— Все в порядке, мессен? — спросил ари Налн. — Вы странно выглядите.

— Да, все хорошо. — Консул потер подбородок. — Проклятый дождь смущает меня, внушает чудные мысли…

Канцлер и командир гвардии уставились на Харугота, выпучив глаза.

— Ничего, сейчас я буду в порядке, — проговорил тот, отчаянно сражаясь с задергавшимся уголком рта. — Приведите моего коня, и мы выступаем. Ари Налн, останешься в замке.

— Как будет угодно мессену.

Четверо конюхов подвели могучего, ухоженного жеребца цвета утреннего тумана. Консул тяжело, с усилием забрался в седло, и с трудом удержался в нем, точно невидимая тяжесть потянула к земле.

— Двигаем, мессен? — спросил Тратис, тоже севший на коня.

— Да.

Командир Чернокрылых махнул ручищей, и ворота Золотого замка открылись. Стал виден город — скопище крыш, выстроенных рядами, точно волны, упиравшиеся в стену; окутанные дымкой берега Дейна; башни и святилища; ползущие над всем этим тяжелые облака.

Харугот ткнул жеребца пятками в бока, и тот тронулся.

На конях они были вдвоем, остальным предстояло идти пешком. План выглядел просто — выяснить, куда двинется наследник Безария, покинув Школу Истинного Знания, и перехватить его, устроить засаду. Против полусотни лучников, двух сотен отчаянных рубак, двух десятков учеников ледяной клинок и Сердце Пламени могут помочь, а вот если с ними пойдет тот, кто воплотил Храм Тьмы, то у Рендалла не останется шансов.

Замок остался позади, они пересекли Гнилой ручей, и двинулись на восток по пустынному, словно мертвому Безариону.

— Мессен, они выходят, выходят! — закричали сзади дрожащим голосом, когда консул выехал на улицу Оружейников.

— Ну и? — спросил он.

— Идут на юг… по Черной…

Пришел момент, когда придется вступить в дело ему. Ученики могут далеко не все, иначе бы они не были учениками. Они не знают, что Тьма способна показывать не только то, что есть, а еще и то, что случится в ближайшем будущем. Только увидеть эти размытые картины куда труднее, и еще сложнее понять, что именно они обозначают.

Хотя сейчас ему много не нужно, только направление…

— Стоим, — приказал Харугот, вскидывая правую руку, после чего глубоко вздохнул и закрыл глаза.

Волны Тьмы, необоримо могучие, и при этом неосязаемые, что катятся сквозь Алион, поглаживая каждую его мельчайшую частичку, город, дерево, родана, песчинку…

Именно они могут рассказать магу все… или почти все, нужно только уметь слушать.

— Я смогу, — прошептал Харугот, пытаясь сосредоточиться, не слышать назойливого шума дождя.

На мгновение ему это удалось, он уловил тихие звуки, похожие на шорох прибоя. Поймал ту их часть, что идет с востока, и перед глазами взвихрились цветастые пятна, на уши обрушился настоящий звуковой вал, состоящий из писка, рева, криков, хруста и даже чавканья.

Более слабый чародей сошел бы с ума в один момент, но Харугот удержался. Увидел длинную прямую улицу, потом здание с тремя остроконечными башенками, торопливо погасил заклинание.

Незачем рисковать — все что нужно, он узнал.

— Вперед, — сказал консул. — К Белой площади. Ускорим шаг, у нас не очень много времени.

— Шевелите мослами! — рявкнул Тратис так, что в окрестных домах задрожали стекла. — Не спать!

Белая площадь, центр Безариона, где стоит ратуша и высятся дома богатейших горожан — сегодня им, скорее всего, предстоит немного пострадать. При мысли об этом Харугот улыбнулся — многие годы обладатели тугих кошельков неохотно доставали из них золото, чтобы помочь консулу; но ничего, скоро им придется тратить деньги, чтобы помочь себе…

С улицы Оружейников повернули на север, копыта зацокали по булыжникам, коими была вымощена Белая площадь.

— Лучников — во все дома, — начал раздавать приказы Харугот, — ученики вон туда, воинов разместим…

Предстояло превратить площадь в громадную ловушку, которая захлопнется за спиной отважного, но глупого парня по имени Олен Рендалл. Сделать так, чтобы он не заподозрил ничего, ну а через некоторое время остался лежать на булыжниках, залитых его кровью.

Чернокрылые рванулись во все стороны, послышался топот, бесцеремонный стук, какой издают колотящие в двери кулачищи. Зазвучали раздраженные голоса, но быстро сменились раболепными возгласами.

Все в Безарионе знают — лучше смирить гордыню и молча повиноваться, когда тебя о чем-то просят слуги консула.

Шум довольно быстро затих, двери закрылись, и Белая площадь сделалась такой же тихой и пустой, как и немногим ранее. Только очень зоркий глаз разглядел бы шевеление за окнами вторых этажей выходящих на нее домов, и невероятно острый слух различил бы дыхание укрывшихся за углами Чернокрылых.

— Все готово, мессен, — доложил Тратис, подъехав к Харуготу. — Надо бы и нам самим…

— Это верно, клянусь Великой Бездной, — ответил тот. — Поехали вон туда, заодно от дождя спрячемся.

Консул указал на галерею дома, занимавшего северо-восточный угол площади. Для Олена с дружками, что въедут на площадь с Большой улицы, он окажется справа и сзади. Вряд ли кто из них догадается сразу же посмотреть в ту сторону, а даже если догадается, это ничего не изменит.

Втроем — Харугот, Тратис и сигнальщик с трубой — они проехали между двумя колоннами и оказались под сводами галереи. За углом, в Ножевом переулке, спрятались ученики.

Незачем им торчать на виду.

— Мессен, а вы… — начал было командир Чернокрылых.

— Шшш! — консул поднес указательный палец к губам.

Сквозь назойливый шум дождя, сквозь все это шлепанье, щелканье и бульканье пробились равномерные звуки — так ступает лошадь по мокрой мостовой. Чуть позже донеслись голоса — сердитые, о чем-то спорящие, и меж них один женский.

Харугот глубоко вздохнул и встряхнулся всем телом, точно уличный кот перед дракой.

Первым на площадь выехал насквозь промокший Олен Рендалл. Не увидев рядом с ним кота-оборотня, консул с сожалением подумал, что роскошная, с золотыми прядками шкура неплохо смотрелась бы на стене, но придется обойтись без нее. Затем показались спутники уроженца Заячьего Скока, и несерьезные мысли исчезли из головы.

Гном не заинтересовал его совсем, сельтаро вызвал удивление — откуда он взялся?

А вот трое других…

В белобрысом юнце Харугот не почувствовал ни искорки магии, зато уловил некую чужеродность, словно на спине коня восседал не человек, а принявший его обличье кусок разумного льда.

«Посланец Нижней Стороны? — мелькнула догадка. — Но нет, невозможно…».

Девушка с кровью альтаро в жилах заставила консула поднять брови. В ней он почуял силу, родственную своей, понял, что плоть ее насыщена Тьмой, и увидел над ее головой черное облако, наподобие того, что следовало за каждым Хранителем с острова Тенос, но куда более объемистое.

Ну а маг-недоучка, ученик Лерака Гюнхенского, на которого консул в свое время не обратил внимания, заставил содрогнуться. Точнее, сначала Харугот не понял, кого он увидел. Показалось, что на площадь выкатился громадный шар снега и листьев, и в стороны прянули волны жара.

Вспомнилось видение, посетившее его при попытке заглянуть в Терсалим.

Там был похожий шарик, только он лежал на земле…

Лишь прищурившись, консул различил внутри шара фигуру человека на лошади, и догадался, кто это.

— Великая Бездна… — прошептал он. — Да откуда же у этого парня взялась такая силища? И что это за силища?

С подобным он не сталкивался никогда, в этом консул был уверен, хотя имел дело со всеми существующими в Алионе системами магии. Изучал колдовство геданов, даже орданов, Истинный Алфавит и прочее, до чего смог дотянуться, подбирался к чародейству гиппаров…

— Мессен, пора! — прошипел Тратис.

— Да, — Харугот тряхнул головой и махнул сигнальщику.

Сильный, чистый голос трубы заглушил шум дождя, заставил всадников в центре площади завертеть головами. Труба затихла, но звуков стало очень много — звон разбиваемого стекла, крики и топот, металлический лязг. Полетели наземь осколки, в окнах появились готовые к стрельбе лучники.

Все уходящие с площади улицы и переулки загородили Чернокрылые.

Ученики Харугота, выстроившиеся клином, вышли из-за угла.

Ловушка захлопнулась.

— Вот и все, — сказал консул, толкнув коня пятками в бока, и повысил голос: — Ты явился снова, Олен Рендалл, и явился за смертью?

— Если только за твоей, — отозвался отпрыск Безария.

К изумлению Харугота, он выглядел не испуганным и удивленным, а скорее мрачным и решительным. Правую руку держал на эфесе меча из кости йотуна, а на среднем пальце левой блестело Сердце Пламени.

Девица-квартер вертела головой, точно загнанный в ловушку хищник, злоба горела в ее взгляде. Гном улыбался и тискал «годморгон», белобрысый и сельтаро оставались спокойными, точно не в них целились острые стрелы. Рыжий маг-недоучка, вокруг которого дрожала аура чудовищной колдовской мощи, недоуменно моргал, лицо его было удивленным.

— Это вряд ли, — проговорил Харугот. — Зря ты явился сюда. Надеялся одолеть меня с этой крохотной армией?

Белобрысый юноша улыбнулся так, как умеют улыбаться только умудренные годами старики, и консул чуть не сбился. На мгновение возникло сомнение, что он справится с этими шестью роданами, острое, точно вонзившийся в сердце наконечник копья.

Некстати вспомнился Лерак, его слова насчет явившейся в мир новой силы.

Неужели старый болван говорил о собственном ученике? Нужно было пытать его, разрезать на куски, но вырвать правду, а не оставить подыхать от голода в темном смраде подземелья!

— Армия сильна не численностью, а умением воинов, — отозвался Олен. — Один на один ты побоялся бы выйти против меня.

После этих слов Харугот пожалел, что затеял эту беседу, что сразу не отдал приказ лучникам.

— О нет, не побоялся бы, — прохрипел он, чувствуя, как внутри поднимается опаляющая волна злобы. — Но куда проще будет прикончить тебя вот так, не тратя собственных сил. Они мне еще пригодятся.

— Тогда чего же ты ждешь? — спросил белобрысый, продолжая улыбаться.

— Я хочу узнать, зачем ты явился сюда! — Харугот глядел только на Олена. — Неужели ты рассчитывал, что кто-то из таристеров поверит в то, что ты — сын свергнутого? Надеялся на помощь этих трусов из Школы Истинного Знания, что дрожат от одного вида моей тени?

Он почти кричал, понимал, что ведет себя глупо, но остановиться не мог. Что-то мешало нацепить обычную маску ледяного бесстрастия, то ли проклятый дождь, то ли бело-зеленый свет, исходивший от ученика Лерака и неприятнейшим образом резавший консулу глаза.

Отпрыск рода Безария подумал некоторое время, а потом сказал:

— Что тебе объяснять? Ты все равно не поймешь.

— Ну что ж, хорошо, — Харугот сумел взять себя в руки. — Не объясняй. Сейчас вы все умрете…

Школу Истинного Знания Олен покинул в самом отвратительном расположении духа.

Маги, умеющие повелевать стихиями, мудрецы, которым ведомы тайны Истинного Алфавита, струсили! Хотя их тоже можно понять — Харугот под боком, и силу показал не один раз. Что рядом с ним какой-то отпрыск рода Безария, пусть даже с Сердцем Пламени на пальце?

Что загородка из соломы против урагана — унесет и не заметит…

Немножко пришел в себя Рендалл только на Черной улице, ощутил прикосновение холодных капель дождя к лицу, порывы ветра. И тут ему показалось, что кто-то посмотрел в спину. Оглянувшись, увидел лишь спутников, да мужчину с девушкой около посудной лавки.

Рыжий удрал еще во дворе Школы, не желая терпеть внимание магов, и пока не спешил возвращаться.

— Ну, чего делать будем? — проворчал Гундихар, нагоняя Олена. — Клянусь лапами Аркуда, эти чародеи — глупцы, и вместо голов у них — пустые горшки. Неужто не видят, что этот Харугот их сожрет?

— Не видят, потому что не хотят, — сказал Харальд. — Надеются отсидеться, полагают, что все обойдется. Обычное человеческое поведение. Надо убираться из города. Здесь мне не нравится.

— Нет, нельзя так отступать! — заметила Саттия. — Мы должны поселиться где-нибудь на постоялом дворе и подождать их ответа. Три дня, если не высовываться, нас не заметят.

Рендалл оглянулся — мужчина и девушка неторопливо шли за ними, разговаривая на ходу. Но показалось, что оба смотрят на него, пристально, не отводя глаз.

— Бежать — нет смысла… — сказал уроженец Заячьего Скока. — Сражаться со всем войском консула — тоже… Может быть, попробуем проникнуть в Золотой замок? Один раз мне это удалось…

Пока разговаривали, миновали площадь Семи Арок, и с нее свернули на Большую улицу — самую длинную в Безарионе, с дорогими лавками, домами богатеев, роскошными тавернами и борделями.

Сейчас тут, как и везде, властвовала непогода, смотрели в небо мутные глаза луж.

— Для начала надо глянуть на замок, — продолжил Олен. — Определить, тут ли консул, а ночью попробовать. Если Бенеш сможет прикрыть, то подземельями мы доберемся до самой постели Харугота.

— Плохой план, — сказал тар-Готиан. — Мы не знаем возможностей нашего врага. Глупо совать голову ему в пасть.

— Еще глупее биться лбом в закрытые ворота, — проговорила Саттия. — Корни и листья, другого пути нет.

— Надо убираться из этого города, — повторил Харальд, зябко передернув плечами. — Мне тут не нравится.

Еще какое-то время ушло на спор, в котором приняли участие все, кроме Бенеша.

— Ладно, хватит… — сказал Олен, и замолчал, поскольку они выехали на Белую площадь, пустую, точно гроб без покойника.

Где-то близко запела труба, послышался звон, лязг и топот.

Рендалл увидел, как окна второго этажа дома, выходившего на площадь с юга, одновременно разбились. В них показались люди в легких кольчугах, с луками в руках. Тянувшуюся к реке улицу Малого Моста, тысячу лет назад и правда выходившую к мосту, перекрыли воины в черных плащах и шлемах с крылышками.

Олен мог не оглядываться, он знал, что то же самое происходит сейчас со всех сторон.

— Вот и все, — произнес знакомый сильный голос. — Ты явился снова, Олен Рендалл, и явился за смертью?

— Если только за твоей, — сказал Олен.

Он не испытывал страха, лишь облегчение — все решилось само, не надо будет выдумывать, лазить по подземельям Золотого замка. Харугот пришел сам, осталось только убить его.

И сделать так, чтобы спутники не пострадали.

Медленно, чтобы не спровоцировать лучников на выстрел, Рендалл повернулся к консулу. Разглядел его учеников, выстроившихся чем-то вроде клина, красную морду командира Чернокрылых, смуглое и отчего-то перекошенное лицо Харугота.

Тот выглядел странно, все время морщился, точно в глаза ему били солнечные лучи.

— Это вряд ли, — проговорил Харугот. — Зря ты явился сюда. Надеялся одолеть меня с этой крохотной армией?

Они обменивались словами, столь же значимыми в данной ситуации, как золотые украшения — на необитаемом острове, что-то говорил Харальд. А Олен напряженно думал, как повернуть ситуацию к своей пользе: самое опасное — это лучники, с ними без Сердца Пламени не справиться; затем сам консул, а уж его вояки в крылатых шлемах останутся на закуску…

Саттия смотрела на правителя Безариона с ужасом и жалостью. Теперь она могла понять, на что пошел Харугот, чтобы добиться такой силы и власти, через что отважился переступить.

Пустая человеческая оболочка, заполненная невероятным могуществом.

Храм Тьмы во плоти.

Воспоминания Хранителей говорили, что такого не может быть. Но она видела его невероятную силу, способную обращать в прах города, и его слепоту, что не позволит консулу разглядеть то, что не различает сама Тьма — цвет жизни, ее вкус и запах.

Фактически человек по имени Харугот из Лексгольма давно умер, убил себя сам, хотя его разум и воля продолжали существовать.

— Что тебе объяснять? Ты все равно не поймешь, — сказал Олен.

— Ну что ж, хорошо, — консул через силу заулыбался. — Не объясняй. Сейчас вы все умрете…

Он вскинул правую руку, мгновение подержал ее, а затем резко опустил.

Сердце Пламени отозвалось раньше, чем Олен успел о нем подумать. Лучники спустили тетивы, но шестерых всадников окружил пузырь желто-алого огня. Стрелы сгорели мгновенно, на булыжники мостовой принялись со звоном валиться оплавившиеся наконечники.

— Еще раз! — закричал Харугот. — Убейте их!

Он добавил что-то еще, повернувшись к ученикам, но Рендалл не разобрал слов. Второй залп и третий он отразил так же, как и первый, и тут слабость звенящим тараном ударила по голове. Перед глазами все закружилось, запрыгали разноцветные огнистые пятна.

— Получайте! — произнес он, укусив губу, и высоко поднял руку с перстнем Безария Основателя.

Тот вспыхнул, точно крохотное солнышко, и в стороны ударили тонкие нити пламени. Сосчитай их кто, он остановился бы на пятидесяти.

Пять десятков стрелков дружно завопили, когда луки вспыхнули в их руках. Мгновенно занялось твердое, плотное дерево, какое не сразу загорится и в костре! Кто отшвырнул пылавшее оружие от себя, кто попытался потушить, но никто не избежал летевших во все стороны искр.

Они падали на одежду, прожигали в ней дыры. Прикасаясь к коже, причиняли невообразимую боль.

— Вот зараза, жжется! — заорал кто-то из лучников, другой взвыл дурным голосом, точно прищемивший лапу волк.

Из окна дома рядом с ратушей вывалилась пылающая фигура, с истошным воплем рухнула на мостовую, и осталась лежать. Первородный Огонь зажег человека, словно ком смоленого тряпья.

Повторная волна слабости накрыла Олена, и оказалась столь сильна, что он на миг утратил сознание. Покачнулся, уткнулся лицом в гриву лошади, и свалился бы, если бы не Харальд, вовремя схвативший Рендалла за предплечье.

И в этот момент прекратился казавшийся нескончаемым дождь.

Саттия удивленно глянула вверх, обнаружила, что серые плотные облака с мягким колыханием уползают прочь, словно кто-то утаскивает за горизонт невероятно огромное одеяло. Прямо над Белой площадью возникла дыра, идеально круглая, похожая на остров голубого неба.

— Вперед! — прокричал Харугот, и этот крик заставил девушку опустить взгляд.

Чернокрылые, до этого момента стоявшие неподвижно, сдвинулись с места. Сверкнули обнажившиеся клинки, зазвучали команды, десятки воинов зашагали к замершему посреди площади маленькому отряду.

— Ага, началось веселье! — заорал Гундихар и торопливо слез с коня. — Врежем им, клянусь зубами Аркуда!

Гном, сам того не зная, поступил очень разумно.

Конный в бою имеет преимущество над пешим только в том случае, если может разогнаться. Если же стоит на месте, то скорее всего проиграет. А уж маленький отряд в окружении получает шансы отбиться только в плотном строю, а создать его верхом очень сложно.

— Корни и листья, — пробурчала Саттия, поспешно спрыгнула с лошади и хлопнула ее по крупу, чтобы та отбежала в сторону.

Сейчас скакуны будут только мешать, а потом… потом они, скорее всего, не понадобятся. Такую силу во главе с Харуготом им не одолеть, так что остается лишь отважно сражаться и красиво умереть. Да еще и захватить с собой побольше врагов — Чернокрылых и учеников консула.

Глядишь, его тогда от огорчения удар хватит.

Спешился тар-Готиан, мигом позже спрыгнул на мостовую Харальд, за ним — Бенеш. Последним покинул седло Олен, сделал это сам, но с большим трудом, а когда из ножен появился клинок, выточенный из кости йотуна, выяснилось, что рука, держащая его, дрожит.