Глава 14. Семя

Редер ари Налн не сразу понял, что его разбудило.

Рассвет еле сочился в окно, все было тихо в комнате, даже мыши не скреблись у стен, равномерно посапывала девица, призванная согреть этой ночью постель канцлеру Золотой империи.

Догадка заставила вздрогнуть — стих неумолчный шорох дождя, что за последний месяц стал привычным!

Не удержавшись, ари Налн поднялся и подошел к окну. Небо над Безарионом было по-прежнему затянуто тучами, но они рассеивались, истаивали на глазах, расползались жалкими обрывками. С востока накатывало палево-желтое сияние рассвета, а в зените висела полная луна.

«Невозможно! Немыслимо! — подумал он. — До полнолуния еще шесть дней!».

И тут же одернул себя: слово «невозможно» потеряло свое значение в Алионе. Разве можно представить, чтобы йотуны атаковали Великий лес, возродилась династия Безария Основателя, а неведомые летучие чудовища, направляемые тринадцатым богом, попытались уничтожить заложенный два тысячелетия назад город?

И все это, тем не менее, случилось.

Так что дальше можно ждать чего угодно — второй луны на небе, Нисхождения, новой Драконьей Ярости, вторжения неведомо кого из другого мира или воскрешения Восставшего Мага…

В тот момент, когда ари Налн решил вернуться в постель, чтобы еще немного поспать, в дверь постучали, негромко, но настойчиво.

— Что там? — спросил он.

— Мессен, благородный ари Рогхарн прибыл в замок, — ответили из-за двери, — и требует немедленной встречи.

— Я иду, — он не колебался ни мгновения.

Войско во главе с императором выступило из столицы девять дней назад. И если один из главных полководцев вернулся, это могло значить только одно — битва с армией Господина состоялась.

Канцлер поспешно оделся, натянул сапоги, застегнул пояс, на котором закачались ножны с мечом. Любой таристер скорее выйдет на люди босым, чем без острого клинка, да еще и не одного. Но кинжал ари Налн брать не стал — в пределах Золотого замка ему некого бояться.

В коридоре ждали трое вчерашних городских стражников, волею судьбы ставших гвардейцами императора.

— Проводи благородного ари Рогхарна в покой для совещаний, — приказал канцлер одному из них, десятнику.

— Да, мессен, — кивнул тот, и умчался, топая коваными сапогами.

Золотой замок еще спал, и по пути к совещательному покою ари Налн не встретил никого. В самой комнате после вчерашнего собрания Регентского совета прибрали, но ощущался запах горячего воска — пока препирались и решали, свечей сгорело немало.

Едва успел занять место во главе стола, дверь распахнулась, и вошел ари Рогхарн в дорожном плаще, заляпанном грязью. Заклацали по полу длинные шпоры.

— Мессен канцлер, — поклонился полководец.

— Садись и рассказывай, — велел ари Налн. — Может быть, вина? Или поесть? Печи еще не топили, но что-нибудь должно найтись.

— Не откажусь, — проворчал ари Рогхарн, опускаясь на стул.

Пока канцлер звал слуг и отдавал распоряжения, полководец успел скинуть плащ. Под ним обнаружился изрядно помятый ремиз с гербом ари Рогхарнов на груди — белой розой на красном поле.

Принесли кувшин вина, чашку, и ломти холодного мяса на деревянном блюде.

— Ешь, — сказал ари Налн, — и рассказывай. Что с императором? Чем закончилась битва? Где войско?

— Сейчас ты все узнаешь… — ари Рогхарн ел жадно, глотал, почти не жуя, точно не благородный, а обычный селянин из дикого угла графства Файн. — Я со вчерашнего рассвета не слезал с седла… ух, хорошо…

Он допил вино, сыто рыгнул и после этого продолжил:

— Остатки войска числом в две тысячи ари Валн ведет к Безариону. Они будут здесь дней через пять. В сражении при Хаммельне вторгшееся с севера войско уничтожено. Никто не выжил.

— А император? Что с ним? Он ранен? Погиб? — канцлер ощутил нарастающую тревогу: неужели они снова остались без правителя?

— Хм… — ари Рогхарн потупился, потер свою знаменитую челюсть. — Его императорское величество оставил нас.

— Что? То есть как? — ари Налн не выдержал, вскочил.

— Он, э… ушел с теми роданами, что прибыли в Безарион вместе с ним, и еще с владыкой белых гномов, — полководец, привыкший к простым и четким командам, с трудом подбирал слова. — Сами гномы идут к Безариону, собираются вернуться в собственные земли, а он…

Канцлер слушал молча, но внутри у него все кипело: как можно бросить империю в такой момент? Когда завоеванные территории не присоединены до конца, коронные земли разорены войной и непогодой, а многие таристеры еще не знают о том, что Харугот пал, и на троне — новый владыка!

— Отправился ликвидировать опасность для всего Алиона? — спросил ари Налн, когда ари Рогхарн замолк. — И что ты думаешь по этому поводу?

Полководец засопел:

— Приказы нужно исполнять. Он ведь спас Безарион, и на поле боя, там, у Хаммельна, без него мы не имели бы никаких шансов. Вдруг и с миром получится?

— Если не получится, то наша с тобой служба в любом случае теряет смысл, — проговорил канцлер. — Как он сказал? «Слушать распоряжения Регентского совета как меня самого. И ждать моего возвращения. Я обязательно вернусь». Что ж, придется в самом деле ждать и защищать трон. Наверняка найдутся желающие его занять, а у нас с тобой сил — раз-два, и обчелся.

Ари Рогхарн ухмыльнулся, а затем сделал красноречивый жест, показывая, что и с этими силами он свернет шею кому угодно.

— Тогда поступим так… — ари Налн задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Я созову Регентский совет, причем немедленно, и ты расскажешь нам о битве, подробно, со всеми деталями.

— Как будет угодно.

— А потом мы вместе постараемся сделать так, чтобы Безарион смог дождаться законного императора.

Ари Рогхарн кивнул, а канцлер вызвал из коридора десятника и принялся отдавать приказы: разбудить гонцов и отправить к членам Регентского совета, поднять на ноги всю стражу и так далее, и так далее…

Десятник едва успел покинуть комнату, как за окном необычайно ярко сверкнуло.

— Что такое? Опять гроза? — вскинулся ари Налн.

— Не похоже, грома-то нет, — отозвался полководец, и они, не сговариваясь, бросились к двери.

Много ли времени надо, чтобы добраться до площадки на верху главной башни?

Небо над Безарионом было необычайно чистым, без малейшего облачка, луна с него исчезла, как и солнце. Зато на востоке, далеко-далеко, полыхал исполинский белый факел.

— Что это такое, клянусь милостью Великой Бездны? — ари Налн даже не пытался скрыть страх.

— Не знаю, но готов поставить что угодно — без нашего императора там не обошлось, — и ари Рогхарн задумчиво покачал головой.

Олен смотрел на бессмертных спокойно, без страха или гнева, и ощущал только раздражение. Сражаться не хотелось, но он понимал, что миром им пройти не дадут, и живыми не выпустят.

Вот только где Азевр? Кого, как ни его, пускать в схватку первым?

— Явились, — прошипел Ан-чи, и расплылся в радостной улыбке. — Всей толпой, как тогда?

— Молчи, преступник! — изрек Анхил, в этот момент напоминавший эльфа: заостренные уши, темные волосы, зеленые глаза. — Один раз мы помиловали тебя, но сейчас пощады не будет!

— Уйдите сами, — попросил Харальд. — Мы убили вашу сестру, но сделали это, защищаясь. Незачем множить жертвы. Я уверен, что вы еще пригодитесь этому миру, без вас он станет куда хуже.

— И это говоришь ты, прыгающий из-под одних небес под другие, словно блоха? — голос Селиты грохотал, подобно грому. — Ты, на чьих руках кровь десятков, обладавших силой?

— Да, говорю. Я ненавижу вас, бессмертных, но не собираюсь превращаться в орудие вашего истребления… — узкое лицо помрачнело, голубые глаза заблестели кристалликами льда.

Анхил поднял посох, и тот обзавелся копейным наконечником, Сифорна тряхнула сетью.

— Постойте! Так нельзя, да… — поспешно заговорил Бенеш. — Мы стремимся лишь к тому, чтобы спасти Алион. Ведь ему угрожает смертельная опасность, — как всегда, в нужный момент бывший ученик Лерака Гюнхенского заговорил четко и ясно. — Вы же не будете с этим спорить?

— Мы вообще не будем с вами разговаривать, — в руке Акрата возник пылающий лиловым огнем меч, лезвием которому служили десятки переплетенных молний. — Просто убьем, и все.

— Но даже если это вам удастся, Алион погибнет! Нижняя Сторона поглотит его, и не заметит вашего сопротивления, да! — Бенеш ткнул в небо, покрытое паутиной шрамов. — Неужели вы верите, что сможете их остановить? Вас поставили в этот мир хранить его, и не просто его, а семя, которое уронил в Опорные горы Творец! И сейчас вы мешаете ему прорасти, и тем самым спасти десятки миров!

— О чем это ты, смертный? — неприятным, резким голосом осведомилась Слатеба. — Какое семя?

— Это он о Безымянном, — пояснил Анхил. — Да только с чего ты взял, что это именно семя, и что оно может сохранить Алион?

— Оно позвало меня, дало знания и силу.

— Позвало?! — рявкнул Акрат. — Хватит тратить время на разговоры, брат! Все в этом мире должно происходить лишь с нашего соизволения! В нем нет места разным семенам и тем, кто осмеливается вставать у нас на пути!

Слатеба превратилась в огромного паука, со жвал ее потекла черная слизь. В лапе Аркуда появилась усеянная шипами палица, достаточно большая, чтобы ей можно было крушить мосты.

Бенеш в отчаянии замахал руками, словно надеялся этим удержать рвущихся в бой богов.

— Остановитесь, — сказал Рендалл, вытаскивая из ножен ледяной клинок. — Если мы сойдемся, то Алион разлетится вдребезги, точно кувшин после удара дубиной. Это вас не пугает?

— А вот насчет этого не беспокойся, смертный, — проговорил Анхил, и копье в его руках описало длинную дугу, оставляя за собой след из полупрозрачного пламени. — Об этом побеспокоились…

Огонь развернулся в полотнище, что затянуло небо, вгрызлось в землю. Олен почувствовал сильный толчок, будто гора, на которой они стояли, двинулась в сторону. Самым краем уха уловил треск — в неимоверной дали ломалось нечто крепкое.

Снег из-под ног исчез, обратился скалой, твердой, безжизненной и такой гладкой, словно ее равняли лучшие шлифовальщики Серых гор. Они оказались заключены внутри сферы из прозрачного пламени, отрезавшей небольшой участок склона от остального мира.

— Хитры, проклятые, — сказал Ан-чи, — не желают рисковать. Задумали создать отдельное пространство, в котором мы и станем биться, чтобы никому не повредить. Да только это им не поможет…

Он произнес несколько слов на странном, певучем языке, от коих тело Рендалла пронзила слабая дрожь, и сложил руки чашечкой. В них возникли очертания красноватого кристалла, в глубине которого мерцали шафранные искорки и, подобно рыбам, скользили тени.

Олен заметил, как удивился бесстрастный Анхил, как отшатнулся Аркуд. В следующее мгновение меч из кости йотуна сам прыгнул вперед и вверх, потащив за собой руку и прикрыв хозяина. Удар оказался такой силы, что онемело все тело, а звон заглушил остальные звуки.

Рендалла отбросило на шаг назад, и только теперь он увидел, как копье в руках Владыки Неба укорачивается. Разглядел, что еще отразил удар Харальд, а Рыжий пропал из виду.

— Вы сами напросились, атаковали первыми! — рявкнул Ан-чи, и наклонил кристалл в сторону богов.

Тот замерцал, сделался полупрозрачным, и в следующее мгновение занесший палицу Аркуд утробно взревел. Из его тела, разрывая плоть, полезли двойники того камня, что держал в руках Восставший Маг, по ним заструилось нечто прозрачное, не похожее на кровь.

Скарита расправила громадные крылья, рванула вверх, а в ладонях Афиаса возник метательный диск из янтаря.

— Вы сами знаете, что я этого не хотел… — прошипел Олен, сражаясь с терзающей утробу болью.

Боги не могли приказать врагам умереть, Адерг не имел власти просто так открыть для них Врата Смерти. Воплотившись, они потеряли часть могущества, и должны были сражаться с помощью Атрибутов, словно маги, вложившие добрую часть силы в артефакты.

И это делало их уязвимыми.

Аркуд рухнул на землю, туша его расплылась, стала напоминать груду черной шерсти. Но порадоваться победе Ан-чи не успел, на него спикировала Скарита. Сверкнул острый серп, с лязгом ударился о поверхность выставленного для защиты кристалла.

Столб красно-белых искр поднялся на десяток локтей.

Акрат, Громовой Сокол, бросился на Харальда, и меч бога скрестился с клинком йоварингару. Хранитель Справедливости почитался лучшим воином Алиона, но сегодня он встретил достойного противника.

— Нна! — Саттия выпустила стрелу, но ту встретил диск Афиаса.

Оружие вернулось в руку солнечного бога, но через мгновение на ней повис Рыжий. Впился зубами в бессмертную плоть, а все четыре лапы заработали, терзая и кромсая ее. Светоносный качнулся, отступил на шаг, и на лице его возникло крайнее удивление.

Тот, кто не знал, что такое боль, столкнулся с ней.

Анхил ударил вновь, но на этот раз Олен ждал выпада, и встретил его осознанно. Зашипел воздух, раздираемый несущимся с неимоверной скоростью копьем. Рендалл качнулся вбок, и почти сразу прыгнул вперед, чтобы оказаться на расстоянии тычка мечом.

Перед ним возникла Слатеба в облике паука, и пришлось отмахиваться от ее лап.

Сифорна метнула переливавшуюся всеми оттенками синего сеть в Бенеша, к нему же поплыло облако мрака, скрывавшее в себе Адерга. И только Селита и Собирна пока остались в стороне от битвы, и лира в руках среброглазой богини зазвенела негромко и тревожно.

Олен отступил, борясь с всегдашним своим отвращением к паукам, и тут ожило Сердце Пламени. Тонкая, едва ли в палец толщиной струйка огня вырвалась из него, и ударила в отвисшее брюхо Слатебы, прорезала его огнистой чертой. Разом вспыхнули лапы, жвала, полетели во все стороны пылающие куски панциря, из многочисленных глаз хлынули потоки искр.

Визг ввинтился в уши, заставил сбиться дыхание и дрогнуть руки.

«Вот и все», — подумал Рендалл, ожидая слабости, с приходом которой он станет легкой жертвой богов.

Но сил не стало меньше, то ли кольцо расходовало их экономно, то ли что-то изменилось в нем самом после схватки с посланцами Нижней Стороны. Или после того поцелуя?

Но в любом случае, он сумел отразить новый выпад Анхила, и сам пошел в атаку.

Едва сделал первый шаг, как меч в руках утратил тяжесть, а мир вокруг изменился. Земля ушла вниз, огненная завеса, ограждающая пространство битвы, стала выглядеть сплетением тысяч нитей, а тела богов потеряли плотность, сделались полупрозрачными, колышущимися.

Олен вновь ступил на лестницу, ведущую к окончательному преображению.

Теперь он мог видеть все, словно обладал десятком глаз — как Харальд и Акрат рубятся с такой яростью, что клинки их покрылись многочисленными щербинами; как пульсирует груда плоти, оставшаяся от Аркуда, пытаясь вернуть себе форму; как Собирна мягкими кошачьими шагами подбирается к Саттии, а та стоит, будучи не в силах пошевелиться, и внимает звукам божественной лиры…

Искушение было велико: пусти в ход мощь, что помогла сокрушить Санилу, ударь отпущенной силой, и никто из богов не устоит. От бессмертных останутся воспоминания да жалкие стенающие призраки.

Но ты сам сделаешься рабом Нижней Стороны, могучим исполином из тумана, льда и снега, далеким от всего человеческого…

— Не хочу! — закричал Олен, сдерживая собственное тело, что занесло выросший ледяной клинок.

Он вспомнил поцелуй Саттии, его сладость, боль от потери друзей, тоску по погибшим родителям, радости и печали, обретения и потери — все то, что составляет суть человеческой жизни.

И невероятным образом сумел удержаться.

Вспышка ударила по глазам, и он вновь очутился перед Анхилом, чье лицо исказил настоящий испуг.

— Я и так тебя сделаю, — пробормотал Рендалл и бросился в сторону, преграждая дорогу Собирне.

Та зашипела кошкой, ударила по струнам, но что их сладкое пение тому, кто не поддался соблазну почти божественного могущества? Олен взмахнул мечом, и богиня с серебряными глазами отступила.

Битва тем временем продолжалась.

Афиас никак не мог справиться с Рыжим, тот атаковал солнечного бога со всех сторон, исчезал и появлялся, не давая нацелить метательный диск. Бенеш стоял, мрак Адерга и сеть Сифорны были не в силах приблизиться к нему, и над головой молодого мага клубилось зеленое облако, излучавшее резкий, неприятный для глаз свет.

Кристалл из рук Ан-чи исчез, но Скарита больше не пыталась его атаковать. Одно крыло у нее висело, серп был обломан, и богиня луны кружилась в вышине, точно ворона над трупом.

— Поразим нечестивцев! — провозгласил Анхил, и остальные боги, кроме Селиты и временно выведенных из боя Аркуда со Слатебой, оказались рядом с ним.

Загорелись огнем их глаза, и Олен почувствовал, как в лицо уперлось нечто очень твердое. Отчаявшись победить с помощью Атрибутов, хранители Алиона пустили в ход грубую силу.

Ничто не сверкало, не грохотало, не дрожала земля, все выглядело много проще.

Поток, в котором причудливо смешались ледяное дыхание смерти, веяние ветра, ропот моря, треск молнии и звон струн, выдавливал из тел смертных то, что составляло саму их сущность. Выбивал из телесной оболочки сознание, и держаться против него было невероятно трудно.

Рендалл отступил на шаг, краем глаза увидел, как Саттия прикрыла лицо рукой, услышал отчаянный мяв Рыжего. Попытался шагнуть вперед, чтобы добраться до врагов, но не сумел.

Неистовой силы ветер, что не колыхнул бы и листочка, трепал и мял все существо, выворачивал веки, и в реве его звучало торжество.

Олен почувствовал, что его выдергивает из тела, словно орех из скорлупы. Перед глазами поплыло, он переставал ощущать собственное тело, и тут в спину, ноги, плечи словно вцепились десятки крохотных ручек. Что-то скользнуло вокруг шеи, но не для того, чтобы задушить, а дабы поддержать, не дать душе расстаться с плотью. Скосив глаза, увидел, как поперек груди ползет, выбрасывая листочки, тонкий зеленый побег.

Бенеш нашел, что противопоставить владыкам Небесного Чертога и Великой Бездны. Мир перестал расплываться перед глазами, Рендалл понял, что вновь прочно стоит на земле.

Оглянулся — молодой маг дрожал, лицо его корежило от усилий, а из ладоней ползли все новые и новые побеги. Они опутывали Саттию, держали на месте Рыжего и остальных, самого Олена, но под напором божественной силы чернели и умирали. На смену погибшим росли новые, но ясно было, что в этом состязании победа останется за богами.

— Пора пустить в ход крайнее средство… — произнес Ан-чи, вытаскивая из ножен на поясе короткий кинжал.

— Стой! Не надо! — рявкнул Харальд.

— Надо, — ответил Восставший Маг. — Я и так прожил много сверх отведенного срока, и сотворил достаточно, чтобы мое имя запомнили. В тот раз я не рискнул, струсил, ну а сейчас не отступлю. Дам Алиону шанс выжить…

Он размахнулся и вонзил кинжал себе в горло.

Хлынула кровь, и капли ее в полете вспыхнули неистовым пламенем, рядом с которым даже Первородный Огонь показался бы тусклым и жалким. Последний шанс колдуна изменить что-то в этом мире — посмертное заклинание, и у того, кто считался лучшим чародеем Алиона, оно должно было обладать чудовищной силой.