А силуэт поднимался все выше и выше, и только когда из тумана высунулась одна из конечностей, Рендалл понял, что это такое.

Ветка с листьями, только очень большая.

Семя породило древо.

Вот только что оно может сделать с гостями и как спасет Алион?

Громадный дуб стремительно рос ввысь и вширь, и бело-зеленый туман скатывался по бугристой коричневой коре точно вода. И волнами расходилась в стороны сила, не будоражащая или злая, а мягкая и успокаивающая, как журчание лесного ручья.

Дуб стал высотой в милю, в полторы, и испуганно завопил посланец, насаженный на одну из ветвей.

— Он нас раздавит… — проговорила Саттия, глядя на приближавшуюся к ним бурую стену, испещренную глубокими трещинами.

— Не должен… — сказал Олен, и в этот миг исполинское дерево перестало расти в толщину.

С громким шелестом оно тянулось и тянулось вверх.

Глава 15. Древо

Светопреставление случилось на четвертый день после того, как отряд альтаро покинул поле боя под Хаммельном. Они нырнули под сень лесов и двинулись на северо-восток, к Засеке и родным землям.

Тринадцатого и его войска более не существовало, и все были уверены, что худшее позади.

Несмотря на это, Садиэн тар-Роэс не давал своим подопечным расслабиться. Они двигались так же скрытно, как и в те дни, когда только вышли из Великого леса. Селения людей обходили, не оставляли следов, и маги по-прежнему держали наготове защитные заклинания.

Разве что спешить больше не было нужды.

Два дня минули без происшествий, если не считать таковым очередной кровавый дождь, не оказавшийся, к счастью, особенно продолжительным. А вот на третий началось нечто странное…

С востока прикатился отдаленный гром, и отряд эльфов встал без всякой команды. Все почувствовали одно и то же — необоримый, слепой ужас, идущий из самой смертной плоти, которой не будет пренебрегать ни один находящийся в здравом уме альтаро.

— Что… что это? — с трудом выговаривая слова, спросил тар-Роэс.

— Повелительница всего живого… — так же тяжело ответил старший из магов отряда. — Она… что-то… с ней…

Зашелестела под ногами трава, кусты и деревья закачали ветвями. Со всех сторон донеслись истошные птичьи крики, яростный звериный рев, и все это слилось в полный горя стон, пронесшийся над лесом.

— Они словно оплакивают… — предположил Лотис тал-Лотис, сам холодея от собственной догадки.

— Нет, не может быть! — яростно возразил маг. — Что может угрожать Ей, могучей и статной?

Стон затих, ужас рассеялся, и эльфы зашагали дальше. Но мир вокруг них стал другим, изменился. Никуда не делись летающие, ползучие, бегающие и растущие твари, но жизнь словно ушла из них, оставив мертвые, пусть двигающиеся, спаривающиеся и пожирающие друг друга оболочки.

И сами альтаро, наделенные чутьем куда более тонким, чем у других роданов, ощущали себя ходячими трупами. Сердца бились медленнее, руки сгибались с трудом, вяло шевелились мышцы.

Наступил вечер, минула ночь, а утром чудовищной силы ураган с востока смел надоевшие облака. С ревом пронесся он над лесом, сгибая столетние сосны, как траву.

— О боги, а это еще что? — воскликнул стоявший в дозоре Лотис, когда небо на востоке вспыхнуло белым огнем.

— Кто бы знал… — прошептал воин из его десятка. — Разбудим старшего?

Но будить никого не пришлось — все оказались на ногах, а оружие само прыгнуло в руки.

А вскоре оттуда, где пылал, возносясь к небесам, белый призрачный огонь, начали доноситься отзвуки ударов, сотрясавших весь Алион. Кто дрался там, в вышине, какое оружие шло в ход — не догадался бы и мудрейший колдун, но мощь завязавших битву вынуждала прыгать деревья в лесах графства Гедок и наверняка порождала волны в водах Каменного моря.

Лотис тал-Лотис Белая Кость сжимал вспотевшей ладонью эфес меча и почему-то вспоминал того человека, которого он пытался убить прошлым летом, того, кто стал новым императором людей…

Олена Рендалла.

Почему — сам понять не мог, но лицо того упорно вставало перед глазами.

Кое-кто из эльфов попытался молиться, но молитва не пошла, слова замерзли на губах, будто те, к кому они были обращены, оказались слишком заняты для того, чтобы преклонить слух к просьбам смертных.

Удары катились по миру, и тот менялся. Искажалось что-то в сути вещей, в том естественном ходе событий, что был нерушим многие тысячи лет. Точно серым пеплом затягивались небеса, неестественно дрожала твердь.

Что все это значит, и что происходит, Лотис и прочие воины, не обладавшие даром мага, не рисковали даже предположить. Растерянными выглядели и ничего не понимавшие чародеи.

Когда удары прекратились, все вздохнули с облегчением, а Садиэн тар-Роэс сказал:

— Похоже, что все. Мир не рухнул и, глядишь, так и дальше простоит.

— Хотелось бы в это верить… — буркнул кто-то из десятников.

Они успели развести костер и позавтракать, и тут случилась новая напасть — лопнуло небо. Предупреждающе закричал один из дозорных, и все оцепенели, задрав головы.

По казавшемуся таким прочным небосводу бежали трещины, тонкие-тонкие отсюда, с земли. Кусочки голубой и серебристой тверди выпадали, а в образовавшиеся дыры лезли существа, похожие на насекомых.

А в голове Лотиса звучало первое пророчество Вилтана Пространного: «Качнутся весы, и сгинет весна, исчезнет покой и опора для сна. Дерзнувший начнет свой безумный поход, отправится в путь за живым Древний Лед. И вестники гнева наложат печать, и мир захлестнет белых демонов рать. Небес распахнется разорванный щит, заложенный кровью покой затрещит. И крошево жизни с поддона земли смахнут те, кто жить никогда не могли».

Небо и вправду распахнулось, и белые демоны ворвались в пределы Алиона.

Так что, все они обречены? И смертные, и бессмертные, нищие и императоры, эльфы и гиппары? Древнему Льду все равно, что обращать в свою плоть, кого убивать и замораживать.

— О нет… — вырвалось у Садиэна тар-Роэса.

Прорвавшиеся сквозь панцирь небес существа летели на восток, стремились туда, где недавно полыхал белый факел, а сейчас вздымалось изумрудное облако, похожее на древесную крону.

Когда в нем обозначились тонкие черточки-ветви, Лотис тал-Лотис едва удержался от вскрика — Великое Древо здесь, в Алионе! А значит — появился шанс остаться в живых, если верить легендам альтаро, принесенным их далекими предками из другого мира.

Если верить сказкам…

Древо вздымалось выше и выше, подпирало рассыпавшийся небосвод, и чужаки мчались к нему, как ночные бабочки — на огонек свечи. Они издавали крики, заставлявшие кровь в жилах обращаться в лед, а пыльца с полупрозрачных крыльев становилась снегом. Полотнища метелей развертывались в вышине, чтобы медленно упасть на Алион.

Верхушка Древа пробила небо, пропала из виду, и мир вздрогнул, точно корабль, налетевший на отмель. Лотиса бросило наземь, попадали его соратники, по лесу понесся треск ломающихся деревьев.

И воин пятой ветви ствола Алого Заката поклялся чем угодно, что равновесие в этот момент потеряли роданы во всех концах Алиона, и многие строения не пережили сотрясения. Что вулканы выплюнули струи пламени, а многострадальную плоть земли рассекли трещины.

Некая могучая сила поймала мир, как брошенный шарик.

Когда Лотис сумел прийти в себя и подняться на ноги, крылатые существа исчезли, а далеко на востоке, мерцая призрачной зеленью, высилось Великое Древо. Торчали его ветви, вершина уходила за небеса, а низ ствола — под горизонт, так что видимым оставался лишь кусок в середине.

И несмотря на то, что мир продолжала терзать жестокая судорога, а небо походило на решето, эльф был уверен в том, что все закончилось. Что не будет больше разрушений и кровавых дождей, вторжения чудовищ или явления древних богов, что можно спокойно возвращаться домой.

И жить, а не выживать…

В тот момент, когда верхушка исполинского дуба коснулась небесной тверди, Олен услышал тонкий звон. Гости отчаянно ринулись на ствол со всех сторон, точно громадные уродливые дятлы. Но их челюсти, способные давить камни и впиваться в алмаз, оказались бессильны против бурой коры. Один соскользнул, второго стегнуло проносившейся мимо ветвью.

Зрение Рендалла исказилось, как-то раздвоилось, он одновременно увидел, как пышная зеленая крона продавливается через границу Алиона наверх, и то, как мощные корни, продравшиеся через плоть мира, высовываются с другой стороны. Корни и листья коснулись Предвечной Тьмы в один и тот же миг, ее исполинское тело заколыхалось, по нему пошли волны.

Десятки миров, что разноцветными шариками висели неподалеку, вздрогнули.

А дуб продолжил расти, ветви и корни рванули в разные стороны с неимоверной быстротой, в мгновения одолевая расстояния, какие человеку не пройти и за целую жизнь. Они стали призрачными, потеряли плотность, но не распались под напором Госпожи и ее обитателей.

Вот один из корней зацепил мир, медленно опускавшийся туда, где в неизмеримой дали полыхал костер Верхней Стороны, и тот остановился. Ветвь захватила другой, и он замер, перестав рушиться в алчную пасть Нижней. Мгновение, и Великое Древо оказалось в дюжине миров, двигавшихся в разных направлениях.

Ствол его растянулся, но выдержал, и светящиеся шарики с заключенными в них роданами, богами, титанами и прочими существами повисли, избежав кто близкой, кто отдаленной катастрофы.

Алион едва не разорвало пополам, Олен и Саттия с трудом сохранили равновесие. Увидели, как по населенной смертными плоскости пошла очередная волна разрушений — падали дома, вздыбливались новые горы, посреди океана появлялись острова, а в сушу вонзались только что родившиеся заливы.

Погибали десятки тысяч, умирали с проклятиями на устах, и черный дым поднимался к дырявому небу.

Но зато посланцы разразились полным разочарования воем, и начали лопаться, словно пузыри на воде. Сначала поодиночке, затем десятками, и вскоре все чужаки сгинули из Алиона.

— Какое красивое… — прошептал Олен, оглядывая переставшее расти Великое Древо, что связало три десятка миров, в число которых наверняка попал и Вейхорн. — Неужели по нему можно путешествовать?

Тут зрение вновь стало обычным, и Рендалл осознал, что стоит на перевале, рядом — Саттия и Рыжий, а в дюжине шагов от них поднимается буро-зеленая стена. Жестокая боль вырвала из его горла стон, а пришедший сверху удар заставил согнуться, глаза закрылись сами.

— Можно, — ответил голос, похожий на голос Бенеша, но тихий, шелестящий. — Только это непросто.

Олен с трудом вогнал воздух в стиснутую грудь, и поднял веки.

Бывший ученик Лерака Гюнхенского стоял неподалеку, весь зеленоватый, словно обсыпанный светящейся пылью. С плеч его спадала длинная мантия, а в руке был толстый посох.

— Ты… что с тобой? — не сдержала удивления девушка.

— В этом мире стало одним хранителем больше, — ответил Бенеш без привычных своих «ну», «э» и «да». Сам он стал выше и будто старше, глаза заполнил изумрудный свет, изгнавший безумие. — И не только в этом. Везде, где раскинуло ветви Великое Древо, пребуду я, чтобы надзирать за ним. Каждый мир, как и каждый смертный, есть соединение несоединимого — огня и льда, любви и ненависти, жизни и смерти, высокого и низкого. Только через тебя могли соединиться столь враждебные друг другу предметы, как эти, — он указал на ледяной клинок и Сердце Пламени. — И только нечто подобное, — последовал кивок в сторону зелено-бурой стены, — может удержать его от гибели. Причем не один мир, а сразу много. Недаром учения мудрецов часто говорят, что в одиночку нет спасения…

— Но как… — Олен поглубже вздохнул, пытаясь справиться с ошеломлением: молодой маг стал почти что богом? Тот, кому они помогали, чуть ли не вытирали сопли и защищали от врагов, поднялся на неизмеримую высоту? — Правильно ли я понял, что мы теперь можем не бояться Нижней Стороны?

И он рассказал о том, что видел.

— Правда, — кивнул Бенеш. — Ее гости тратили чудовищные силы, чтобы раньше времени добраться до Алиона и помешать семени прорасти. Теперь в этом нет смысла, ничто не бросит наш мир в ледяную утробу. Но пока твое оружие на свободе, искушение будет оставаться.

— Так что же делать с ним, клянусь Селитой?

— Верни на место, туда, откуда взял. А кольцо сними, и научись обходиться без него. — Хранитель Великого Древа улыбнулся, и улыбка эта оказалась холодной и чужой. — Твои предки могли это делать?

— Ну, да…

— А скажи, ведь теперь ты знаешь, — поспешно вмешалась Саттия. — Откуда взялось это дерево? Неужели Безымянный все эти тысячелетия хранил семя? И кто поместил его сюда?

— Любопытство неизбывно, — сказал Бенеш. — Слушай же. Есть Огонь и Лед, есть Тьма между ними, и есть то, что противостоит ей — Жизнь, великая, неистребимая и вечная. Главные пары, на кресте из них держится мироздание. Силу жизни мы привыкли видеть вокруг, и поэтому не замечаем, и заключена она в мирах, таких хрупких сферах, чью оболочку может разрушить иной неосторожный маг. Некогда они возникли из кусков обледеневшего пламени, и в большинстве зародилась жизнь, а в некоторых — зародыши, призванные продолжить процесс Творения на совершенно новом уровне. Одним из таких был Безымянный…

Миры обречены носиться между Нижней и Верхней Сторонами, вымерзать или выгорать до тех пор, пока они не попадут в сферу притяжения начавшего прорастать зародыша. Если это случается, то они останавливаются, и жизнь двигается далее. Как — это не открыто даже мне.

— А откуда взялись боги? — начав задавать вопросы, четвертьэльфийка не собиралась останавливаться. — Кто поставил их оберегать Алион? Ведь они не зародились в нем, как титаны в Вейхорне?

— Если есть хозяева Древнего Льда, повелители Первородного Огня и владыки Предвечной Тьмы, почему не быть неким господам Жизни? Где они и кто — не постичь и мудрейшему из богов, не говоря обо мне. — Бенеш вздохнул. — Слишком много во мне осталось от человека. Кстати, о богах. Хорошо, что напомнили… Настала пора освободить бедолаг, хватит с них.

И он поднял руку, указывая за спины Рендалла и Саттии.

Там из облака белого сияния восставали те, кто еще недавно безраздельно царил в Алионе: окутанный венцом молний сокол, тьма Адерга, сапфировый поток Сифорны и серебристое свечение Собирны.

— Они потеряли часть собственного могущества, и еще — изменились, — продолжал Хранитель. — Громовой Сокол теперь станет еще и Небом, Афиас приобрел второй, ночной лик, а Селита приняла в свое лоно все, что растет и движется. К этому нужно привыкнуть, и это займет время…

— Будут храмы не Двенадцати, а… Семи? — спросил Олен, и рука его, лишавшая бессмертных жизни, дрогнула.

— Наверное. Но это ты и сам увидишь. Не так много времени нужно на подобные изменения.

Светящиеся фигуры богов поднялись и истаяли в небе, Нисхождение закончилось, и Алион устоял. Подувший с севера ветер напомнил, что Рендалл и Саттия находятся на большой высоте, притащил кудрявые мелкие облака.

— Долго оставаться тут нет смысла, — сказал Бенеш. — Я думаю, мы еще увидимся… В час крайней нужды вы сможете прийти сюда, а я, надеюсь, не потерял возможности ходить по дорогам смертных.

— Отсюда до Безариона не один день пути, — проворчала Саттия.

— Я открою для вас коридор до Вечного леса, чтобы вы могли избавиться от меча. Но над тем, что внутри, я не властен…

— Мяу! — подал голос оцилан, и пылающие зеленью глаза Хранителя Великого Древа обратились вниз, на мохнатого рыжего зверя.

— Конечно, как я мог забыть. Ведь ты оттуда родом? — Бенеш нагнулся и потрепал зверя по голове. — Он отведет вас. Идите. И до встречи…

— До встречи, — ответил Олен, пожимая протянутую руку, а девушка неожиданно сделала шаг вперед и обняла ученика мага.

Тот вздрогнул, сделал движение отстраниться, но сдержался. А когда они зашагали вниз по склону горы, оглянувшемуся Рендаллу показалось, что по щеке Хранителя медленно, будто капля смолы по сосновой коре, скатилась слеза.

Остался позади пояс снегов, потянулись каменистые склоны, и только тут Олен осознал, что именно произошло сегодня.

— Не могу поверить… — сказал он, облизывая пересохшие губы. — Неужели… все?

— Нет, не все! — сурово одернула спутника Саттия. — Еще нужно положить на место эту штуковину.

— Это понятно, но, в общем — все. Нет Харугота, и Тринадцатый сгинул, и посланцы более не потревожат покой Алиона… — он говорил все быстрее и быстрее. — Не нужно спешить и рубиться с кем-то…

— Как же, не нужно спешить. А твоя империя? Ты про нее забыл? Если не вернуться вовремя, мигом утащат.

Четвертьэльфийка, как и все женщины, отличалась завидной практичностью.

— Да я не о том… — махнул рукой Рендалл. — Нет больше груза на плечах, обязанности перед собой. Месть свершилась, путь пройден, и ничто на тебя не давит. Можно даже радоваться, если забыть о тех…

О тех, кто не дожил до этого дня.

Кто погиб ради того, чтобы наследник Безария Основателя достиг цели.

Жители деревни Заячий Скок, Гундихар, Арон-Тис, Махрид Богалак, Хельга и Рик, тар-Готиан и орочьи маги, Харальд и Ан-чи. Родившиеся недавно и тысячелетия назад, в разных мирах, по крови принадлежавшие к самым разным народам — все они оказались в одном строю.

На мгновение у Олена сдавило горло.

— Не думай об этом, — сказала Саттия, кладя руку ему на плечо. От узкой ладошки словно пошло успокаивающее тепло. — Мертвых нужно помнить, но не отдавать им свою силу, а пополнять ее воспоминаниями. Другого способа оказать им почести не существует. Даже памятники не годятся…

Рендалл нашел в себе силы судорожно кивнуть.

Они спускались до самого вечера, а потом еще полдня потратили на то, чтобы дойти до границы лесов. И здесь перед ними, как и обещал Бенеш, раскрылся лесной коридор, ну а внутри встретила знакомая тишина, мощный запах зелени и ковер густой изумрудной травы под ногами.

Они шли не торопясь, и Рыжий бежал впереди, задрав пушистый хвост.

Олен учился жить заново, учился дышать свободно. Глядеть по сторонам просто так, а не отыскивать засаду, не вслушиваться, ловя шаги подкрадывающегося врага, и не спать вполуха, чтобы не проворонить нападения.

Он знал, что потом, на императорском троне, ему придется научиться всему этому заново, но пока наслаждался тем, что ничего не должен опасаться, что ничто и никто ему не грозит.

Они шагали вдвоем с Саттией, как в самом начале пути. Но если тогда Рендалл был испуганным поселянином, ошалевшим от потери близких и от чудных событий, то сейчас он понимал, кем является, и четко знал, куда и зачем идет. И еще — они не скрывали друг от друга собственных чувств.

И это было здорово.

Лесной коридор словно ощущал их настроение, и не спешил заканчиваться. Если путь от Хаммельна до северных предгорий Опорных гор занял у отряда два дня, то куда более короткая дорога до Вечного леса продлилась почти трое суток. На четвертый день впереди показалась арка входа, а за ней — стена деревьев с зелеными стволами, прямыми ветвями и листьями цвета расплавленного золота.

Вечный лес, осколок иного мира, заключенный в плоть Алиона.

— Вот я и вернулся туда, откуда все началось, — сказал Олен, когда они вышли из лесного коридора.