В отличие от Харальда, этот гость из другого мира мало напоминал человека, да и вообще родана. Он был красив — синие глаза, золотая грива, широкие плечи — но красота эта непонятно почему внушала ужас, казалась противоестественной, как улыбка на лице чудовища.

— Я бы, ну… не стал… — голос Бенеша дрожал то ли от волнения, то ли от восхищения, — относиться к нему столь пренебрежительно… Это не просто вещь, да. Он жив, разумен и он… не знаю, как сказать…

Камень, точно понимая, что говорят о нем, засветился ярче, над ним поднялся столб багрового свечения.

— Ладно, посмотрели, и будет, — вмешался Олен. — Вас, магов, Камень Памяти не очень любит, и я даже могу понять почему. Следы заклинаний Харугота видны хорошо. — Он закрыл дверь тайной комнаты.

К ним подошел щекастый молодец с подносом в руках и испуганно выпученными глазами на белом лице.

— Ваш обед… э, мессен, — промямлил он, тщетно пытаясь понять, кто же из незнакомцев — император.

Взгляд слуги был полон растерянности и тревоги.

— Сюда тащи, сюда, — замахал руками Харальд, преспокойно усевшийся на ступеньки тронного возвышения. — Так, что тут у нас? Рябчики в сухарях? Отлично! Запеченная камбала? Тоже неплохо…

Молодец вручил поднос страннику по мирам и поспешно удалился. За ним явился второй, притащивший кувшин вина и несколько золотых чарок. Тем и другим завладел тар-Готиан, и принялся наполнять посудины с таким видом, точно всю жизнь был виночерпием.

Олен взял свою чарку, понюхал темно-багровый и густой, точно кровь, напиток.

— Помянем тех, кто пал сегодня, — сказал он. — Тех, кто сражался с нами, и тех, кого обманул узурпатор.

Вспомнилась Хельга, ее глаза необычайного фиолетового цвета, пушистые волосы, то, как она улыбалась, сдержанно и с достоинством. Затем всплыл в памяти Гундихар, его смешки и анекдоты, «годморгон» в могучей ручище, и бездонный мешок, где можно было найти все, что угодно, от редких приправ и специй до сушеных крысиных хвостов и дешевых побрякушек…

«Да, гнома мне будет не хватать», — с печалью подумал Рендалл.

С рябчиками, камбалой, голубым сыром и прочими деликатесами покончили в считанные мгновения. Кое-что перепало и коту, и тот уволок добычу за трон, откуда донеслось смачное чавканье.

А затем двери тронного зала открылись, вошел Редер ари Налн, а за ним — маленький, растерянно моргавший старичок, в котором, несмотря на рваную и грязную одежду, можно было узнать Фрамина Макриго, почетного старшину цеха геральдистов Безариона и империи.

— А где настав… — начал Бенеш, и осекся, когда двое слуг внесли нечто, завернутое в одеяло.

— Правитель Харугот, — бесцветным голосом сказал ари Налн, — приказал лишить узника воды и пищи. С горечью должен сообщить, что маг, прозываемый Лераком Гюнхенским, умер.

Олен заскрипел зубами, на мгновение потемнело в глазах, захотелось выхватить меч и…

— Да, я вижу, — эти простые слова, произнесенные Бенешем, неожиданно заставили Рендалла успокоиться.

Гнев угас, точно его и не было, подумалось, что ари Налн вряд ли мог что-то сделать для узника. Что канцлер, несмотря ни на что, не сбежал, хотя имел для этого все возможности.

Слуги положили тело в одеяле на пол.

Бенеш подошел к нему, опустился на колени и откинул край одеяла. Обнажилось изможденное лицо со следами побоев и обритая голова. Судя по отсутствию запаха, умер старый чародей совсем недавно.

— Он ушел, — сказал молодой маг очень спокойно, — и мы не могли его спасти. Всем свой срок. Жизнь отдает смерти тех, кто нужен для жизни, да… вечное колесо вертится, ну а семена падают в землю…

Саттия вздохнула, выбравшийся из-за трона Рыжий сочувственно муркнул.

— Осталось только его, э… похоронить. — Бенеш поднялся, повернулся, и стало видно его лицо, неподвижное, словно маска, с незрячими глазами. — Распоряжайся, Олен, да… Это твой замок.

— Ари Налн, — Рендалл посмотрел на бывшего канцлера, — ты сам понимаешь, что виноват. Прощение можешь снискать только верной службой. Распорядись о погребении на Малом кладбище. — Это кладбище располагалось к северо-западу от города, на берегу моря, и хоронили там людей зажиточных. Простые находили упокоение на Большом, лежавшем южнее Безариона. — И немедля позаботься о том, чтобы замок взяла под охрану городская стража. Полусотни человек хватит.

— Да, мессен. — ари Налн поклонился, махнул слугам, и те подняли с пола тело мага.

Втроем, в том же порядке, что и пришли, они удалились.

— Ха, все-таки это случилось! Да, свершилось! — затараторил Фрамин Макриго, едва хлопнула закрывшаяся дверь. — Я верил, я знал! Кровь всегда берет свое, особенно истинная кровь! Я весь к услугам вашего императорского величества, — и он встал на колено.

— Поднимись, геральдист, — сказал Олен. — Ты понадобишься, когда мне придется доказывать, что я не безродный выскочка, невесть как очутившийся на троне. Ты помнишь те аргументы, что приводил в своем доме?

— Конечно! — Фрамин Макриго тряхнул белой головой. — Утолщение позвоночника, форма черепа и носа, родинка, точно такая же, как у деда, кровь, что вскипает в истинном свете. Я готов повторить все это, когда…

— Послушай, Олен, — вмешалась Саттия, — а почему ты доверяешь тому разряженному хлыщу в бархате? Мне кажется, он запросто предаст тебя.

С момента разговора в «Дубовом листе» это был первый раз, когда она впрямую обратилась к Рендаллу, и тот даже немного смешался.

— Да, доверяю… — ответ, тем не менее, прозвучал достаточно твердо. — И деваться мне некуда. Хотя моя голова набита воспоминаниями о том, как правили мои предки, Редер ари Налн куда лучше знает, как сделать так, чтобы слуги не разбежались, и разбирается в том, кто чего стоит в Безарионе.

— Ему тоже некуда деваться, — сказал Макриго. — Ари Налн, в гербе — золотая куница на синем поле слева и три серебряных розы на алом поле справа, — род захудалый и бедный. Его возвысил консул, выделил за способности, и сам по себе Редер — никто. Поэтому он будет изо всех сил цепляться за место при троне. Кроме того, среди его предков не было предателей.

— Я видел в нем страх… изумление… — медленно проговорил Рик, — что неудивительно для разумного, попавшего в такую ситуацию… но спрятанного за поясом кинжала не разглядел. Он и вправду станет служить верно.

Старый геральдист выпучил глаза, будто только что заметил уттарна, и пробормотал:

— Ничего себе…

— Фрамин, — сказал Олен. — Твой дом разрушен, но я надеюсь, у тебя есть, где поселиться. Я полагаю, что благородный Вилоэн тар-Готиан тебя проводит.

Сельтаро склонил голову, точно получил приказ от собственного императора.

— Почту за честь, — сказал он.

— И я пройдусь с ними, — гордо заявила Саттия. — Надеюсь, что нас потом пустят обратно в замок?

— Пустят, — кивнул Рендалл, думая, что от этой несносной девчонки он натерпелся не меньше, чем от Харугота. — Геральдист, когда будет нужно, я пришлю за тобой гонца.

Фрамин Макриго принялся кланяться, точно настоящий придворный, так что тар-Готиану пришлось взять его под руку и потащить за собой. Саттия пошла за ними, захлопнула дверь. В тронном зале остались четверо мужчин и валявшийся на полу сытый оцилан.

— Тебе нравится сидеть на престоле? — спросил Харальд с ехидной улыбочкой. — Зад еще не натер?

— Нет, — ответил Олен. — Но чувствую, что скоро натру. Хотя меня больше волнует другое — слова, произнесенные Харуготом перед смертью. Насчет богов и того, что именно они стали виной тому, что Алион падает в объятия Предвечного Льда. Он говорил правду или соврал? Или Внешняя Тьма искорежила ему рассудок?

И он требовательно посмотрел на Рика.

— Госпожа может лишить разума, — неохотно признал тот, — если обращаться с ее силой неосторожно. Но тот, кто правил этим городом до тебя, обладал острым рассудком и сильнейшей волей. То, что он совершил в последние мгновения перед гибелью, собой заткнув дыру, недостижимо даже для меня. Что же касается богов… мой народ мало занимался ими, мы стараемся не тревожить бессмертных, не вызывать их любопытства. Миры опускаются и поднимаются, это правда, но причастны ли к этому боги? Честно, я просто не знаю…

— А ты Бенеш, что скажешь? — Рендалл глянул на молодого мага.

— Семя прорастет и жизнь станет бессмертна, — ответил тот, — всякий спасен будет, и тот, кто не облачен в тленную плоть… Араим Голая Голова в трактате «О природе богов» писал, что мощь их, пришедших извне, чужда сущности миров, и посему она искажает сотрясения глубокого сердца, и то начинает биться в одну сторону, да. Это и приводит к движению. И оно…

— Короче говоря, Харугот сказал правду? — поспешно вмешался Олен, поняв, что объяснение может затянуться надолго.

— Ну, это не доказано… но, в общем… э, да, — Бенеш заморгал и довольно неуверенно пожал плечами.

— За века странствий я наслушался всякого, — задумчиво проговорил Харальд. — Видел самых разных мудрецов, жрецов и пророков. Но больше всего мне запомнился один, сказавший, что «для начала почини крышу хижины, а затем уже думай о перестройке города».

— Это верно, клянусь Селитой, — кивнул Олен. — Надо разобраться с империей, а затем размышлять об Алионе. Осмотрим замок. Необходимо выяснить, что за хозяйство мне досталось.

Он поднялся с трона, сбежал по ступеням, носком сапога несильно ткнул в бок Рыжего.

— Пошли, мохнатый, — бросил Рендалл.

— Мяу, — сказал кот, выражая недовольство тем, что после еды ему не дают подремать. Но все-таки поднялся и, зевая, поплелся вслед за хозяином.

На лестничной площадке за дверями Олен наткнулся на ари Нална, спорившего с молодой статной женщиной в роскошном светло-синем платье. Темно-русые волосы ее были уложены в причудливую прическу, а за спиной стояли две девушки, наряженные в цвета хозяйки.

При виде Рендалла и его спутников голубые глаза женщины округлились, она поклонилась низко и подобострастно. То же самое мгновением позже сделали служанки.

— Мессен, — сказал ари Налн. — Перед вами благородная супруга… э, бывшего хозяина замка… урожденная Идис ари Охоллар, — жена Харугота принадлежала к древнему и богатому роду. — И она…

— Ах, ваше императорское величество! — перебила его аристократка. — Вы должны понимать, в каком горе я нахожусь. Гибель супруга потрясла меня до глубины души, и я…

Олен готов был поклясться, что стоящая перед ним женщина не испытывает какой-либо печали. Она тщательно скрывала радость по поводу того, что потеряла мужа, и изо всех сил изображала потрясение.

— Обманывать нехорошо, — сказал Рендалл, и Идис осеклась. Взглянула на него прямо, и тут же снова опустила взгляд. Охватившая ее растерянность, похоже, была ненаигранной. — Даю тебе час, чтобы покинуть Золотой замок. Надеюсь, что алчность не возьмет верх над благоразумием.

— Я поняла, мессен… — она поклонилась вновь.

— Позволяю удалиться. — Олен поморщился, до того надменно-властно прозвучали эти слова.

Но если он сразу не покажет, насколько уверенно и жестко будет править, не задаст правил, не сильно отличных от тех, что были в ходу у предков, никто из родовитых таристеров не примет его всерьез. Никто не будет повиноваться императору, не способному вести себя так, как положено.

Ари Налн проводил урожденную Идис ари Охоллар неприязненным взглядом, а затем сказал:

— Я распорядился насчет погребения, мессен. Воины городской стражи вскоре займут места у ворот и на стенах.

— Очень хорошо, — кивнул Рендалл. — Полагаю, что ты, Редер ари Налн, будешь и далее исполнять обязанности канцлера. А теперь покажи мне мой замок, и в первую очередь — покои Харугота.

Они спускались по лестницам, проходили по коридорам, заглядывали в богато убранные комнаты. Олен осматривал помещения одно за другим: кабинет консула, его отдельная спальня, императорская оружейная… — и ощущал странную раздвоенность. Все выглядело знакомым, но в то же время чужим, словно вернулся в дом, где провел детство, но не появлялся много лет.

В покои супруги Харугота, где, судя по крикам, царила суета, они заходить не стали. Затем очутились в маленький комнатке с втиснутым в угол столом, большим шкафом, креслом и гобеленами, на которых были изображены сцены охоты на оленя.

В той самой комнатке, где консул допрашивал Олена.

— Тут месс… прежний правитель занимался делами, требующими тайны, — сообщил ари Налн.

— И наверняка хранил предметы, которые хотел спрятать даже от жены, — пробормотал Рендалл. — Давай-ка заглянем в этот шкаф. Ключа нет, так что дверки придется ломать. Жалко, но что поделаешь…

Ледяной клинок с легкостью прорезал твердое дерево. Скрипнули петли, открывая нутро шкафа. Открылись полки, уставленные небольшими деревянными шкатулками, лишенными каких-либо украшений.

Олен взял одну, открыл и удивленно заморгал: внутри, на бархатной подкладке, лежал изумруд размером с голубиное яйцо. Зеленые искры забегали в его гранях, точно камень осветился изнутри. В соседней шкатулке обнаружились два алмаза, а в третьей — огромный топаз.

— Э… хм, консул любил драгоценные камни, — сказал ари Налн. — Он разбирался в них и не жалел на них денег.

— Надо же, какой ценитель прекрасного, — буркнул Харальд, вертевший в руках большой рубин.

— Почему тогда не защитил шкаф даже простеньким заклинанием? — спросил Олен, оглянувшись на Бенеша и Рика. — Или надеялся на страх, который внушал окружающим?

— Вероятно, что и так, — уттарн задумчиво пошевелил ушами. — Хотя, может быть, заклинание тут имелось, но рассыпалось, когда наложивший его чародей умер. Это возможно.

— Э, такое бывает, да…

— Нет ли тут каких тайников или еще чего? — продолжал допытываться Рендалл. — Может быть, Харугот что-то спрятал?

Рик прикрыл глаза, поводил лапой перед собой, словно ощупывая воздух, а затем отрицательно покачал головой.

— Ничего не чую, — сказал он, — хотя прежний хозяин пользовался той же силой, что и я… А ты? — Он глянул на Бенеша.

— Нет, я и не могу! — спешно и нервно проговорил тот. — В этом замке все пропитано страхом и смертью, даже в тронном зале было… Словно черная дымка висит, трудно смотреть через нее, да.

— В тронном зале? — удивился Олен. — Разве там кого-то убивали?

Ари Налн кашлянул и опустил глаза.

— Там был проведен обряд, жестокий и мрачный, с жертвой разумных, — сказал уттарн. — Что за обряд, я понять не мог, но чародейство воистину великое, изуверское, кровавое и страшное.

— Еще немного, и Харугот испоганил бы мне весь замок, — проговорил Рендалл, чувствуя нарастающий гнев. — Бенеш, поставь на дверь комнаты защиту, чтобы никому в голову не пришло войти сюда. Эти камушки мне еще пригодятся.

Они вышли в коридор, и молодой маг начал пальцем рисовать на двери знаки Истинного Алфавита. Первый загорелся чисто-белым огнем, второй — зеленым, третий вспыхнул режущим глаза лиловым сиянием, а затем надпись погасла.

— Теперь, ну… никто не захочет входить сюда, да, — сказал Бенеш. — Просто пройдут мимо.

— Очень хорошо, — кивнул Олен. — А теперь нужно отыскать место, где Харугот занимался магией.

Чтобы найти его, пришлось забраться в тайные ходы, проделанные еще гномами, строившими Золотой замок. Ари Налн добыл факелы, и они углубились в лабиринт узких темных коридоров и лестниц.

В голове Олена имелся их подробный план, извлеченный из памяти предков, и он мог предполагать, где Харугот устроил магическую лабораторию.

— Постойте, — сказал Рик, когда они добрались до первой развилки. — Дуновение идет снизу…

И уттарн повел их так уверенно, точно ходил здесь не в первый раз.

Спустившись по длинной лестнице с истертыми, заляпанными воском ступенями, они оказались в просторном зале с низким потолком. Бенеш застонал, лицо его сделалось белым.

— Я чувствую, здесь… они… да… — забормотал он, тяжело дыша, затем вскинул руки, точно защищаясь.

Зал был велик, из стен торчали скобы для факелов, а у входа стояла железная бочка, где хранился большой их запас. В центре располагался стол, заваленный инструментами и обрывками пергамента. Ножи, молоточки, резаки, клещи и разные штуковины, которым Олен не знал названия, образовывали настоящие горы, стопками лежали книги.

Рядом со столом располагалась печь с широким устьем и уходившей в стену трубой.

— Здорово он тут все оборудовал, — пробормотал Рендалл, чувствуя, как бешено колотится сердце.

В большом темном подземелье не было ничего жуткого, и все же оно внушало страх. Казалось, что тьма в углах бурлит и движется, тени на стенах пляшут, а в спину упираются злобные взгляды. Каменные стены давили, слух тревожили невнятные звуки — бормотание, смешки, шелест…

Рыжему, судя по тому, что хвост его нервно дергался, а шерсть на спине стояла дыбом, здесь тоже не нравилось.

— Это точно, — глаза Рика в полумраке горели двумя синими огнями, а уши стояли торчком. Он напоминал охотничью собаку, что отыскала спрятавшуюся дичь. — Находиться тут… опасно. Поэтому я советовал бы вам вернуться наверх, а я здесь… — уттарн вновь сделал паузу, — приберусь… И заодно загляну в подземелья, где держали и пытали узников. Там тоже надо почистить как следует, чтобы не завелась какая-нибудь пакость.

— Хорошо, спасибо, — искренне поблагодарил Олен.

Он прекрасно понимал, что подземелья, оскверненные Харуготом, пришлось бы так или иначе расчищать. Но совершенно не хотел заглядывать в те залы, где терзали и допрашивали людей, где стены и полы покрыты пятнами засохшей крови, а углы прячут эхо жутких криков.

— Пошли наверх, — с облегчением скомандовал Рендалл, и они затопали обратно по лестнице: напряженный ари Налн, невозмутимый Харальд, дрожащий Бенеш и кот, сердито зыркающий по сторонам.