Олен почувствовал, как под ногами вздрогнула земля.
— Он… погиб? — спросил тар-Готиан.
— Никто не выживет после такого, — ответила Саттия. — Он пытается бороться, я вижу. Он впустил Тьму в Алион, но сейчас собственной смертью хочет заткнуть дыру. И у него это получается…
Бушующие струи мрака за пределами пузыря из зеленого света скрыли из виду Безарион. Великий город пропал, точно невиданной силы буря поглотила его, смешала землю с небом.
А затем в самом ее сердце ударила ослепительная молния, и все исчезло.
Открылась Белая площадь, кучки пепла, в которые превратились тела погибших. Стала видна изрытая колдобинами мостовая, ближние здания, чьи стены превратились в огрызки высотой не более пары локтей. Стоявшие дальше от площади дома рухнули, еще дальше — лишились окон и обзавелись трещинами.
— Все, — сказал Бенеш, и колпак зеленого света исчез. — Я знаю, что Харугот погиб… но поверить не могу, да.
— Лучше поверь, — проговорила Саттия, после чего глаза ее закрылись, и девушка начала медленно заваливаться назад.
Часть 2
Красное
Богов вполне справедливо называют бессмертными, так как тот, кто не знает жизни, не может знать и смерти. Но пресечь существование облака разума, которому приносят жертвы и строят храмы, возможно, хотя для этого нужно воистину невероятное усилие и необычное стечение обстоятельств.
Араим Голая Голова. «О природе богов».
Глава 6. Трон
Оболочка Алиона, непроницаемая для взоров смертных, состоит не из одного слоя. Внутренний, доступный взглядам роданов, обычно называют куполом небес, ну а другие и вовсе не имеют имен в языках смертных. Они тверже, чем алмазная сталь, что выходит из печей гномов Серых гор, и способны удержать напор самой Внешней Тьмы.
Но есть силы, что могут пробить и своды неба.
Сумей обычный человек, гном или эльф в этот момент подняться в недосягаемые высоты, вплотную к голубому куполу, он бы не увидел ничего. Различил бы только, что вроде бы мерещится какая-то белесая паутина, кое-где покрывшая свод небес. Чародей разглядел бы крохотные, уходящие вглубь тверди трещинки, медленно ползущие во все стороны, как тонкие щупальца.
И еще он уловил бы присутствие великой силы, что была рядом, находилась тут, не нуждаясь ни в каком зримом воплощении. Она двигалась, и там, где проходила, трещины исчезали, затягивались, точно раны в плоти воина.
Плыли внизу облака, под ними лежал Алион — громадный буро-зелено-желтый силуэт, окантованный синевой морей и океанов. Блестели под солнцем закованные в лед вершины гор.
В один момент великая сила взволновалась, заревел ветер, и у самого небесного купола, едва не касаясь его, повис исполинский аист, чьи крылья закрыли бы город. Он распахнул клюв и испустил протяжный, тоскливый крик, заставивший облака вздрогнуть.
Свет солнца померк, точно оно мигнуло, и через мгновение около аиста возник златогривый жеребец, чье глаза были — желтый огонь, а из-под янтарных копыт летели искры.
Два бога, два брата, Анхил, Дарующий Мудрость, и Афиас, Приносящий Свет, сошлись вместе. Мигом позже рядом с ними возникла среброглазая кошка, спутница Собирны, Прекрасноголосой Богини.
— Ты призвал нас? — спросил Афиас, принимая обычный облик тучного мужчины в желтом балахоне и с диском-чакрой в руке.
— И не только вас, — ответил Анхил, плеснул сине-белый плащ за его плечами, и кусочек небосклона потемнел, словно для него наступила ночь.
Блеснули в нем крупные, точно лампы, звезды, сверкнул серп, который держала Скарита, Блистающая. Захлопали по воздуху черные крылья летучей мыши за ее спиной.
— Смотрите же! — провозгласил Владыка Небес, взмахнул посохом, и синий купол над ним словно раскололся.
Открылась бездна, полная клубящихся темных облаков и разноцветных огней. Затем в ней возникло движение, и глазам богов предстала непостижимо сложная для смертного картина: пересекающиеся плоскости, синие, голубые, зеленые, и тянущиеся сквозь них белые «корни», пульсирующие, трясущиеся, мелко вибрирующие у тонких кончиков.
— Ты, конечно, очень мудр, брат, — сказал Афиас, — и мне за тобой не угнаться. Я понимаю, что ты открыл нам внешние оболочки. Но что это такое? Я вижу, но не могу разобраться в увиденном.
Собирна кивнула, и горящие живым огнем струны на ее лире тоненько запели.
— Нижняя Сторона, — проговорил Анхил. — Вы знаете, что попыток прорыва не было много дней. Но это не значит, что они отступились или забыли об Алионе. Они просто сменили образ действий. Вместо лобовых атак они начали медленное просачивание, начали грызть скорлупу нашего мира, бурить ее во многих местах…
Картинка приблизилась, открылись детали — летящие с кончиков «корней» белые искры, темные пятна на оболочках, что призваны защищать Алион, многие сотни мелких отверстий в них.
— С этим можно бороться? — спросила Скарита.
— Можно, — кивнул Анхил. — Сегодня я прошел вдоль небосвода, и везде, где дотянулся, зарастил шрамы. Если мы все займемся чем-то подобным, то сможем остановить их, не дать заразе проникнуть в наш мир. Я подам весть в Бездну, чтобы они занялись нижней половиной…
— Постой, постой, брат! — Афиас вскинул пухлую руку. — Ты предлагаешь нам пустить в ход собственную Силу?
— Да.
— Но ведь это опасно! — воскликнул бог-солнце. — Каждый наш удар, каждый жест и шаг отдадутся разрушениями и невообразимыми бедствиями! Заставят трещать скрепы, что держат мир в единстве!
— Верно, это так, — в голосе Владыки Неба обозначился гнев. — Но что еще мы можем сделать? Атрибуты не помогут против такого! А если они прорвутся внутрь, то Алион постигнет судьба многих сотен миров! Он погибнет, превратится в мертвую ледышку, и считанные единицы живых сумеют уцелеть! Мы не допустим этого, не можем допустить! Не можем потерпеть поражение!
Богини переглянулись совсем по-человечески, и в глазах их отразилась одна и та же мысль: «Ох уж эти мужчины».
— Не надо громких слов и призывов, — проговорила Блистающая. — Наш долг — сохранять этот мир, сколько хватит сил. И если мы можем что-то сделать, мы обязаны это делать. Мир выдержит, Творец ладил его на совесть. А потом мы… — что она собиралась сказать, осталось непонятным, поскольку купол небес задрожал, колыхнулись очертания Алиона внизу.
— Это еще что? — воскликнул Анхил, раскидывая руки, все норовившие стать белыми крыльями.
— Это в Безарионе… — отозвался Афиас. — Смертные что-то творят, но заглянуть туда я не могу из-за проклятых облаков!
— Не творят, а скорее разрушают, — покачала головой Собирна, — я чувствую чудовищной силы заклинания… и в них задействована Тьма.
Владыка Неба повел посохом, и верхний слой облаков отодвинулся в сторону, открыв северо-запад Алиона, от Каменного моря до Теграта закрытый бурлящим серым покрывалом туч.
— Не могу… — прохрипел Анхил, и на лице его отразилось удивление, на лбу надулись жилы, точно у родана, пытающегося поднять большую тяжесть. — Они… они мне не повинуются…
В том месте, где находился Безарион, облака все же разошлись, образовав крохотное отверстие.
— Вижу! — закричал Афиас. — Там тот смертный по имени Олен Рендалл, за которым нам велено было следить!
— И что вы узнали? — спросил Анхил.
— Под эти тучи нам заглянуть не удалось, — ответила Скарита, — но путешествует он в очень странной компании. Крайне необычный человек, хотя в чем его отличие от прочих, мне понять не удалось, девушка-квартер, гном, сельтаро и маг, наделенный чудной силой. Я не…
Оберегающая-во-Мраке вновь не смогла довести фразу до конца. Дыра в облаках на мгновение стала красной, словно внизу забушевал исполинской силы пожар, а затем по тучам покатилось, расширяясь, темное кольцо, похожее на волну, за ним другое, третье.
Анхил на мгновение утратил человекоподобные очертания, Афиас засипел, точно его душили. Струны лиры в руках Собирны тревожно зазвенели, а Скарита закуталась в собственные крылья.
— Что они творят? Что творят? — простонал Светоносный. — Это тот маг из Безариона… как его? Харугот… а еще?
— Тот, что путешествовал с Оленом Рендаллом, — прошипела богиня луны. — Один пустил в ход Предвечную Тьму, другой — нечто похожее на нашу силу, но иную… Я не понимаю, что они творят и как!
— И я, — нахмурился Анхил.
— Спустимся? Вмешаемся? — предложил Афиас. — Тьма, Древний Лед и Сердце Пламени в руках Рендалла — как бы все это вместе не наделало бед… Наше появление остановит бой.
От скрытого под облаками города, в пределах которого сошлись в битве смертные чародеи, катили невидимые для роданов волны. Искажали очертания мира, точно потоки горячего воздуха, заставляли вздрагивать корни гор и сам купол неба.
— Погоди, брат, — поднял руку Анхил. — Боюсь, что туда нам не прорваться. Тьма не даст нам подойти вплотную. Кроме того, если подождем, то, мне кажется, скоро избавимся от одной проблемы. Придержим слегка то волнение, что они подняли… За дело!
Взвыли, затанцевали рванувшиеся от его крыльев вихри, ринулись вниз, к дыре в тучах. Ярко засиял диск-чакра Афиаса, выпущенный им желтый луч устремился туда же. Скарита исчезла, но над горизонтом в небе проявился тоненький серп умирающей луны.
Собирна растворилась в воздухе несколькими мгновениями позже, и над миром поплыли звуки ее лиры, способной усмирять самые жестокие бури, где бы они ни ярились, на море, в небесах или в сердцах роданов. Сотрясавшая мир дрожь начала слабеть, пока не превратилась в безвредную рябь.
Потом облака над Безарионом вздыбил, разорвал в клочья чудовищный черный волдырь. Потянулись от него вверх струи серого дыма, корчи принялись терзать земную твердь.
Госпожа благодаря своему орудию, своему верному слуге нашла ворота в Алион.
И повисшие в небесах боги замерли в растерянности. Они могли лишь ударить собственной силой, уничтожив Безарион, оставить на его месте яму глубиной в милю. Сотрясти основы мира, рискнуть тем, что вся борьба против гостей с Нижней Стороны окажется бесполезной.
Но зато выжечь ядовитый гнойник…
Волдырь вздрогнул, его пронзила короткая молния, и жуткое черное пятно исчезло. Со всех сторон устремились облака, поползли, дабы заткнуть образовавшуюся в сплошной пелене прореху.
— Ничего себе… — проговорил Афиас. — Должна была остаться воронка размером с полгорода. И… ничего?
— Он сумел, — мрачно ответил Владыка Небес. — Тот, кого называли Харуготом из Лексгольма, наглухо перекрыл те двери, которые норовил распахнуть ранее. Что вынудило его совершить такое, я не знаю. Души людей неподвластны небу…
Рядом с ним в облаке самой обычной тьмы появилась Скарита, мягко выступила из пустоты среброглазая кошка.
— Как я и говорил, от одной проблемы мы избавились, — сказал Анхил. — За Оленом Рендаллом и теми, кто с ним, нужно приглядывать, хотя вряд ли они чем-то опасны. Помимо него, у нас есть другая, более серьезная забота… Что там с отверженным?
Бог солнца переглянулся с богиней луны, и они принялись рассказывать. Армия Тринадцатого тоже пряталась под пологом почти не расходившихся облаков, но за ее деяниями следить было проще, чем за Рендаллом. Ибо воины с молотом на стяге шли вперед, разрушая все храмы, что попадались им на пути, и хозяева святилищ ощущали такие удары.
— Сейчас они в тех землях, что называются герцогством Ородримским, и идут они не одни…
— Древние, — прошептала Скарита, и в голосе ее прозвучала давняя, подсердечная ненависть.
Много тысячелетий назад боги сошлись в бою с первыми хозяевами этого мира, не желавшими признавать власть пришельцев, и одолели. Но победа оказалась нелегкой, да и полной она не стала. Позже удалось лишить жизни нескольких недобитых Древних, по глупости высунувшихся из убежищ.
Но несколько десятков ухитрились дожить до этого дня.
— Да, это они, — сказал Анхил. — Они собрались вместе, и это значит, что пришла пора нам ударить. Драконы готовы, Волк Бездны, как всегда, будет рад вонзить клыки в шею врагу, кем бы он ни был…
— Настал час силы? — спросил Афиас с улыбкой.
— Настал, брат.
И небеса опустели.
Войско Тринадцатого пошло дальше на следующий день после взятия замка ари Курга. Хотя «взятием» то, что случилось, назвал бы только крайне осторожный родан. От укрепления после того, как по нему прошли чудовища, осталась груда черных от крови и копоти валунов.
Ларин фа-Тарин вместе с другими тысячниками сходил осмотреть ее, и его едва не стошнило.
Самым жутким было то, что они не увидели ни единого трупа.
Утром пришел приказ выступать на восток, и новые «союзники» пошли вместе с роданами, что давно воевали под знаменами Господина. Точнее, некоторые пошли, а другие — полетели. И Тринадцатый двинулся впереди своего воинства, как обычный полководец.
Для того, чтобы не упускать из виду новых друзей, как подумал фа-Тарин.
С этого момента их поход превратился в нечто чудовищное, мало похожее на обычную войну. Два следующих замка они «взяли» тем же образом, что и цитадель барона ари Курга, не потеряв ни единого солдата, не потратив ни одной стрелы. Ну а затем быстрее пехотинцев и коней вперед помчались слухи…
Крепости и города начали сами открывать ворота и заранее высылать гонцов с изъявлениями покорности.
Чаще всего Господин обходился с ними милостиво. Принимал символические ключи, обещал никого не казнить, кроме жрецов ложных богов, и ничего не разрушать, помимо их же святилищ.
Возражать никто не осмеливался.
Завидев армию чудовищ, теряли отвагу самые нахальные таристеры.
Жители прятались по подвалам и чердакам, разбегались по лесам. Только редкие смельчаки видели, как кирки и молоты вгрызаются в стены храмов, как место старых святилищ занимают новые, посвященные Господину, с алтарным камнем внутри, белым, как первый снег.
В каждом тут же начинали служить молебны.
Но дважды Тринадцатый не смог или не захотел остановить «союзников», и тогда огромные монстры с ревом бросались на обреченный город. И оба раза города перестали существовать. Исчезли башни, дома и святилища, погибли не только жители, но и кошки, собаки и крысы.
На месте крупного селения оставалась безжизненная пустошь, и они шли дальше.
В пределах герцогства Ородрим дорогу армии Господина преградили всего один раз — большое войско во главе с самим герцогом. Но схватка оказалась недолгой — летучие твари чуть пугнули пошедшую в атаку таристерскую конницу, и выученные боевые кони сошли с ума.
Самим всадникам осталось только умирать.
После учиненного в тот день разгрома, в котором погиб герцог, сопротивление прекратилось. Хозяева замков начали выезжать навстречу, выражать готовность стать вассалами Тринадцатого, отречься от прежних богов и принять участие в войне под знаменами победителей.
Дважды пришлось останавливаться на день, чтобы устроить большие молебны и принять новичков в лоно истинной веры.
Зато теперь вместе с ополченцами с Архипелага шло несколько тысяч хирдеров и таристеров. Те, кто сражался за Господина еще на островах и брал Ревангер, смотрели на присоединившихся с презрением. Многие думали, что ородримцы предадут при первой возможности.
Настоящее дело для воинов находилось крайне редко, и мечи скучали в ножнах.
Если кто и погибал или получал рану, то только по собственной глупости или большому невезению. Но воины, несмотря на это, мрачнели с каждым днем, и Ларин фа-Тарин чувствовал их настроение.
Потому что сам ощущал нечто подобное.
Они верили в Господина много лет, приносили ему жертвы тогда, когда Сокрытый был лишь забытой тенью. Они строили первый храм на острове Калнос и отдавали жизни в битвах за Закатный архипелаг.
А теперь выяснилось, что ветераны Тринадцатому не очень и нужны. Он воспользовался ими, и сменил на новое оружие, более смертоносное. Но старое не выкинул, потащил с собой, на всякий случай.
Фа-Тарин слышал разговоры, которые вели меж собой его воины, замечал их косые взгляды. Но делать ничего не пытался, потому что знал — эту ситуацию изменить не в силах тысячника.
Нет, Господин все время был теперь с ними, он творил чудеса, порой объявлял, что готов выслушать любого родана из войска и помочь его беде. Но почему-то никто не спешил к роскошному шатру из черно-алого шелка, который на стоянках раскидывали для полководца.
Фа-Тарин видел мрачные лица других тысячников, и делал вывод, что у них дела обстоят не лучше. Между собой они почти не разговаривали, а если и разговаривали, то исключительно по делу. Каждого военачальника терзали сомнения, и все боялись их высказать.
Помимо колебаний и подозрений оставался страх, опаска перед чудовищными «союзниками».
Он не исчез, даже не ослабел, несмотря на то что уродливые огромные твари стали привычными. Слегка притупился, но при всяком удобном случае вспыхивал остро и ярко, заставляя вздрагивать и бормотать молитвы даже опытных воинов, не боявшихся ничего и никого.
Все слишком хорошо понимали, что роданы для этих существ — не более чем пища, и сдерживает монстров лишь то, что у них с Господином общие враги. Но когда враги окажутся повергнуты, хватит ли у Тринадцатого силы, чтобы защитить последователей от «союзников»? Или он просто не станет вступаться за них, отдаст ненужных более воинов на растерзание?
И это тоже вызывало сомнения и подозрения.
Смущала погода — сильные и холодные дожди шли каждый день, и Господин ничего не мог поделать с затянувшими небо облаками. Он рассеивал тучи, но они с упорством возвращающихся к падали мух наползали обратно, повисали над землей подобно тяжелой серой крышке. Иногда дождь превращался в снег, по утрам примораживало, да так, словно не тальник был на дворе, а середина леденя.
Пехотинцы тащились по раскисшей дороге, по уши изгвазданные грязью, мокрые, замерзшие, и думали, что это происки старых богов. То, что Тринадцатый не мог с ними справиться, порождало недовольство.
Войско без боя взяло Рохум, столицу Ородрима, где простояло два дня, разрушая храмы ложных владык Алиона. Перепачканные каменной пылью и известкой мечники и лучники начали поговаривать о том, что пора им расстаться с оружием и стать вровень с обозниками.
Состоялся очередной большой молебен, и вновь потянулась дорога.
Переправились через реку Олева, и к первому дню зеленца вышли на границу графства Эньян.
— И сколько будет длиться этот поход? — спросил у тысячника Наллиен тал-Долланд, командир первой сотни. — Пока мы не упремся в Опорные горы и не пробудим от сна Безымянного?
— Думаю, что раньше, — ответил Ларин фа-Тарин. — Возьмем Безарион, а затем передохнём. По крайней мере, мне хотелось бы этого.
В Эньяне их встретила пустота — брошенные замки, оставленные селения, из которых вывезли все, кроме строений. Жители ушли, скрылись в лесах, решив взять пришедшее с запада войско измором.
Без фуража и провианта мало чего стоит любая армия, даже самая сильная.
Через два дня марша войско Господина добралось до довольно большого города, но и он оказался покинутым. Их встретили распахнутые ворота, открытые двери домов и мертвенная, неестественная тишина.
Тринадцатый приказал отправить внутрь разведку, а армия осталась на дороге у западных ворот.