Другого выхода из политического и династического тупика, в котором оказалась страна со смертью императора Константина, вице-адмирал Джонс попросту не видел. А потому и готов был всемерно поддерживать Таисию и опекаемого ею сводного брата всеми силами и средствами, что сейчас находились в его распоряжении — прежде всего, грозной боевой мощью многонациональной эскадры.

С другой стороны, Илайя с содроганием вспоминал о другом, куда более личном и болезненном эпизоде из своего недавнего прошлого. О драматическом и едва не закончившимся трагедией противостоянии с адмиралом Иваном Федоровичем Самсоновым, командующим Черноморским флотом.

После того, как Джонс в одном из боестолкновений получил тяжелое ранение и угодил в плен, Самсонов явился к нему в камеру для жестокой расправы над беззащитным противником. Улучив момент, когда они с Илайей остались наедине, Иван Федорович в приступе безумной ярости выхватил плазменную саблю, и осыпая оглушенного болью и лекарствами узника проклятиями, занес над его головой пылающий всполохами разрядов клинок, готовясь покончить с беззащитной жертвой одним ударом.

Лишь чудом Джонсу удалось тогда избежать неминуемой гибели. Тогда именно княжна Таисия Константиновна не позволила Самсонову совершить это преступление, но осадок у Илайи на толстяка остался. Более того Джонс поклялся что убьет Самсонова как только представится такая возможность.

Однако Илайя Джонс, несмотря на всю свою эмоциональную горячность и склонность к импульсивным поступкам, был еще и на редкость хитрым, расчетливым человеком. Недаром он снискал себе славу одного из самых одаренных тактиков и стратегов американского космофлота, способного просчитывать развитие ситуации на много ходов вперед.

И сейчас, пытаясь мысленно сориентироваться в причудливом лабиринте дворцовых интриг и политических расчетов, вице-адмирал отчетливо сознавал: его главная, первоочередная задача — любой ценой выжить в этом чуждом и непонятном мире аристократических кланов, закулисных альянсов и прихотливо переплетенных интересов «раски».

И ради достижения этой цели следовало на время глубоко припрятать все свои личные привязанности, обиды и антипатии. Требовалось действовать строго прагматично, расчетливо и хладнокровно — так, словно каждый твой шаг и жест выверен с точностью компьютерной программы, нацеленной на максимизацию собственной выгоды. Даже если для этого придется вступить в союз с самим дьяволом, или, на худой конец, заключить сделку с одним из его приспешников.

Ведь что, по сути, предлагал сейчас сидящий напротив него канцлер с лощеной физиономией прожженного афериста? Всего-навсего закрыть глаза и отступить в сторону, позволив силам опального адмирала Самсонова одержать бескровную победу над эскадрами имперской гвардии в решающем сражении за контроль над столичной системой. Не вмешиваться в чужую ссору, сохранив видимость нейтралитета — вот и все, что требовалось от Джонса.

Конечно, будь Иван Федорович предоставлен сам себе, действуя исключительно от своего имени, Илайя с превеликим удовольствием поддержал бы завтра адмирала Петра Шувалова, командующего Преображенской дивизии. И тогда они вдвоем, объединив усилия, раскатали бы в космическую пыль боевые порядки взбунтовавшегося Черноморского флота. А сам Илайя не преминул бы лично снести голову ненавистному Самсонову с его могучих плеч, отплатив тем самым сполна за все причиненные ему в прошлом унижения и обиды.

Увы, но как явствовало из слов канцлера, реальная расстановка сил была куда сложнее и запутаннее. Судя по всему, Самсонов вовсе не являлся самостоятельной фигурой в большой игре. Напротив, он выступал лишь одним из стратегических союзников куда более могущественной и влиятельной группировки, возглавляемой юной, но уже снискавшей себе славу на полях сражений княжной Таисией Константиновной.

Именно эта хрупкая на вид девушка с железной волей и несгибаемым характером, а вовсе не грузный флотоводец, чья выправка и осанка выдавала в нем прирожденного служаку, вечного «второго номера», была подлинным мозговым центром и харизматичным лидером партии, рвущейся сейчас к вершинам власти. Все нити дерзко задуманного переворота сходились в ее тонких, но цепких пальцах, умело дергающих за ниточки послушных марионеток.

По крайней мере, так утверждал Шепотьев. И многое, очень многое из известных Джонсу фактов и обстоятельств подтверждало эту версию. А, если верить словам того же Шепотьева, командующий Черноморским флотом якобы появился в столичной системе Новой Москвы исключительно ради благой цели — дабы навести в ней порядок, железной рукой пресекая любые попытки посеять смуту и хаос. Грудью встать на защиту закона и вековых устоев Российской Империи…

И похоже, хитрому канцлеру, при всей его змеиной изворотливости и бесстыдстве матерого лжеца, удалось-таки запутать американца, убедив Илайю в том, что Самсонов действует по приказу первого министра и княжны-регента. Облапошить его, ловко преподнеся заведомую ложь под видом чистейшей правды. Джонс, надо признать, и впрямь мало что смыслил во всех этих бесконечных хитросплетениях и интригах русского двора, азартно делившего сейчас власть в государстве. Да и некогда ему, по большому счету, было особо вникать во всю эту возню. Куда важнее представлялось, засучив рукава, налаживать работу объединенной эскадры, принимать новые корабли, обучать экипажи…

— В вашей власти, вице-адмирал, одним мудрым и взвешенным шагом принести мир и стабильность в нашу истерзанную распрями Империю, — бархатным голосом увещевал канцлер, проникновенно заглядывая в глаза Джонса. Казалось, Шепотьев всеми фибрами души стремился убедить, очаровать, загипнотизировать собеседника, чтобы вырвать у него столь желанное согласие. — Либо, напротив, ввергнуть ее в пучину кровавого хаоса междоусобицы. Все зависит от того, какой выбор вы сделаете завтра.

Тонкие музыкальные пальцы канцлера словно бы невзначай коснулись запястья адмирала. В этом вкрадчивом жесте сквозило что-то одновременно просительное и повелительное. Будто бы проситель, заранее уверенный, что его мольба будет услышана, и мягко понуждающий визави уступить неизбежному.

— Поверьте моему опыту, Илайя, — продолжал Шепотьев все тем же ласковым тоном, не сводя немигающих глаз с лица собеседника. — Мудрая птица всегда выбирает себе самое надежное, самое укромное дерево, чтобы свить гнездо для потомства. А по-настоящему мудрый и дальновидный слуга неизменно поступает на службу к самому могущественному и щедрому господину. Лишь такой державный покровитель способен по достоинству оценить преданность и заслуги, возвысив верного вассала над прочими, осыпав его милостями и наградами.

— К дьяволу всю вашу пустопорожнюю лирику, канцлер, — нетерпеливо отмахнулся Илайя Джонс, взмахом руки прерывая монолог царедворца. — Давайте начистоту…

Адмирал слегка подался вперед, нависнув над столом и в упор уставившись на своего собеседника.

— Я сделаю в точности так, как вы мне только что расписали. В решающий момент оттяну свои корабли в сторону, предоставив полное оперативное пространство силам адмирала Самсонова. Но не потому, что проникся вашими сладкоголосыми аргументами и посулами. И уж тем более — не из-за внезапной симпатии или доверия к этому мерзавцу. Как раз наоборот — при любых других обстоятельствах первым делом собственноручно свернул бы ему шею…

Он шумно выдохнул, явно пытаясь обуздать закипающие страсти. Но, надо отдать ему должное, с задачей совладал — голос его вновь зазвучал ровно и бесстрастно.

— Единственная причина моей лояльности в данный момент заключается в том, что Самсонов, как вы справедливо заметили, сейчас выступает на стороне Ее Высочества княжны Романовой. Отстаивает интересы Таисии Константиновны и ее младшего брата Ивана, а значит — волей-неволей играет по правилам и соблюдает условности.

Джонс откинулся в кресле, сложив руки на груди. Его мимолетная вспышка ярости схлынула столь же внезапно, как и накатила. Теперь он вновь выглядел образцовым флотским офицером, невозмутимым и подтянутым.

— И еще один момент, господин канцлер. Дело в том, что мне как только что перешедшему на службу России вице-адмиралу совершенно невыгодно, чтобы ваша необъятная Империя в одночасье развалилась на мелкие осколки и лоскуты. Как военному человеку, мне нужна в качестве союзника могучая и сплоченная космическая держава с огромными ресурсами — как людскими, так и промышленными. Только такое государство, сохранившее внутреннее единство вопреки любым потрясениям и испытаниям, способно эффективно противостоять грозному врагу в лице Сенатской Республики. Только такая Россия сможет одолеть Коннора Дэвиса…

— Ваша честность и прямота, вице-адмирал, всегда вызывали у меня глубочайшее уважение, — церемонно склонил голову Шепотьев, расплываясь в хитрой, многозначительной улыбке. Словно знал какую-то важную тайну, неведомую его визави. — Тем не менее, не отказывайтесь, прошу вас, от причитающихся вам по праву благодарностей и наград. Поверьте, они воздадутся вам в полной мере.

Канцлер картинно развел руками и проникновенно заглянул в глаза собеседника.