— Не хочется туда идти? — спросила Саттия.

— Нет, не хочется, — он поежился, вспоминая пережитые в Вечном лесу ужас и чувство бессилия.

Под сводами древней чащи, несмотря на ясный день, царил туманный сумрак, а земля между стволами выглядела неестественно голой, словно трава брезговала расти в проклятых дебрях.

Рыжий остановился, вопросительно глянул на спутников и ободряюще мяукнул.

— Идем-идем, — сказал Олен. — Деваться некуда.

— Выберемся, не из таких передряг вылезали, — заметила Саттия, и они шагнули под золотые кроны.

На уши навалилась тишина, не такая, как в лесном коридоре, а неестественная, мертвая. Солнечный свет померк, и девушка, взглянув вверх, удивленно вскрикнула. Рендалл знал, что она там увидела — светло-желтую поверхность, похожую на рыбий пузырь.

И никаких признаков глаза Афиаса.

Но надо отдать Саттии должное — она быстро справилась с собой, перестала дрожать и испуганно оглядываться.

— Мяу! — сказал оцилан, и в голосе его прозвучала радость вернувшегося домой существа. — Мяу! Мяу-муррр…

Он вел их еле заметной тропкой, вьющейся между древесными великанами, чью изумрудную кору покрывали неглубокие канавки. Попадались ручейки, узкие и необычайно чистые, так что можно было разглядеть каждую песчинку на дне, несколько раз натыкались на круглые озера.

Паучьи ловушки Рыжий обходил стороной, и вообще они не встретили никого живого. Ни в первый день, ни во второй, когда стали попадаться поляны, поросшие серо-золотистой травой.

Увидев на одной из них черные округлые камни, Олен вспомнил столкновение с призраками йотунов. Но в этот раз антрацитового цвета монолиты оказались мертвы, желтый туман не клубился вокруг них, и давно умершие орданы не думали затевать чародейские пляски.

Поляна с камнями осталась позади, и примерно через милю кот вывел роданов к покинутому городу.

— Корни и листья… — потрясенно сказала Саттия.

Над грудами обломков поднимались здания, большие, как замковые башни, с синими куполообразными крышами и пунцовыми стенами. Тянулись улицы, выложенные белыми и черными плитами, меж ними торчали пучки травы. Кое-где стояли изваяния уродливых тварей, мало похожих на людей или эльфов.

В вышине болталось зеленое солнце.

Город был тот самый, в который угодил убегавший от Чернокрылых Рендалл, но кое-что казалось иным. Тогда, год назад, ощущалась исходившая от руин угроза, теперь же это были просто развалины, древние, зловещие, но при этом опасные лишь возможным обвалом.

Удушающее подобие жизни, свившее себе здесь гнездо, ушло или скорее уснуло.

— Пойдем, — Олен взял девушку за руку. — Нам нужно в самый центр, к одному красивому храму.

Мостовая под ногами отозвалась знакомым стуком, накатил было страх, но тут же отступил.

Город проплывал мимо, жуткий, уродливый, и местами выглядевший так, словно его оставили только что. Темнели щели, заменявшие окна и двери, сочетание черного и красного цветов резало глаза. Статуи из желтого, серого и белого камня зло пялились на гостей.

Одноглазые карлики, четырехногие страшилища вовсе без голов, многогрудые женщины, свиньи со щупальцами вдоль спины и громадные жабы с крыльями — неужели создатели города запечатлели самих себя?

Зеленое солнце припекало, по спине Рендалла струился пот.

Прохладнее стало, когда они вышли к мощеной голубовато-зелеными плитами площади, в центре которой высилось циклопическое сооружение — стального цвета пирамида, водруженная на кубическом основании и окруженная колоннами. С грани, обращенной к гостям, подмигнул огромный глаз с вертикальным зрачком.

На вершинах колонн виднелись статуи, а в центре основания чернел овал входа.

— Здесь ты нашел меч? — спросила Саттия. — Это сооружение выглядит новым, только что построенным.

— Нет, не здесь. Тут начинается коридор к тому месту, где лежал клинок, — сказал Олен, и почувствовал зов пирамиды. Ему захотелось войти, окунуться в приятную полутьму, вновь ощутить сладковатый запах.

Этот зов никуда не делся, он просто ослабел.

Но в этот раз наследник трона Безария Основателя шел внутрь по собственной воле, и шел не один.

— Мяу? — Рыжий глянул человеку в лицо, и нетерпеливо дернул хвостом.

— Мы идем, — отозвался Рендалл.

Исчерканная угловатыми знаками стена основания; крылатая тварь на колонне, коридор с гладкими стенами; арка, охраняемая статуями мускулистых человекоподобных существ с волчьими головами; бугристый пол, и пустынный зал, занимавший чуть ли не весь объем пирамиды.

Статуи у стен, а в центре — прямоугольная плита из черного камня, везде толстый слой серой мохнатой пыли, пылинки танцуют в воздухе. И на полу — следы человека, оставленные почти год назад.

— Надеюсь, что нас пропустят и в этот раз. — Олен, поднимая серые облачка, прошагал к черной плите. — Держись крепче…

Наклонился, вглядываясь в линии на черной поверхности, образующие сложный рисунок. Ощутил, как Саттия сжала его ладонь, услышал сердитое шипение оцилана, и по ушам ударил рев урагана.

Мгновение, и он стих.

— Так это что, мы остались там же, где и были? — в голосе девушки прозвучало разочарование.

— Присмотрись внимательнее.

Зал выглядел почти так же, вот только статуй у стен не было, а слой пыли на полу оставался не потревоженным. Темнел овал выхода, и ощущался запах — скорее кислый, а не сладкий.

— Настала пора вернуть его на место… — Рендалл понимал, что уговаривает сам себя, и что расстаться с ледяным клинком будет непросто.

Кто же добровольно откажется от такого могущества?

Олен сумел расстегнуть пояс, снять ножны, но затем замер, не в силах выпустить их из рук.

— Ну что же ты, давай! — воскликнула Саттия.

— Мяу! — поддержал ее Рыжий.

А Рендалл, не отрываясь, смотрел на прямой длинный клинок в ножнах из мягкой коричневой кожи. Рифленая рукоятка матово поблескивала, на ее оконечности виднелся шарик размером со сливу.

Это оружие помогло ему победить, отомстить за родителей, повергло в прах всех врагов, что встали на дороге. Но оно же чуть не погубило его, едва не обратило в холодную пустыню весь Алион. И что самое страшное — чуть не сделало Олена рабом собственной силы.

— Спасибо… — сказал он. — Надеюсь, что никто и никогда более не найдет тебя…

Клинок из кости йотуна, бывший только что неимоверно тяжелым, стал легким, точно перышко, когда Рендалл опускал его на черную каменную плиту. Олен помедлил… и отнял руки.

— Теперь, клянусь Селитой, осталось еще одно… — Сердце Пламени не пожелало слезать с пальца, точно успело пустить корни, а в теле возник знакомый раздражающий зуд. Если не снять перстень, то вскоре этот зуд превратится в терзающий плоть пламень, ну а тот — изольется наружу. — Шевелись, чтоб тебя!

Олен дернул сильнее, чуть не заорал от боли, но не остановился. Сорвал перстень из красного металла и сунул в карман.

— Все? — спросила Саттия.

— Все, — ответил Рендалл. — Теперь я обычный человек, не могу рубить скалы и сжигать роданов. Нужен ли тебе такой?

— Что за дурацкий вопрос! — возмутилась девушка, и ответила на него самым красноречивым образом.

А потом они прошли узким петляющим коридором, и вновь оказались на площади посреди мертвого города.

Но сам город был иным, а над площадью вздымалась колоссальная скульптура: обнаженное существо, напоминающее человека, но покрытое чешуей, душило громадного лебедя. Крылья птицы топорщились похожими на копейные наконечники перьями, когтям позавидовал бы орел. Две головы исполина, будто отобранные у большущей ящерицы, терялись в низко ползущих облаках.

— Ничего себе… — прошептала Саттия. — Они похожи на окаменевших богов… А может, так и есть?

Рыжий показывал дорогу, и они шли меж янтарных конусов, сложенных из небольших блоков. Черные головы на высоких постаментах, что торчали на перекрестках, пучили слепые глаза. Частенько встречались развалины, выглядевшие так, словно на них наступила нога исполина.

Впереди показалась стена леса, и вскоре путники оказались под его золотистыми сводами. Зеленое солнце потухло, его место заняла светящаяся желтая поверхность.

Когда мертвый город исчез из виду, Олен вздохнул с облегчением — руины, среди которых нашел убежище явившийся неведомо из каких глубин времени ледяной клинок, тянули его и манили, словно распустившийся цветок — пчелу. Хотелось вернуться, заново взять рифленую рукоятку, посмотреть на полупрозрачное лезвие, внутри которого пляшут белые огоньки, похожие на снежинки.

Но с каждой оставшейся позади милей это притяжение слабело, превращалось в сосущую невнятную тоску.

А на следующий день они вышли к границе Вечного леса. Впереди показались обычные для эльфийской чащи лесные гиганты — серые стволы, водопады вьюнков и облака листвы. На небо вернулось солнце, шафранно-желтая хмарь отступила к самому горизонту.

— Мяу, — сказал Рыжий и остановился.

— Ты не хочешь идти дальше? — спросил Олен, глядя прямо в золотые глаза, лишенные зрачков.

— Мяу, — оцилан подошел к Рендаллу, и принялся тереться о его ноги, оставляя на штанах клочья рыжей шерсти.

— Он дома, — голос Саттии чуть заметно дрогнул. — Он и так сделал для тебя столько, сколько иной родан не совершит за целую жизнь.

— Я понимаю, но, клянусь Селитой… — Олен нагнулся, погрузил пальцу в густую и мягкую, точно пух, шерсть. Почесал кошака за ушами, затем у основания хвоста, и тот благодарно замурлыкал. — Мне будет тебя не хватать, дружище.

— Мяу! — Рыжий развернулся и бодро затопал обратно.

Последний раз оглянулся и скрылся в зарослях.

Олен вздрогнул — ему показалось, что вырвали кусок из его собственного сердца. Первый шаг дался тяжело, второй чуть легче, и тут еще Саттия положила руку на плечо, помогая справиться с душевной болью.

Они прошли границу Вечного леса, и на уши обрушился лесной шум — песня соловья, отдаленный крик выпи, шорох травы под ногами. После безмолвия золотой чащобы все это показалось необычайно громким.

Двое, человек и четвертьэльфийка, двигались теми местами, в которых они были чуть меньше года назад. Только в этот раз шли пешком, и не висела на плечах погоня. Вообще хозяева этих мест не показывались на глаза, словно альтаро убрали все патрули с приграничных земель.

Олен, впервые за многие дни лишившийся меча на поясе, чувствовал себя голым. По ночам ему снились одни и те же сны: он обретал прежнее могущество и силу, вновь был в руке клинок из кости йотуна, легко рассекавший тела врагов, и волны послушного пламени качали наследника Безария Основателя. И он боялся только одного — выдать себя криком или стоном, дать Саттии основания подумать, что не все с ним в порядке.

Карман оттягивало, холодея с каждым днем, Сердце Пламени.

Принесенное из другого мира кольцо, оторванное от живой плоти, понемногу засыпало.

Рендалл знал, что и оно, и ледяной клинок видят в дремоте его — последнего человека, пускавшего их в ход. Ведь всякое оружие — ничто без держащих его рук, и любая магическая мощь не стоит ломаного гроша без горячего сердца, что питает оружие собственной силой.

И еще он помнил о том, что стал йоварингару, что его ждут долгие века жизни, но думать об этом пока не хотел.

Весна потихоньку уступала место лету, и не сеялись больше с неба бесконечные дожди. Да и сам голубой купол понемногу зарастал, исчезали шрамы, оставшиеся после вторжения гостей с Нижней Стороны. Вовремя восходили луна и солнце, и чувствовалось, что понемногу восстанавливается обычный, ну или без малого обычный порядок дел в Алионе.

Боги пали, уступили часть власти над миром, но многое в нем осталось так же, как и ранее. Только на востоке, в вышине, появилось Великое Древо, с определенного момента переставшее уменьшаться по мере удаления от него.

Уроженец Заячьего Скока подозревал, что оно будет выглядеть одинаково и из пустыни сиранов, и с Каменного острова — уходящий в небо бурый ствол, растопыренные ветви, облака, цепляющиеся за листья, сравнимые с ними по размерам.

На пятый день после выхода из Вечного леса Олен и Саттия прошли через Засеку, линию громадных дубов, что обозначает границу между человеческими землями и владениями альтаро.

Обитатели первого попавшегося на пути селения вытаращили глаза на путников, явившихся со стороны Великого леса. Но стоило сверкнуть золотой монете, селяне мгновенно сделались угодливыми и предупредительными, и для путников нашлось два коня на продажу.

Они были так себе, обычные крестьянские лошади, не привыкшие ходить под седлом, но выбирать не приходилось.

— Осталось совсем немного, — сказал Олен, когда крыши селения исчезли из виду. — Доехать до Безариона.

— Всего-то шестьсот с небольшим миль, — фыркнула Саттия. — Лишь для того, чтобы узнать, что творится с твоим наследством?

В первом же городке сменили лошадей на более породистых, а Олен заглянул в оружейную лавку. Оттуда вышел с мечом на поясе — обычным пвартером, который не поможет убить бога, но зато и не предаст, сделав хозяина игрушкой в руках иномирных сил.

Двое всадников, не привлекая ничьего внимания, проехали герцогство Вителия и оказались в пределах Золотой империи. Весна сменилась летом, минул год с того дня, как сгорел Заячий Скок и Рендалл бежал из собственного дома.

В подчиненных Безариону землях все было спокойно, хотя ходили самые дикие слухи о том, что именно случилось с Харуготом и кто сейчас сидит на троне. Говорили о возвращении свергнутого почти двадцать лет назад императора, о том, что консул убил себя сам, зачаровав насмерть. Но все соглашались в одном — теперь-то уж точно будет лучше.

Олен слушал эти разговоры с непроницаемым лицом.

Болтали еще и о том, что многие таристеры, что познатнее и посильнее, решили воспользоваться ослаблением власти и в открытую объявили о неповиновении. С юга приходили известия о восстании в Терсалиме и в недавно присоединенных землях, что принадлежали королевству Лузиания.

И вот это-то как раз походило на правду.

Люди с испугом поглядывали на поднимавшееся из-за горизонта Великое Древо, понемногу привыкали к нему. Торчит и пусть себе, не падает и податей не требует — и то ладно.

На одиннадцатый день первого летнего месяца показался Лиден, а чуть позже — вывеска с небольшим водопадом. Постоялый двор под названием «Горный ручей» ничуть не изменился, как и его хозяин.

Увидев Саттию и ее спутника, он самым непотребным для эльфа образом выпучил глаза, а затем принялся ругаться так, что посрамил бы даже портового грузчика откуда-нибудь из Терсалима. В «Горном ручье» пришлось задержаться, и за проведенные здесь сутки Олен едва не умер от обжорства.

Потом с трудом взгромоздился на лошадь, и в себя пришел, только когда они увидели золотистые стены Безариона.

— Вот он… — сказал Рендалл, чувствуя, что сердце начинает биться чаще, как и год назад. — Хорошо, что не в осаде.

— И разрушений поменьше, — добавила Саттия, чьи глаза по зоркости далеко превосходили человеческие.

Столица империи в самом деле выглядела куда лучше, чем в тот момент, когда Олен покинул ее. Пострадавшие во время битвы с Древними башни опутывала сетка строительных лесов, не было видно груд развалин, к распахнутым воротам тянулись телеги с бревнами и тесаным камнем.

С двоих всадников взяли пошлину, и только после этого пустили внутрь города.

— Интересно, — начал Рендалл, осматривая шумную улицу, распахнутые двери лавок и яркие вывески, — нам так и придется тащиться до Золотого замка, и колотить в ворота головами?

— Не придется, — уверенно ответила девушка. — Редер ари Налн наверняка расставил наблюдателей по всем дорогам, и уже знает о нашем появлении. О, нас уже встречают…

Мгновением позже и сам Олен различил в уличном гаме топот копыт и равномерное погромыхивание.

— Точно… — только и успел сказать он.

Из-за поворота вылетели всадники на могучих конях, сверкнули под солнцем таристерские доспехи, шарахнулись в стороны прохожие. Редер ари Налн, Навил ари Рогхарн и Одивар ари Валн натянули поводья, спешились и под удивленными взглядами горожан встали на одно колено и склонили головы.

— Мессен, — сказал канцлер, подняв взгляд на Олена, — мы счастливы приветствовать вас в городе ваших предков. Трон ждет вас, Регентский совет готов доложить обо всем, что случилось в ваше отсутствие.

— И много случилось? — поинтересовался Рендалл.

— Боюсь, что да, мессен, — осторожно ответил ари Налн. — Многие неустроения в разных частях державы. Кажется, предстоит немало сделать, чтобы вернуть империи прежнюю мощь.

В этом Олен не сомневался.

Старая жизнь, заключенная в пределах Заячьего Скока, сгинула в прошлом. Последний год остался в памяти как чудесный и невероятный сон, и впереди лежала жизнь новая, наверняка тяжелая, опасная и полная не только побед, но зато точно не скучная.

И он надеялся, что все же не такая долгая, как у Харальда…

— Ничего, справимся. Забирайтесь в седла, доблестные таристеры, — скомандовал Олен Рендалл и, тряхнув поводьями, поехал в ту сторону, где на холме высился сверкавший в лучах солнца Золотой замок.

Глоссарий

Альтаро — самоназвание младших эльфов.

Арроба — эльфийский дом внутри дерева.

Геданы — Старшие народы (эльфы, гномы, орки, гоблины).

Зроит — черный ядовитый крокодил, обитатель болот Мероэ.

Локоть — мера длины, примерно 30 сантиметров.

Меарон — правитель города у ланийских эльфов, у лесных эльфов — старший в поселке, у старших эльфов — бургомистр.

Мессана — «госпожа», вежливое обращение к женщине.

Мессен — «господин», вежливое обращение к мужчине.

Миля — мера длины, примерно 1,5 километра.

Орданы — Старые народы (йотуны, тролли, сираны, нагхи).

Пвартер — эльф наполовину; полутораручный клинок.

Ремиз — кафтан без пуговиц, надевается через голову.

Родан — разумное существо, представитель любой разумной расы (из языка йотунов).

Сельтаро — самоназвание старших эльфов.

Таристер — любой человек благородного происхождения, имеет право на герб и на приставку «ари» к фамилии.

Торлак — косо застегивающийся кафтан с высоким стоячим воротником.

Тяга — мера веса, примерно 300 килограммов.

Унция — мера веса, примерно 500 граммов.

Флотер — кафтан с длинными полами и двумя рядами пуговиц.

Хардаг — воин-наемник (из языка йотунов).

Хирдер — дружинник (андалийский термин).