И вновь Господин не заметил чувств, одолевших его последователей, или не придал им значения.
— Большого труда стоили мне переговоры с союзниками, — сказал он. — Велика их сила, и огромна гордыня. Но я смог убедить их, что удар по Безариону ослабит наших истинных врагов, обитателей Небесного Чертога и Великой Бездны. И они согласились на ритуал Слияния Разумов…
Ларин фа-Тарин никогда не слышал о таком ритуале, но отдавал себе отчет, что его познания в магии не очень велики. А вот тысячник-сельтаро, судя по бледности лица и сжатым кулакам, понимал, о чем говорит Тринадцатый, и обуревали его совсем не радость и воодушевление.
— Ритуал этот сложен и требует времени. Кроме того, его способен вынести лишь родан, обладающий смелостью, душевной силой и магическими способностями, — Господин обвел сотников и тысячников взглядом. — Поэтому я и позвал вас, самых верных моих слуг, тех, кому доверяю безоглядно…
«Нет, убивать нас не станут, — подумал фа-Тарин. — Иначе не стали бы кормить. Но впереди ждет что-то очень неприятное».
А Тринадцатый пустился в описание Слияния Разумов. Уроженец Серых гор честно попытался понять, о чем идет речь, но быстро запутался в «сплетении вторых жизненных искр», «взаимопроникновении оболочек» и прочих терминах высшей магии. Понял только, что его разум будет аккуратно перемещен в сознание «союзника», подсажен, точно паразит в мозг исполинскому чудовищу.
А затем начнет каким-то образом подсказывать этому чудовищу, куда именно лететь и что делать.
— Вот так все и произойдет, — сказал Господин в завершение. — Бояться нечего, ибо тела ваши останутся тут, в полной безопасности… Сейчас вы ляжете и постараетесь уснуть. Я позабочусь обо всем.
В шатре появились слуги, опустевшие подносы унесли, зато притащили жаровни, наполненные углями. Тринадцатый принялся щепотку за щепоткой бросать в них какой-то порошок, пополз сладкий, усыпляющий аромат.
Чародейство и в самом деле предстояло сложное, если бог, ранее обходившийся мощью собственного разума, прибег к средству, которое больше подходило для деревенского колдуна.
«А бог ли он вообще?» — подумал фа-Тарин, и с этой жуткой, святотатственной мыслью провалился в сон.
Обнаружил, что не лежит, а стоит, причем в том же самом шатре, вот только все вокруг видится смазано, точно сквозь дымку. Различил очертания жаровен, тела на полу, а обратив взгляд на Господина, едва не ослеп — в зрачки ударило злое багровое сияние.
Фа-Тарин попытался застонать, но почему-то не смог, не сумел и поднять руку, чтобы прикрыть глаза. А потом его потащило вверх, повлекло волнообразными мягкими движениями, точно рыбу, какую вываживает опытный рыболов. Мелькнуло что-то черно-алое, и он оказался под серым небом.
Последовал стремительный рывок, и фа-Тарин понял, что вновь может двигаться.
Ощутил громадное тело, мощные конечности, клокочущую в трех сердцах ярость… сильные крылья…
Крылья? Три сердца?
Паника вынудила задергаться, точно оказался на месте попавшего в ловушку зверя. А в следующий миг на фа-Тарина обрушилась лавина чужих мыслей, огромных, тяжелых и холодных, словно айсберги. Погребла под собой, раздавила, едва не лишила осознания собственного «я»…
Понять ни одну из этих мыслей он не мог, не мог даже разобрать слов, поскольку существо, в разум которого угодил тысячник, думало не словами, а образами, излишне сложными для родана. Они были абсолютно, совершенно чужими, и единственное, что удавалось осознать — ярость и жажду мести.
Внешне «союзник» напоминал человека с двумя парами рук, одной обычной, и второй — на месте ног. Голова его была лишена волос, а из спины вырастали лоснящиеся черные крылья. На пальцах красовались острейшие когти, а место кожи занимало нечто похожее на серый песок.
Лавина чужих мыслей накатила вновь, подобно реву множества труб, пытавшихся сыграть разные сигналы. Ларин фа-Тарин ощутил, что его разрывает на части, болтает и трясет, будто корабль в бурю. Собственные мысли перепутались, и вновь большого труда стоило не потерять способность думать связно.
А потом он услышал зов, тонкий и пронзительный, как пение комара.
И «союзник», уловив его, начал подниматься выше, туда, где кружили его собратья, общим числом девятнадцать. Мелькнул внизу и пропал из виду лагерь у брошенного города.
Чудовищные исполины летели на юго-восток, мелькали внизу леса, прошитые серыми нитями дорог, зеркала озер, неровные пятна деревень, шпеньки замков, крыши городских домов. Громадные крылья терзали воздух, от их ударов ходили ходуном облака, и поднимался ветер.
Фа-Тарин понемногу приспособился к мыслям «союзника», смог переносить их легче, чем ранее. И даже удержал его, когда гигант вознамерился атаковать небольшой городок, в центре которого стоял храм Всех Богов. Мысленно закричал: «Не то!», и чудовище после недолгого колебания недовольно заклекотало и неторопливо пошло вверх.
Судя по тому, что город не был покинут, они достигли Золотого государства. Громадные силуэты в небе были замечены, по улицам забегали люди, а с одной из башен пустили несколько стрел.
Город исчез за краем земли, вскоре показалось море — серое, вспененное, с белыми барашками на волнах. Стал виден корабль, идущий на запад. И тут один из «союзников» не выдержал, рванул вниз, точно сокол на цыпленка. Ударили громадные лапы, раздался треск.
От корабля осталось несколько щепок на поверхности моря, прочее сгинуло в чудовищной пасти.
Фа-Тарин испытал безумную ярость, зависть и жажду крови. Не сразу понял, что это не его чувства, что он ощутил то же, что и его нынешний «скакун». Когда осознал это, испугался до полусмерти — как можно сражаться вместе с существами, которыми движут подобные желания?
«Союзники» напоминали бешеных волков, только были намного сильнее.
Полетели вдоль берега, и из-за горизонта вынырнул замок, виданный фа-Тарином только вчера — в колдовском огне. Золотистые стены и башни, идеально соразмерные, вызвали у гнома восхищение, тут же залитое всепоглощающей яростью, рожденной тремя сердцами «скакуна».
«Союзник» презирал мелких, ничтожных существ, изуродовавших лик земли своими постройками. Ненавидел старинных врагов, что получают силу благодаря этим постройкам, и мечтал об одном — уничтожать.
Провал беззубого рта распахнулся, и породил злой клекот.
Фа-Тарин вздрогнул, когда его скакун повернулся головой вниз и понесся к земле. Дома, башни и улицы надвинулись, стало различимо пятно разрушений среди Безариона, и гном удивился — что, здесь уже кто-то сражался?
«Скакун» со всего размаху врезался всеми четырьмя руками в одно из зданий, то рассыпалось. Такой удар превратил бы в лепешку любое существо из плоти и крови, но крылатый исполин даже не почувствовал боли. Он торжествующе заревел, и от места, где его конечности вошли в землю, побежали мелкие черные трещины. Вступила в дело магия, странная и очень древняя…
Фа-Тарина закачало на волнах чужих сладострастных мыслей, принялось швырять вверх и вниз. Успел разглядеть, что черные трещины превращают все, оказавшееся рядом с ними, в серый песок, а затем потерял сознание.
Когда очнулся, они вновь парили в поднебесье, Безарион кое-где горел, к облакам тянулись столбы серого дыма. Самый ярый из «союзников» попытался атаковать Золотой замок, но со сложенной из оборита башней ничего поделать не смог. Зато внутри городских стен многие здания оказались разрушены, один из районов около Дейна выглядел белым, точно его занесло снегом.
Что там произошло на самом деле, фа-Тарин не смог рассмотреть. Его «скакун» вздрогнул всем телом, метнулся в сторону. Но ударившее от Золотого замка копье из алого пламени все равно настигло его, окутало бурлящим облаком, принялось жечь и терзать.
И тысячника вновь швырнуло в пучину беспамятства, на этот раз надолго.
Открыв глаза, он увидел над собой нечто черно-багровое, и очень удивился — неужели небо изменило цвет?
— Первый очнулся, — сказал кто-то рядом, и фа-Тарин понял, что у него вновь обычные уши, рук всего две, зато имеются ноги и все остальное, что должно быть у настоящего гнома.
Облегчение ударило с силой тарана.
Все мышцы болели, точно его долго пинали, во рту ощущался вкус крови, голова трещала, как с похмелья. Но это было неважно, главное, что он вернулся в собственное тело!
В поле зрения появилось лицо — красноватая кожа, пурпурные глаза, пылающие, словно два костра.
— Ты слышишь меня, Ларин фа-Тарин? — спросили его, и голос этот заставил тысячника вздрогнуть.
— Да… — ответил он. — Да, Господин… Что со мной такое?
Он сделал движение, чтобы сесть, но едва оперся на правую руку, как пониже локтя стегнула острая боль. На лбу выступил пот, а в голове зашумело, словно там забурлили волны.
— Лежи, — сказал Тринадцатый. — Сейчас придет лекарь и осмотрит твой перелом. Судя по нему, твоему «скакуну» врезали как надо. Но остальные все равно сделают то, что нужно. Ведь так?
Фа-Тарин закрыл глаза, сглотнул и сказал, стараясь, чтобы его голос звучал как можно тише:
— Да, Господин.
На то, чтобы осмотреть весь замок, понадобился остаток дня. Закончили, когда над Безарионом начали сгущаться сумерки. К этому времени урожденная Идис ари Охоллар со всей свитой убралась прочь, около ворот и у входа в главную башню появились воины городской стражи.
Выглядели они не так браво, как Чернокрылые, на Олена смотрели с суеверным ужасом, но с ними можно было не беспокоиться о том, что в Золотой замок явятся незваные гости.
Что творил Рик в подземельях, осталось неясным, но выбрался он оттуда с довольной мордой и сообщил, что внизу чисто. Вернулись Саттия и тар-Готиан, провожавшие Фрамина Макриго, и рассказали, что по городу бродят дикие слухи о случившейся днем битве.
— Ничего, с этим разберемся завтра, — проговорил Олен, и глянул на ари Нална. — Надеюсь, герольды в государстве не перевелись?
— Никак нет, мессен.
— Вот и отлично. Тогда завтра с утра и объявим, что империя вновь стала империей… и обо мне тоже.
Канцлер позаботился об ужине, что прошел в трапезной зале на втором этаже главной башни. Есть закончили, когда за окнами замка сгустилась темнота, и в руках у слуг появились подсвечники с горящими свечами.
— Где будет угодно ночевать мессане и мессенам? — спросил ари Налн, едва был выпит последний бокал вина. — Я подготовил гостевые покои на первом этаже, там места хватит всем.
— Проводи их туда и позаботься обо всем, — кивнул Рендалл. — Я приду позже.
Ночевать в той комнате, где жил Харугот, он не хотел, мешало чувство гадливости, а где поселиться самому, еще не решил. Несмотря на все воспоминания, замок оставался для Олена чужим.
— Ты куда, корни и листья? — спросила Саттия, и светлые брови ее сошлись к переносице.
— Надо сделать кое-что… Спокойной ночи.
Харальд понимающе хмыкнул, Рик издал нечто вроде одобрительного мурлыканья. Они ушли вслед за канцлером, и в трапезной зале остался лишь Рендалл, Рыжий и слуги.
— Так, давай сюда, — он забрал у одного из них подсвечник. — Пошли, мохнатая рожа.
До тронного зала они дошли, не встретив никого. Охранявшие зал стражники при виде нового хозяина Золотого замка вытянулись, изображая рвение, но Олен отмахнулся от них и вошел внутрь. Подсвечник оставил на тронном возвышении, а сам направился к задней стене, за которой прятался Камень Памяти.
Откровенно говоря, уроженец Заячьего Скока не знал, что делать дальше.
И хотел спросить совета у тех, кто куда лучше разбирался в государственных делах — у предков-императоров. Но при этом не желал раствориться в их воспоминаниях, забыть себя и сойти с ума.
Камень Памяти был не только хранителем прошлого, не только инструментом, передающим его новому хозяину. Он еще оберегал человека с кровью Безария в жилах, позволял обращаться к сокровищницам чужих памятей без опасности навеки сгинуть в их глубинах.
Наверняка кто-то из прежних правителей империи сталкивался с трудностями, похожими на те, что встали на пути Олена. Почему бы не воспользоваться этим опытом?
— Мяу, — сказал Рыжий, когда потайная дверь отъехала в сторону, и показался Камень Памяти, будто покрытый светящейся кровью. Задранный и слегка изогнутый хвост кота показал, что Рыжий встревожен.
— Ничего не поделаешь, клянусь Селитой, — сказал Рендалл. — Надо. А ты не бойся, все будет нормально.
Он сделал шаг вперед, встал на колени и опустил лицо в углубление на поверхности Камня. Тот вспыхнул ярче, забегали по округлым бокам шафрановые огоньки.
Оцилан сел, положил хвост и стал ждать.
Олен лежал неподвижно, Камень Памяти светился, потрескивали свечи, а в окно стучал дождь.
Прошло несколько часов, осталась лишь одна свеча, другие сгорели. И тут желтые огни стали красными, а затем и вовсе фиолетовыми, как сирень. Рендалл вздрогнул и поднялся.
— Муррр… — угрожающе произнес Рыжий, вопросительно глянув человеку в лицо. — Мяу? Рррр…
— Да я это, я… — с досадой сказал Олен, после чего дернул себя за мочку уха. — Только все это оказалось зря…
Он нырнул в чужие памяти так глубоко, как никогда прежде. Заглянул в десятки жизней, но не нашел ничего похожего на нынешнюю ситуацию. Императоры вступали на трон, всегда имея поддержку у таристеров, в собственном войске или хотя бы среди горожан. Кое-кому из них приходилось тут же защищать свое право на власть, но все они знали, кто пойдет в бой под их знаменами.
Олен же мог твердо рассчитывать лишь на себя, Рыжего и пятерых роданов, двое из которых были магами.
— Пойдем, — сказал он, нагибаясь, чтобы погладить кота по спине. — Спать нужно даже императорам.
Забрал подсвечник с одной-единственной свечой и вышел из тронного зала. И за дверями наткнулся на ари Нална.
— Ты что здесь делаешь? — удивленно спросил Рендалл.
— Жду приказаний мессена, — отозвался канцлер. — Ваше императорское величество не соизволили меня отпустить.
— Иди, спи, — сказал Олен. — Дорогу к гостевым комнатам я знаю, а завтра ты мне будешь нужен бодрым и отдохнувшим.
— Да, мессен, — ари Налн отвесил поклон и удалился.
Гостевые покои, куда во времена императоров селили послов дружественных держав, располагались на первом этаже пристройки к башне. Охраняли их стражники в латаных кольчугах и помятых шлемах, и один, с черной повязкой на пустой глазнице, выглядел знакомым.
Когда Рендалл проходил мимо, одноглазый десятник затаил дыхание. Он, похоже, тоже вспомнил, где встречал нынешнего хозяина Золотого замка, и взмолился всем богам, чтобы новый император оказался не злопамятным.
Уже закрывая за собой дверь, Олен услышал полный облегчения вздох. Попал в квадратную комнату, где располагались четыре больших сундука, на которых полагалось спать посольским слугам. Ощутил движение воздуха, из темноты выдвинулась лохматая тень.
— Пришел, — сказала она голосом Рика. — Проходи дальше, там кровать свободна…
— А ты?
— Я пока сторожу, — отозвался уттарн. — Ближе к утру меня сменит Харальд. Кто знает, что взбредет в голову твоему канцлеру?
Олен кивнул — это выглядело разумным.
Прошел в посольские апартаменты, где под пологом пряталась громадная кровать. Поставил подсвечник на столик у стенки, стащил сапоги, и уснул, едва голова коснулась подушки.
Поднял Рендалла оцилан, решивший, что настало время просыпаться.
— Мяу! — громко сказал он в самое ухо, и для убедительности пощекотал лицо хозяина пушистым хвостом.
— Ну, ты… — пробормотал Олен, пытаясь сообразить, что именно происходит, и громко чихнул.
За окном занималось утро. Судя по тишине и покою в комнате для слуг, никто не попытался напасть, или попытался, но наткнулся на Рика и Харальда. Результат такого столкновения предугадал бы даже тот уличный прорицатель, которого они видели в Терсалиме.
— Ладно, надо вставать… — сказал сам себе Рендалл, и принялся натягивать сапоги.
В комнате для слуг его встретили взгляды, один раздраженный — Саттии, два беспокойных — Бенеша и ари Нална, и три безмятежных — Харальда, тар-Готиана и уттарна.
— Доброе утро, — сказал Олен. — Что-то случилось?
— Доброе утро, мессен, — ответил стоявший у двери в коридор канцлер. — Я хотел разбудить вас, но мне не позволили… — и он метнул косой взгляд на странника по мирам. — Дело меж тем срочное.
— Я слушаю.
— В замок прибыли Навил ари Рогхарн и Одивар ари Валн, — сообщил ари Налн. — Двое знатных таристеров из числа командиров того войска, что стоит к северу от города. Они желают узнать, что произошло, и кто ныне отдает приказы в Золотом замке.
Рендалл подумал, что наверняка до армии дошли слухи о вчерашней схватке, в которых правды было не больше, чем воды — в песке пустыни, служащей обиталищем сиранам.
— Проводи их в тронный зал, — вздохнув, сказал он. — И отправь гонцов за Фрамином Макриго. Благородные Саттия тар-Ролан и Вилоэн тар-Готиан знают, где его искать, — на личике девушки мелькнуло какое-то непонятное выражение, — и еще нужно вызвать сюда герольдов. Самое время объявить о том, что Харугот пал, и законный наследник Кратиона Пятого занял трон.
В этот момент Олен понял, чего совершенно точно не хватает всем правителям — времени.
— Ясно, мессен, — канцлер поклонился и отправился выполнять поручения.
— Я в тронный зал, работать правителем, — сказал Олен. — Мне придется убедить этих таристеров, что я на самом деле император, а не какой-то приблудыш, случайно взявший власть. Кто хочет, может отправиться со мной, но я никого не собираюсь заставлять…
— Что я, таристеров не видела? — Саттия гордо задрала подбородок. — Пойду, погуляю по замку! А что касается геральдиста, то он сейчас на улице Медных Щитов, в доме у Трех Красных Кошек…
— Я составлю мессане компанию, — заявил сельтаро.
Рендалл заскрипел зубами, глядя на взбалмошную девицу и ее спутника, а затем подумал, что на глупости сейчас точно нет времени, и выкинул посторонние мысли из головы.
— А мы пойдем с тобой, — Харальд улыбнулся. — У трона любого правителя должны стоять советники, знаменитые мудростью, и герои, славные подвигами. За героя сойду я, ну а за мудрецов — Бенеш и Рик.
Уттарн хмыкнул, а молодой маг растерянно заморгал, словно только что понял, о чем идет разговор. Хотя вполне возможно, что так оно и было.
— Тогда следуйте за мной, мудрецы и герои, — сказал Олен.
В коридоре его встретили четверо стражников, двое остались у двери, другие двое потащились следом, и в их числе оказался одноглазый десятник. Когда Олен поднял на него взгляд, вояка с повязкой на глазнице так задрожал, что шлем его едва не свалился с головы.
— Не бойся, — бросил Рендалл. — Я помню, как мы сражались в Колдовском Подбрюшье, но казнить тебя не собираюсь.
— Д-да, ваше императорское величество, — ответил десятник, и стал трястись немного меньше.
Пол в тронном зале блестел, словно его только что вымыли, да и окна выглядели чуть более чистыми, чем вчера. Похоже было, что Редер ари Налн решил служить не за страх, а за совесть.
— Маловата свита, — сказал Олен, усевшись на престол. — Еще бы человек… э, роданов пятнадцать для солидности.