Бенеш судорожно вздохнул, поток белого тумана иссяк.
— Давай! — заорал Олен, повернувшись к знаменосцу, от флага которого остался жалкий огрызок.
Если атаковать, то только сейчас, пока враг ошеломлен и растерян, пока воины Господина не пришли в себя, увидев поражение того, кого считали непобедимым. Бить наверняка…
Знаменосец, молодой парень с совершенно очумелыми глазами, все же понял, что от него требуется. Вздернул свою палку повыше, и замахал ей из стороны в сторону.
Оставалось надеяться, что, несмотря на бушующий над полем битвы хаос, сигнал будет замечен.
— Ну, не подведите… — прошептал Олен, сжимая кулаки и пытаясь увидеть, где находятся ари Валн и ари Рогхарн.
Не сдержал радостного возгласа, когда на левом фланге с топотом пошла вперед конница. Сорвались с места хирдеры и таристеры, уцелевшие во время первой атаки. На мгновение позже колыхнулись ополченцы в центре, принялись стрелять через их головы лучники.
И, с хрустом продираясь через завалы из трупов, зашагали в наступление белые гномы.
— Посмотрим, что они теперь придумают, — заметил Харальд, убирая меч в ножны. — Полагаю, что это еще не все.
Нечеловечески гневный крик с края леса прозвучал вновь, и там поднялась, сравнявшись макушкой с вершинами деревьев, могучая фигура, чем-то похожая на гоблина. Сверкнули алые глаза, колыхнулся на ветру бело-красный плащ, и исполин зашагал вперед.
Тринадцатый решил сам вступить в бой.
— Иди сюда, громила, — проговорил Олен, думая, чем лучше встретить такого врага — огнем из Сердца Пламени или ударом ледяного клинка. Чтобы вызвать первый, придется отдать все силы без остатка, и провалиться на Верхнюю Сторону. Второй сам даст силы, но зато превратит хозяина в марионетку, куклу на ниточках.
— Что… все, у меня вышло? — неожиданно заговорил Бенеш. — Э, да… что тут такое было?
— Одному из кротов не понравилось, что ты колдуешь над его норой, — буркнул Харальд. — Он и вылез.
— И тар-Готиан погиб… да?
— Ты можешь оживить его? — спросила Саттия. — Или вся ваша проклятая магия только и годится, чтобы убивать?
— Я… э, ну… вряд ли, — признался Бенеш, и девушка отвернулась, пряча заблестевшие глаза.
В центре пехотинцы Тринадцатого удерживали натиск ополченцев, на левом фланге конница ари Вална тоже не могла похвастаться успехами. На правом гномы Ан-чи наступали, и секиры в руках восточных воителей купались в крови. Но противостоявшие им ратники и не думали отступать.
И через поле боя шагал красноглазый исполин, не обращая внимания, что топчет своих.
— Надо его встретить. — Олен подскочил к коню, вспрыгнул в седло. — А то раздавит мне всех… — Он дал шпоры скакуну, и помчался вперед, навстречу разъяренному богу. — Ари Рогхарн, отходите!
Рыжий метнулся следом, но даже оцилану не успеть за пришпоренной лошадью.
Крик был услышан, и таристер, что командовал центром, принялся раздавать приказы. Заорали тысячники и сотники, вымуштрованные лучники откатились назад. Ополченцы, воодушевленные собственным успехом и поверившие, что еще немного, и враги побегут, ничего не услышали.
И только когда над рядами врага воздвиглась гигантская фигура, они поняли, кто им угрожает.
— Ааааа! — грянул многоголосый крик, полный дикого ужаса, и войско мигом превратилось в испуганную толпу.
Кто бросал пики, кто растерянно стоял на месте, кто вертел головой, разыскивая командира. Они не знали и не могли знать, как нужно вести себя в подобной ситуации, и обречены были погибнуть.
Тринадцатый ворвался в ряды пехотинцев, точно слон в заросли кустарника. Только захрустели под ногами у него не ветви, а кости людей, и в стороны полетели не листья, а изуродованные трупы. Ополченцы, испуганно вопя, ринулись назад, несколько рискнувших преградить путь богу погибли мгновенно. Один едва не попал под копыта коня Олена, в последний момент метнулся прочь.
— Не терять строя! — рявкнул Рендалл, пытаясь приостановить бегство.
С таким же успехом он мог дуть навстречу урагану.
Тринадцатый сделал еще пару шагов и оказался рядом. Горящие яростью алые глаза остановились на Олене, конь заржал и попытался сбросить всадника. Тот одной рукой вцепился в поводья, а другую вскинул, отдавая приказ Сердцу Пламени.
Перстень отозвался мгновенно.
Струи малинового огня ударили в Тринадцатого, остановили его на бегу, окутали бурлящим «мохнатым» коконом. Державшая поводья рука Рендалла ослабела, и он выпал из седла. Свалился на плечо, ключицу обожгло болью, в локте хрустнуло, перед глазами потемнело.
Пламенный кокон лопнул, огонь потух, вновь стал виден Господин, обгоревший, но с тем же неистовым блеском в глазах.
— Умри! — проревел он.
Преодолевая боль, Олен откатился в сторону. Туда, где он только что лежал, ударил кулачище размером с валун.
Бог мог покончить с соперником одним пинком, не прибегая к божественной силе.
— Не дождешься! — пропыхтел Рендалл, вскакивая на ноги.
Конь с истошным ржанием рванул прочь. Ледяной клинок сам прыгнул в руку. Полупрозрачное лезвие вспыхнуло, от него полетели белые и синие искры. Тринадцатый остановился, на лице его отразилось нечто вроде неуверенности. Затем над головой бога сгустилось фиолетовое облако, и оттуда на Рендалла с воем ринулись твари, похожие на крылатых рыб из алого тумана.
На мгновение запоздал с ударом, и самый шустрый призрак задел ухо. Боль оказалась такой, будто к месту, откуда содрали кожу, приложили раскаленный прут.
Олен завертелся, как уж на сковородке, полосуя мечом воздух, уклоняясь и атакуя. Ни один простой, сколь угодно искусный воин не отразил бы такого нападения, помогли опыт и умения предков, а также необычайно легкое оружие.
Последняя крылатая рыба сгинула в облачке безвредного серого дыма, и Рендалл обнаружил, что могучий враг подошел вплотную.
Ледяной клинок в руках дрожал, намекая, что пора высвободить всю заключенную в нем мощь, как тогда, во время битвы над Безарионом. Чтобы Олен стал подобен гостям с Нижней Стороны, обрел силу и возможность на равных биться с богом…
Искушение было сильно, казалось, что в голове шепчет мягкий, завлекающий голос. Тот, что звучал в жутких снах-видениях, еще до того, как Рендалл раздобыл Сердце Пламени.
Послушай его, и ты победишь. Но в этом случае перестанешь быть человеком, а Древний Лед ворвется в Алион. Не послушай, и Тринадцатый убьет тебя. Скорее всего, захватит весь мир, но это не уменьшит интереса к нему с Нижней Стороны.
И что хуже? Вряд ли кто-то хотел бы оказаться перед таким выбором…
Фиолетовое облако над головой бога сгустилось в гигантский боевой молот. Тринадцатый схватил его и обрушил на врага. Олен прыгнул в сторону. Молот взрыл землю, полетели черные комья.
В этот момент Рендалл осознал, что не видит ничего вокруг, ни собственного войска, ни рати противника. Исчезли из виду спутники, бегущие ополченцы и белые гномы, чьи секиры были красны от крови. Вокруг поединщиков сомкнулась стена опалового пламени, в котором мелькали голубые, желтые и рыжие языки.
Остался где-то за ней мчавшийся на помощь хозяину оцилан.
— Что за ерун… — договорить Олен не успел.
Громадный и тяжелый на вид молот порхал в руках Тринадцатого как легкий и тонкий клинок. С него летели красные искры, похожие на брызги крови, сердито гудел воздух.
Рендалл вновь отскочил в последний момент, затрепетал в руках меч, посылая по мышцам сладостную судорогу — ответь, нанеси встречный удар…
— Нет! — закричал он, и на лице бога появилось недоумение.
Тринадцатый вряд ли мог подумать, что новый император Безариона в этот момент больше сражается с собой, чем с ним.
Ледяной клинок бился в руках попавшей на крючок рыбиной, и сила, чужая и холодная, волнами текла от него, норовя наполнить тело и вместе с тем подчинить его. Лицо Олена покрывал пот, застывал коркой льда, и таял.
Тринадцатый продолжал атаковать, но более осторожно.
В какой-то момент Рендалл понял, что меч покорился его воле. И тут же ощутил всю его жуткую тяжесть, тот невероятный холод, что струился через шероховатую рукоятку в ладонь, и дальше в тело, заставляя кровь в жилах обращаться снегом, а сердце сбиваться с ритма.
И пока этот холод еще не пожрал Олена, не погасил его сознание, уроженец Заячьего Скока проскользнул под падающим молотом. Вытянувшись так, что заныли мышцы, он выбросил вперед ледяной клинок, смирившийся, но не укрощенный.
И бело-голубое лезвие вонзилось Тринадцатому в пах.
Не в силах удерживать тяжелое и холодное оружие, Олен выронил его, и отскочил назад и вбок. Выставил руку с Сердцем Пламени, но раненый бог не спешил нападать на лишившегося меча противника.
Тринадцатый содрогался, из раны фонтаном хлестала алая кипящая кровь.
— Тварь!!! — от этого крика Олен едва не упал, голову пронзила боль.
Тринадцатый замахнулся молотом, но тот оторвался от рукояти. Потянул вперед руки-щупальца, но они начали таять…
— Тварь… — во второй раз это прозвучало скорее как сдавленный хрип.
Гигантское тело в мгновение съежилось, и на землю упал труп гоблина, такой высохший, точно месяц пролежал на жарком солнце. Откатился в сторону обруч короны с большим драгоценным камнем. Стена опалового пламени начала таять с шипением и треском.
Олен, шатаясь от слабости, сделал шаг и подобрал меч. Тот перестал светиться и сделался похожим на обыкновенный стальной клинок.
— Мяу! — через остатки огненной стены прорвался Рыжий, кинулся к Рендаллу, задрав хвост.
В этот момент оцилан был размером с доброго волка.
— Ничего, все в порядке… — проговорил Олен, пытаясь сообразить, что происходит на поле боя.
Битва, вопреки ожиданиям, и не думала затихать.
Когда Господин сам двинулся в атаку, Ларин фа-Тарин подумал, что безарионское войско немедленно обратится в бегство. Трудно устоять, если на тебя надвигается воин в дюжину локтей ростом, с пылающими алыми глазами…
Сам едва успел увести тысячу в сторону, несколько воинов в соседней погибли под ножищами Тринадцатого.
А потом стало ясно, что кто-то рискнул бросить Господину вызов. Красное пламя окутало бога, и тот скрылся за завесой бурлящих, пляшущих струй. Она распалась, но из-под земли заструилось опаловое свечение, обратилось пузырем, замкнувшим в себе фигуры поединщиков.
Пузырь колыхался, от него исходил сильный жар.
На флангах битва продолжилась, а вот тем, кто находился в центре, оставалось только пятиться.
— Держать строй! — закричал фа-Тарин, понимая, что его воины, привыкшие побеждать без особых усилий, немного растерялись.
«Союзники» погибли все. Господин не сумел сокрушить врагов с помощью божественной мощи и полез в схватку сам. Белые гномы слева и таристеры Золотого государства справа выдержали натиск и наступали, грозя вот-вот опрокинуть войско Тринадцатого.
— Держать строй… — повторил уроженец Серых гор, и тут пузырь из опалового пламени лопнул.
Открылся круг выжженной, истоптанной земли, и в его центре — высокий человек с мечом в руке.
Ларин фа-Тарин решил: что-то случилось с его глазами. Рядом с человеком стоял громадный рыжий кот, и не было никаких следов Тринадцатого, только иссохший труп гоблина.
— Господин… Господин… Господин… — понеслось по рядам воинов.
— Не может быть… — прошептал фа-Тарин, чувствуя, как гаснет внутри теплый огонек, зажегшийся в сердце в тот самый день, когда уроженец Серых гор осознал, что может чувствовать и использовать силу Сокрытого.
Теперь эта сила, позволявшая творить чудеса и побеждать вопреки всему, исчезла.
И это могло означать только одно — Тринадцатый вновь стал бессильным изгоем.
Таким же, каким был многие века, с самого Нисхождения.
— Кровь глубин… — Гном ощутил безумную, опаляющую ярость, вскинул топор и заорал: — Месть!
— Месть! — подхватили воины, и тысяча ринулась вперед, к стоявшему в центре выжженного круга человеку.
Пришла мысль, что разумнее будет сдаться, пока есть такая возможность, признать свое поражение и сохранить жизнь. Но фа-Тарин отодвинул ее прочь, и добавил ходу, на бегу размахивая топором и истошно визжа.
С губ его летела пена, слюни текли по бороде, но он не обращал на это внимания. Не замечали подобных мелочей и остальные воины Господина, вмиг лишившиеся разума и способности контролировать себя. Ставшая бешеной толпой рать бросилась на врага в слепом желании перегрызть ему глотку, и под ее напором попятились даже белые гномы.
Но отступление это было недолгим, и вновь заработали секиры, отправляя роданов к вратам Адерга.
— Мееесть! Месть! — орал фа-Тарин, не замечая, что человек, сразивший Тринадцатого, пропал из виду, что бегут они на ощетинившийся копьями строй.
Тысячника обогнал Наллиен тал-Долланд. Когда повернулся, стало видно перекошенное лицо и выпученные глаза. А потом в затылок эльфу впилась стрела. Поначалу он словно этого не заметил, только через несколько шагов споткнулся и упал, раскинув руки.
На мгновение к фа-Тарину вернулась способность соображать, и он приостановился.
— Что за ерунда… В спину? — тысячник обернулся и удивленно вытаращил глаза, обнаружив, что на опушке стоят альтаро.
Их было немного, но луки в руках черноволосых воинов стреляли раз за разом, и редкая стрела пролетала мимо цели.
— Стоять! — заорал фа-Тарин. — Они сзади! Остановиться!
Но никто его не услышал, а если и услышал, то не обратил внимания на крики гнома, еще недавно бывшего тысячником. Формально говоря, он тысячником остался, только лишился возможности приказывать.
— Проклятье… — прорычал фа-Тарин, оглядываясь в поисках хоть кого-то, кто не поддался общему безумию.
Если сейчас собрать полсотни бойцов и ударить по эльфам…
Он разглядел лицо одного из альтаро, необычайно низкорослого для своего народа, увидел на нем сосредоточенное, деловитое выражение. Перехватил топор поудобнее, и в этот момент что-то тяжелое, как таран из свинца, ударило в грудь. Ларин фа-Тарин уловил скрежет кольчуги, хруст костей, а потом окунулся в мягкую, теплую тьму.
Последней его мыслью было: «Только бы там не встретиться с Господином».
Часть 3
Белое
Качнутся весы, и сгинет весна, исчезнет покой и опора для сна. Дерзнувший начнет свой безумный поход, отправится в путь за живым Древний Лед. И вестники гнева наложат печать, и мир захлестнет белых демонов рать. Небес распахнется разорванный щит, заложенный кровью покой затрещит. И крошево жизни с поддона земли смахнут те, кто жить никогда не могли.
Первое пророчество Вилтана Пространного.
Глава 11. Мятежник
Когда раздался первый подземный удар, Третий Гринч-Нас находился в подвале «Морской крысы», проверял запасы вина. Только добрался до самой большой амфоры, что стояла в углу, как пол вздрогнул, стены качнулись, и сверху донеслись испуганные крики.
— Помилуй нас… Господин, — пробормотал Третий Гринч-Нас и бросился к лестнице.
До вина ли в тот момент, когда опасность грозит жене и детям?
Он взлетел по лестнице, с облегчением увидел, что дверь открыта, жена ждет его на пороге, а дети и слуга уже во дворе.
— Быстрее! — закричал хозяин таверны.
Остров Калнос подпрыгнул, точно игривый жеребенок, дом качнуло. В следующий момент Третий Гринч-Нас понял, что стоит на четвереньках, упершись носом в стену, а из разбитого носа у него хлещет кровь.
Жена подхватила его, и они выбрались во двор.
— Все в порядке… я в порядке… — забормотал владелец «Морской крысы», пытаясь заткнуть ноздрю.
Третий удар оказался гораздо слабее двух предыдущих, но зато проснулся Искрий. Донесся раскатистый грохот, и над вершиной вулкана поднялся столб пламени, вонзился в висящие над островом плотные тучи.
— Что это такое? Что? — жена схватила Третьего Гринч-Наса за руку. — За что боги нас наказывают?
— Обычное извержение… Такое и раньше бывало. Сейчас все прекратится. Смотри, дом наш почти не пострадал, — попытался он успокоить супругу, но та по извечной женской привычке не захотела так быстро заканчивать с печалью.
Залилась слезами, бормоча что-то о нищих сиротах, которыми непременно останутся дети.
— Вот зараза, — тихо ругнулся Третий Гринч-Нас, понимая, что тут не помогут ни старые боги, ни Господин.
Вулкан тем временем продолжал бушевать, выбрасывая облака серого пепла. По склонам змеились ручейки лавы, похожие на потоки огня, и обманчиво тонкие на таком расстоянии.
Тучи, висевшие над островом с того дня, когда Стритон атаковали драконы, начали расползаться. Появился кусочек чистого голубого неба, сначала крохотный, потом больше и больше. Заметив его, Третий Гринч-Нас недоуменно заморгал и забыл про рыдающую жену.
— Неужели… — пробормотал он, думая о том, что видит новую попытку богов вырвать Калнос из-под власти Господина.
Только на этот раз куда более хитрую.
Блеснуло солнце, начали таять обрывки тумана, что до этого днем и ночью висел над островом. И тут вновь раздался подземный рокот, но не от вулкана, а со стороны Слатебова холма, на котором вздымалось громадное святилище, посвященное Тринадцатому.
Третий Гринч-Нас посмотрел на него и онемел от удивления и радости.
Качались острые шпили над крышей, вознесшейся на высоту в сотню локтей. Стены шатались, тряслись белоснежные колонны, как подгибающиеся ноги. Храм окутывала красноватая дымка, настоящие фонтаны ее тянулись к небесам, здание истекало призрачной кровью.
Неужели святилище Господина готово рухнуть? Неужто землетрясение смогло достичь того, что не сумели драконы, направленные на Стритон владыками Небесного Чертога?
— Оставайтесь здесь! — рявкнул хозяин «Морской крысы», и жена, надеявшаяся, что ее будут утешать, удивленно затихла.
Дети залопотали что-то, но Третий Гринч-Нас не обратил на них внимания. Он выскочил со двора и по узким кривым улочкам побежал через город, мимо площади с резиденцией Господина, мимо старой тюрьмы, около которой на месте храма Селиты месяц назад принялись строить новую. И на площади за тюрьмой встретился с парой гоблинов, двигавшихся в том же направлении.
— Ты туда? — спросил один из них, с топором в руке.
— Да, — ответил Третий Гринч-Нас, остро жалея, что не захватил из дома ничего, что мог бы использовать как оружие.
Дальше двинулись втроем.
У перекрестка столкнулись с пятью мужчинами, что бежали в том же направлении. Затем к их группе присоединилась еще одна, в которой были двое бывших стражников с мечами, и один из известных капитанов, Чарт-Рос, избегший службы у Господина только благодаря тому, что потерял руку и отошел от дел.
У его пояса тоже висел клинок, дорогой, с золоченым эфесом и гравировкой на лезвии.
— Покажем им, парни. Вы со мной? — бросил Чарт-Рос, и никто не усомнился в его праве отдавать приказы.
Зрелище рушащегося храма породило в сердцах оставшихся в Стритоне мужчин одно и то же стремление. И они действовали необычайно слаженно, без лишних слов и сомнений.
К окраине города добралась небольшая толпа, вооруженная чем попало — вилами, лопатами, топорами, простыми дубинами, но весьма решительная. Открылись горелые руины княжеского замка и напротив, через ручей — Слатебов холм и храм, оседлавший его вершину.