме эру Кацста, или на борту «Кусписа».

Попавшаяся навстречу служанка улыбнулась и с поклоном отступила к стене, двое дружинников, охранявших вход в сокровищницу, одновременно махнули — тут его знали и держали за своего.

Когда вступили в большой зал, навстречу с визгом выскочили несколько мальчишек. Один не удержался и врезался в Ларса, другой промчался мимо, едва не зацепив боком стену.

— Ой! — воскликнул первый пацан, моргая с фальшиво-виноватым видом. — Простите, случайно вышло.

Ларс усмехнулся:

— Еще бы специально.

Услышав позади сдавленный хрип, он удивленно обернулся.

Ультима, белая как мел, держала за руку того мальчишку, что вроде бы проскочил мимо. Лицо ее было искажено то ли от страдания, то ли от гнева, а глаза сузились так, что превратились в щелки.

— Эй, тетя, отпусти! — воскликнул пацан, светловолосый и крупный и в свои десять похожий на Марибода настолько, насколько это вообще возможно. — Больно же, эгей!

— Ультима… — начал Ларс, но она разжала руку сама.

Отпрыск вождя отступил в сторону, потирая предплечье и глядя на «тетю» исподлобья. Затем многообещающе хмыкнул и рванул дальше, и остальные мальчишки помчались за ним.

— Что с тобой? — спросил он. — Ты ему кости могла сломать.

Ларс знал, какой силой обладает наставница, и уже не раз замечал, что в присутствии детей она ведет себя не совсем адекватно, хотя изо всех сил это скрывает. Имелась какая-то причина, что даже следа «человеческих детенышей» не было в Умбра Ангустус.

Но какая и в чем тут дело?

— Разбежался, — пробормотала она, но без обычного напора. — Я…

— Не стоит придавать эпизоду значения, — мягко сказал Фенератор. — Идемте.

Больше по пути до отведенных для гостей покоев им не встретился никто, стоявший на страже офицер с «Фалько мальтуса» лихо отдал честь, и дверь закрылась за спиной шагавшего последним Варего.

— Ну что? — спросил Ларс, оборачиваясь.

— Он проглотил наживку, — ответил гортатор. — И кто бы ее не проглотил?

И губы его, такие же раздвоенные, как и все лицо, исказились в странной усмешке, то ли гордой, то ли презрительной.

— Главное, чтобы на практике все прошло как надо, — сказал Фенератор, опускаясь на диван.

— Совершенно верно, — кивнул Варего. — Но ничего, мы справимся.

У них имелся второй план, скрытый от Марибода.

Тот, во-первых, не знает истинной численности войск в столичной инсуле, а во-вторых, уверен, что они станут штурмовать Монтис, рваться к его столице, чтобы захватить город и расположенные в нем храмы — для их-керимберов само собой разумеется, что тот, кто владеет столицей и главными священными зданиями, тот и хозяин в государстве.

В Империуме на самом деле все не так, и захват Монтисполиса мало что даст.