Включились генераторы виртуальности, ставя помехи, сбивая врага с толку.

Сам турригер стал набирать ход, ремус заработал, разгоняя огромный корабль.

«Эфферо» начал медленно поворачиваться аплюстром в сторону Монтиса, ожил весь легион, раскиданный на огромном пространстве, пополз, сжимаясь в кулак.

Вот только успеет ли он сжаться?

Пошла накачка, но на этот раз форсированная, и Энхо на несколько минут отрубился. Когда пришел в себя, перенастроил координатную сетку, оставил только самые важные метки, чтобы не потеряться в них.

«Всем слушать, гортатор на связи!» — объявил Прото, и эру Венц обратился в слух.

Командир должен объяснить, что происходит!

«Воины «Аспера», слушайте меня, — зазвучал в ушах спокойный голос Януса. — Произошло страшное — мятежники посягнули на Божественную Плоть, и предатели нашлись среди вернейших из верных, меж преторианцев. И только мы стоим на пути у тех, кто осмелился поднять руку на хозяина Империума, только от нашей доблести и умения зависит, что будет с Мерцающим троном…»

Еще одна ракета возникла в координатной сетке, на этот раз в опасной близости, но Энхо не испытал страха.

Гнев заглушил остальные чувства.

Как это возможно — чтобы офицеры, давшие присягу защищать Божественную Плоть, пошли против нее, чтобы подданные возмутились против властелина, простые люди ополчились на того, кто стоит неизмеримо выше них?

Выродков, более убогих, чем гомункулы, надо уничтожить!

«…Не посрамите славного имени нашего турригера и не подведите меня», — закончил речь гортатор.

«Служу Империуму!» — воскликнул Энхо.

«Счастье, если это и правда так», — сказал Тильгер, когда полные воодушевления восклицания смолкли.

«Что ты имеешь в виду?» — спросил эру Венц.

«С определенной точки зрения мы сами можем оказаться мятежниками и предателями, — голос второго офицера башни звучал задумчиво и даже, пожалуй, уныло, в нем не было ни следа энтузиазма. — Все зависит от того, чем закончится эта катавасия в окрестностях Монтиса и на его поверхности».

«Отставить разговорчики! — вмешался Прото. — За дело, во имя всех имен Старого Тела!»

Наверняка он отчитал Тильгера, но Энхо этого не услышал.

А затем в координатной сетке высветилась звездочка, и у них появилась цель — такой же, как они, турригер первого класса, только преторианский, по имени «Виртус». Главный калибр заработал, и стало не до того, чтобы отвлекаться на пустые мысли и тем более разговоры…

* * *

Ликтор явился из мрака бокового прохода, будто тень, атаковал со стремительностью болотной гадюки с Волюнтаса. Вальгорн сумел отбить удар — не основным клинком, а выхваченным из ножен кинжалом, подарком «любимого» дядюшки на тридцатилетие…

Два лезвия из вибростали лязгнули.

Принцепс отступил, выгадывая паузу, но ликтор не дал ему ни мгновения. Белая маска, скрывающая лицо, осталась неподвижной, комбинезон из разноцветных клиньев, похожий на змеиную чешую, словно потек, и враг оказался рядом, выбросил правую руку.

Вальгорн пригнулся, и тонкий, почти невидимый клинок прошел над его головой. Контратаковал сам, и тут в дело вступила свита принцепса — трое экзорцистов в черных сутанах.

Свистнула, разрезая воздух, серебристая удавка, чвакнул стреломет.

Ликтор качнулся, нашел силы уклониться от удара Вальгорна, нацеленного в живот, но затем все же упал на колени. Лапнул шею, чтобы вытащить пробившую комбинезон крохотную стрелку, намазанную «голубиным» ядом, но сил не хватило, и он повалился маской вперед.

Уродливая шапка с раздвоенным верхом свалилась, обнажив русый затылок, за окном полыхнула молния.

Вальгорн перевел дух.

— Хм, откуда только взялся этот урод? — сказал он, давя бушующую в душе ярость. — И сколько их еще будет?

— По нашим данным, в живых осталось не более десяти телохранителей Нервейга, — тихим, каким-то бесцветным голосом произнес один из экзорцистов, и его слова странным образом не утонули в раскате грома.

— Но каждый стоит дюжины, а то и двух ваших, — принцепс убрал кинжал в ножны. — Чего вы замерли?

— Мы привыкли нападать, а не защищаться. — Другой экзорцист, повыше, вроде бы пожал плечами, хотя свободная черная одежда, скрадывавшая фигуру в затопившем дворец мраке, мешала видеть его четко.

Вальгорн плохо различал помощников и не помнил их имен, но его это совершенно не волновало — главное, чтобы жрецы, пошедшие против своего божества, действовали решительно и эффективно, как в тот момент, когда они ворвались в кабинет Нервейга.

При воспоминании о том, как сдох дядюшка, принцепс улыбнулся.

О да, эту картину он сохранит в памяти как одну из наиболее драгоценных…

Рыжебородый урод гневно заревел, полез рукой в ящик стола, но Вальгорн отрубил ему кисть. Хозяин Империума, уже бывший, кинулся на племянника безоружным, не желая признать поражения и достойно покинуть этот мир, но сердце его оказалось проткнутым, и на пол упал труп.

На всякий случай племянник раскроил ему череп, изрубил мозг в кашу — чтобы никто не смог оживить старое чудовище!

— Пошли, — скомандовал принцепс, с трудом возвращаясь к настоящему.

До сих пор все с небольшими отклонениями, но шло по плану, расписанному буквально по минутам — фальшивая весть о возмущении и беспорядках в поселке слуг, небольшая перетасовка преторианских манипулов, после чего авария в энергоцентре лишает дворец света и связи, даже экстренной, и можно браться за дело, уничтожать тех, кто помешает захватить власть…

Правителя Империума, фемину, их детей, верных людей.

Те союзники, которыми Вальгорн обзавелся с месяц назад, показали себя с лучшей стороны. Именно они каким-то образом надавили на трусливого, вечно колеблющегося Луция Каелума и заставили того пустить в дело экзорцистов, у них оказались свои люди среди технического персонала дворца.

Три недели назад принцепс получил детальный план переворота и добавил к нему кое-что свое.

Он сумел договориться с Овиго так, чтобы тот остался в стороне. Префект отказался лично участвовать в перевороте и несколько дней назад «заболел», отбыл в собственное поместье в Рецийских горах, а вот среди преторианских центурионов нашлись люди, кому Нервейг встал поперек горла.

Поэтому охрана частью не мешала заговорщикам, оставаясь в стороне, а кое-где и помогала.

Саму Божественную Плоть охраняли ликторы, неподкупные рабы-гомункулы, чуть ли не лучшие воины Галактики, и вот с ними пришлось повозиться. Без экзорцистов Вальгорн бы не справился и сам, скорее всего, погиб бы, не добравшись до покоев дядюшки.

Но они сделали почти все, и осталось совсем немного, несколько шагов.

Нервейг до гибели успел как-то передать сигнал тревоги в пространство, туда, где болтался так некстати прибывший в столичную инсулу Пятый легион. Преторианские корабли, в свою очередь, получили приказ нейтрализовать армейских, приказ под кодом Овиго, и началась заварушка.

Легат, эру Цейст, старый упрямый ублюдок, он не отступит, скорее свернет себе шею, но должны найтись разумные гортаторы, которые поймут, что нет смысла умирать ради трупа тирана и куда выгоднее присоединиться к победителям…

Принцепс шагал по темному, испуганно замершему дворцу, за ним бесшумно двигались трое жрецов-убийц, и направлялись они в тронный зал, туда, где находится Мерцающий престол. Лучи фонариков скользили по стенам, вырывали из мрака беломраморные статуи, роскошные драпировки, вспыхивали, попадая на зеркала, «зажигали» золотые кисти на занавесях.

За стенами громыхала гроза, гром лупил, точно батарея из тысячи древних пороховых орудий, вспышки молний проникали в окна и бросали на пол изломанные тени.

«Слишком много всякой ерунды, — раздраженно думал Вальгорн, — слишком много мест, где можно укрыться, где в состоянии спрятаться проклятый ликтор, опасный, как тарантул в постели».

Конечно, можно включить силовое поле, генератор которого висит на поясе, но тогда достаточно одного выстрела из лучевого оружия, чтобы от гордого отпрыска Менровии и Триллия осталась горсть обугленных атомов.

Но ничего, он наведет тут порядок.

Принцепс давал волю чувствам, не сдерживал себя, все как учили в Скола Анимус, но это не приносило облегчения — он злился все больше и больше, дергался из-за каждого шороха, то и дело нервно оглядывался.

Поворот — и они оказались у большой лестницы, которая вела вниз, к главным воротам.

— Кто здесь? — донесся снизу окрик, и луч фонаря уперся Вальгорну в лицо.

— Свои! — ответил он, вскидывая руку, и добавил пароль: — Пламя и меч!

Древние слова, по ним узнавали друг друга бойцы Ретира Освободителя, рискнувшие пойти против тирана Драмиция, что создал жуткое Орлиное Гнездо и залил кровью не один десяток планет… Только мало кто помнит такие детали, в обычных книгах по истории их нет, но потомкам Антея Основателя положено знать все или почти все о предках.

А Драмиций был велик, хотя его «птенцы» стали ужасом для всего Империума…

Если все идет по плану, то здесь должны стоять воины из Десятой «Стальной» когорты, трибун которой на их стороне.

— Меч и пламя, — ответили снизу, и луч фонаря ушел в сторону.

Вальгорн зашагал вниз по ступеням и вскоре различил стоящих у главных ворот преторианцев — полный десяток во главе с декурионом, торчат гребни, ползают блики по лорика сквамата, руки на оружии, во взглядах настороженность, предплечье каждого перехвачено лоскутом белой ткани.

Это чтобы узнавать своих в круговерти схватки.

— Открывайте, — велел принцепс… да, пока еще только принцепс крови, но через несколько часов…

Формально Божественная Плоть становится таковой, едва верховный понтифик заканчивает обряд Инкарнацио, но фактически новый хозяин Империума появляется тогда, когда тот, кто сел на Мерцающий престол, в состоянии удержаться на нем.

А Вальгорн близок к этому как никогда.

— Да, мой господин… государь, — поправился декурион, и его люди взялись за тяжелые створки.

Они разошлись, глазам принцепса предстал жертвенный круг, амфитеатр из скамей для сенаторов и чиновников, оказавшихся во дворце в день ритуала или приема, и трон из тысяч драгоценных камней, поблескивающий во мраке, таинственный, неимоверно притягательный, древний, как само время…

При взгляде на него у Вальгорна задрожали руки.

— За мной, — приказал он.

Под сапогами заскрипел песок, показалось, что меж скамей кто-то шевельнулся, но обращенный в ту сторону фонарь показал лишь пустоту. Принцепс поднялся на возвышение и замер, не в силах сделать последний шаг — вот она, цель, ради которой можно пойти на все…

— Вы не боитесь, мой государь? — благоговейно спросил один из экзорцистов. — Мерцающий престол, как говорят, меняет того, кто на нем сидит…

— Хм, в моих жилах течет кровь ангелов! — сказал Вальгорн. — Я здесь по праву!

И в конце концов, в тронном зале, согласно плану, он должен находиться уже минут пять…

Принцепс заставил себя двинуться вперед — на него смотрят те, кто будет служить ему, и нерешительность не к лицу хозяину Империума — ощутил слабое тепло, исходящее от громадного кресла, изготовленного в невероятной древности, вроде бы еще до Антея Основателя.

И сел в него.

— Аве, Кесарь! — воскликнул декурион, опустился на одно колено, и его примеру последовали остальные преторианцы.

Экзорцисты одновременно поклонились.

— Это потом! — Вальгорн нетерпеливо махнул рукой, смиряя бушующую внутри радость. — Сейчас мне нужна информация о том, что творится во дворце, как выполняются задачи…

— Дети Нервейга убиты, — сказал тот из жрецов, что повыше. — Фемина… неизвестно где находится.

Служители Божественной Плоти могут обмениваться сведениями через третий глаз, и в этом их преимущество перед теми, кто с помощью трансляторов или имплантов пользуется общими портами связи.

Те отключены по всему дворцу вместе с освещением.

— Проклятье! — Вальгорн сжал подлокотники, радость сменилась тревогой.

Если эта змея сумела ускользнуть, то новому правителю не знать покоя до тех пор, пока он не плюнет на ее труп — Эльтирия никогда не простит племяннику смерть мужа и детей, она попробует отомстить.

— Уничтожены еще пятеро… шестеро ликторов, — продолжал докладывать экзорцист. — Дворец, все входы и выходы из него под нашим контролем, сопротивление нейтрализовано… На самом Монтисе спокойно, но вот в пределах инсулы идут бои — верные Нервейгу войска продолжают сражаться с преторианцами, и пока непонятно, чем все закон…

— А что с мальчишкой, которого я приказал убить? — перебил его Вальгорн.

Непонятно откуда взялся тот щенок, спасенный сивиллой от жертвенного ножа, но лучше избавиться от него сразу, не давая ему возможность стать настоящей проблемой.

— На его поиски отправился брат Авл… сейчас, — жрец потер спрятанные под капюшоном виски. — Он не выходит на связь, странно, во имя всех опасных грехов… он…

— Найдите мальчишку и убейте! — сказал бывший принцепс и перевел взгляд на декуриона. — Сам обыщи внутренний двор или пошли кого-нибудь, мне все равно, главное, чтобы задача была выполнена.

Вальгорн с раздражением подумал, что не может целиком положиться ни на кого — преторианцы, если что, исполнят приказ Овиго, а не его собственный, об экзорцистах нечего и говорить. Его тайные союзники, любители ипсе-плащей, сами не выходят на свет, предпочитают действовать чужими руками.

Ему необходимы по-настоящему верные люди, кому можно доверить свою жизнь.

И он знает, где таких взять — как только последние сторонники убитого правителя перестанут сопротивляться, нужно будет отправить корабль на Волюнтас, а еще лучше — не один…

Глава 4

Ненависти и боли моей достоин род человеческий, ибо принес я вам огонь с гор, но вы осквернили его, смрадным дыханием превратили его в теплое дуновение.

Железным посохом нужно пасти вас, пастью Хаоса, терзать испытаниями и поражать бедствиями, пока не произойдет из вас тот, кто должен, пока не родится среди вас сверхчеловек.

«Третья книга Заратустры»,

Горная речь

Темные коридоры, мечущийся по стенам и полу круг света от фонарика, приоткрытые двери и аромат благовоний, бьющий в нос с такой силой, что хочется понюхать дерьма. Удаляющиеся недоуменные возгласы за спиной, и Мельдия, с неожиданной скоростью шагающая впереди, так что Ларс, мужчина, и куда более молодой, с трудом за ней успевает…

Хотя она провела во внутреннем дворе много лет и знает его как свои пять пальцев, а он тут — без недели месяц.

— Давай сюда, — прошептала она, останавливаясь у неприметной двери.

Белая изящная рука скользнула за отворот халата и вернулась с магнитным ключом. Петли бесшумно повернулись, и они очутились в коридоре, намного более узком, чем предыдущие, и настолько грязном, словно тут не убирались по меньшей мере лет сто.

Из-под подошв взлетела серая пыль, и Ларс не выдержал, чихнул.

— Тихо, мальчик! — Мельдия прижала указательный палец к губам.

Проход разветвился, она открыла еще одну дверь, и потянулись лестницы, залы, коридоры — полы из темно-зеленого, фиолетового и янтарного камня, позолота на всем, на чем можно, статуи в нишах, изображающие могучих мужчин в той одежде, в какой Нервейг был на жертвоприношении.

Плащ-палудамент и подпоясанная туника — наряд того, кто сидит на престоле.

Предки и родичи нынешней Божественной Плоти, перебравшиеся в Некроурбис или умершие так, что не осталось ничего, и пришлось возводить там кенотаф — гробницу с пустой урной внутри…

— Стой! — сказала Мельдия, и Ларс остановился, едва не налетев на нее.

Перед ними была очередная комната с огромными психокартинами на стенах, еле заметно светившимися во мраке, от нее начиналось несколько проходов, и из одного вроде доносился какой-то шум.

— Давай сюда, — велела она и за руку потащила его за собой.

К окну, закрытому тяжелой бордовой портьерой, что достает до самого пола, — идеальное укрытие.

Ткань колыхнулась, и за стеклом Ларс разглядел залитый дождем внутренний двор, темный, как могила. Ударила молния, и стало видно, что внизу, на шестиугольных плитах, лежат тела — раскинутые руки, выпавшее из них оружие, мокрые панцири, темные неровные лужи…

Во дворце сражались, но вот только кто с кем? Ради чего?

Мельдия стиснула его запястье, и Ларс сообразил, что слышит шаги и голоса и что звучат и те, и другие неподалеку. Нагнувшись, он на ощупь нашел крохотную дырочку в портьере и приставил к ней правый глаз.

Луч света пронизал мрак, уперся в статую давно умершего хозяина Империума, и белый мрамор словно засветился.

— Куда делся этот вонючий говнюк?! — произнес недовольный мужской голос, и в зал вступили несколько преторианцев.

Лорика сквамата ни с чем не перепутаешь даже в почти полной темноте.

— Найдется, — басом ответил один из них, широкоплечий, с клинком из вибростали в руке.

Клинок светился, еле заметно, и видно было, что он запятнан кровью.

Мельдия вздохнула, и шагавший первым воин, низкорослый, резкий в движениях, повернулся в их сторону.

— Кто еще тут? — буркнул он, наводя фонарь на портьеру.

Ларс закрыл глаза, но слишком поздно, и под опущенным веком закружились огненные колеса.

— Никого, клянусь сиськами фемины, — сказал басистый. — Тебе приглючилось. Поторопимся, нас ждут.

Свет ушел в сторону, затихли сначала шаги, а потом и голоса.

— Нас никто не ждет, но медлить тоже не стоит, — проговорила Мельдия, и раскат грома сотряс дворец, а темное небо располосовало нечто, похожее даже не на молнию, а на огненную сеть.

И вновь проходы, залы, новая лестница, и очередная дверь, на этот раз — открытая.

— Куда мы идем? — спросил Ларс, когда они оказались в подземном переходе, сыром и холодном.

— К эмпориуму, — ответила она. — Ты умеешь управлять карпентумом?

— Ну, вроде да… — прозвучало это не очень уверенно: да, курсы он проходил, документы получал, но за пульт садился не так часто, да и водил тихоходный «Скарабеус», отвозя урожай к покупателям, и вряд ли во дворце есть транспортные машины того же типа.

— Это хорошо, — сказала Мельдия, все так же быстро шагая вперед. — Пригодится.

Ларс догнал ее и открыл рот, собираясь спросить, почему она ему помогает, но женщина заметила это и торопливо прижала палец к губам.

— Разговоры потом, — прошептала она. — Впереди дверь, я ее открою, но в эмпориуме должен быть часовой, и не очень хорошо получится, если он нас услышит…

Ларс недовольно засопел.

Чтобы добраться до двери, пришлось подняться по лестнице, и тут в ход снова пошел магнитный ключ. Еле слышно клацнул замок, и они оказались в огромном темном ангаре — поблескивали во мраке округлые корпуса карпентумов, где-то за ними и правее, очень далеко, угадывался освещенный пятачок.

А за стенами эмпориума продолжала буйствовать гроза — шелестел дождь, грохотал гром.

— Я займусь часовым, — тихо проговорила Мельдия. — Жди тут, мальчик…

В руке ее вместо ключа был уже стреломет — крошечная машинка, стреляющая отравленными иглами.

Ларс почувствовал, как краснеют его щеки — как же так, он, мужчина, станет отсиживаться в безопасном месте, а слабая женщина будет рисковать собой, сражаться ради него?