Словом, даже столь чудовищное обвинение, как покушение на царя, не смогло полностью перечеркнуть тот неизгладимый след, что оставил Демид Александрович в душах сотен и тысяч служивших под его началом людей. Почти никто из них не питал к «изменнику» искренней, жгучей ненависти — лишь смутное недоумение вперемешку с обидой. Дескать, как же это ты, братишка, так опростоволосился, в какую грязную историю вляпался?
Другое дело — слова, которые Зубов только что бросил в лицо поверженному Шувалову. Выдвинутые им в запальчивости обвинения, при всей их спорности и неоднозначности, породили в умах внимавших новые, крайне тревожные вопросы. Заставили иначе взглянуть на привычные, устоявшиеся истины.
Ведь если даже в самых общих чертах допустить, что убиенный контр-адмирал и вправду состоял в некоем тайном сговоре против трона — тогда в ином свете представала и вся предшествовавшая трагедия. Получалось, что Петр Григорьевич, кристально честный служака и патриот, не отстаивал закон и порядок. Нет, он, напротив, вольно или невольно потворствовал силам, жаждущим ввергнуть Империю в пучину анархии и распада…
И напротив, вчерашний заключенный, (никто из стоявших сейчас на мостике правда не понимал, как Зубов получил свободу), отщепенец и предатель вдруг сделался защитником государственных интересов, радетелем за целостность и величие России.
Посеянные Зубовым зерна сомнения уже дали первые ростки. Лихорадочный шепоток пробежал по обширным коридорам и отсекам флагмана, разом спутав все карты и прежние расклады. Кого теперь считать законной властью, под чьи знамена вставать в этой смуте? Кого чтить героем и избавителем Отечества, а кого — подлым интриганом, что ради эфемерной выгоды торгует будущим собственной страны?
Ответа на эти вопросы пока не знал никто. И уж точно — не рядовые офицеры, штурмовики и космоматросы Преображенской дивизии, чьими руками вершились сейчас судьбы галактических пространств. Сознание их, как и у большинства честных, но простодушных людей, пребывало в смятении и разброде. Голова буквально пухла от обилия взаимоисключающих фактов и домыслов, в душах царил полнейший сумбур.
Ведь даже мы с вами, обладая куда более полной информацией, вряд ли возьмемся однозначно рассудить — кто в той драме был безусловно прав, а кто стопроцентно виноват. Что уж говорить о простых солдатах, что называется, в режиме реального времени наблюдавших за стремительным крушением привычного миропорядка?
Единственная мысль, твердой иглой засевшая в мозгу свидетелей этого инцидента, сводилась к тому, что старый мир рухнул бесповоротно и окончательно. И теперь им всем, волей-неволей, придется встраиваться в новую реальность, какой бы причудливой, болезненной и чуждой она ни казалась.
Словно в подтверждение этого неутешительного вывода, на всех дисплеях и мониторах линкоров и крейсеров Преображенской дивизии возникло лицо полковника Зубова, обратившегося с речью к своим сослуживцам:
— Братья-гвардейцы, боевые товарищи и верные друзья! — прочувствованно начал полковник. Его напряженное, будто выточенное из камня лицо выдавало сильнейшее душевное волнение. Однако голос Демида гремел уверенно и властно, без малейших признаков дрожи или фальши. — Перед вами стоит ваш непосредственный командир. Адмирал Шувалов оказался предателем и отступником. Я не могу допустить кровопролития, которое должно было вот-вот начаться между нами и «черноморцами» нашими братьями по оружию. Поэтому я полностью беру ответственность за свои действия и принимаю на себя командование гвардией! Сейчас к нам подходят корабли Ивана Федоровича Самсонова — героя войны с Коннором Дэвисом, те корабли с экипажами которых мы дрались и умирали в «Тавриде» и «Екатеринославской»…
Демид Зубов всегда отличался несомненным ораторским талантом. Умением простыми и доходчивыми фразами облекать сложнейшие философские концепции, безошибочно находить путь к сердцам любой, даже самой взыскательной аудитории. Но сейчас, пожалуй, он и сам превзошел собственные лучшие образчики красноречия. В каждом его слове, в каждой интонации чувствовалась неподдельная страсть, всепоглощающее пламя убежденности и веры.
— Ваши товарищи из Черноморского космического флота не собираются вступать с нами в бой, лишь хотят проследовать к Новой Москве для наведения там порядка, — продолжал свою пламенную речь Зубов. — «Черноморцы» не враги нам и пришли, чтобы помочь в восстановлении спокойствия в Российской Империи. Я, как ваш командующий, приказываю не препятствовать им и не открывать огонь на поражение. Кто не выполнит мой приказ, будет объявлен вне закона и расстрелян. Все крейсера и линкоры Преображенской дивизии должны покинуть боевые порядки, выстроиться в походную колонну и деактивировать палубные орудия. Мы присоединяемся к космофлоту адмирала Самсонова и временно переходим в его подчинение. Отныне, в этот тяжелый час, все прочие соображения должны быть безоговорочно принесены в жертву высшим государственным интересам! От нашего с вами единства зависит само будущее Российской Империи!
Экипажи и командиры гвардейских кораблей, ошарашенные столь внезапным и противоречащим всем порядкам приказом, пребывали в растерянности и смятении. Воистину, у большинства из них буквально земля уходила из-под ног, а небо обрушивалось на голову! Ведь еще вчера, еще какой-то жалкий час назад они свято верили в собственную правоту и незыблемость существующих устоев. Готовы были грудью встать на защиту трона от любых происков бунтовщиков и сепаратистов.
И вот в одночасье все вдруг перевернулось с точностью до наоборот. Те, кого еще утром почитали закоренелыми смутьянами, «пятой колонной» внутри Империи — нежданно-негаданно обернулись братьями по оружию и хранителями российской государственности. Тогда как вчерашние непогрешимые авторитеты разом сделались изменниками-отступниками, врагами священного дела единства и процветания Родины…
Так что, поколебавшись какое-то непродолжительное время, основная масса гвардейцев Преображенской дивизии все же приступила к выполнению указаний новоявленного командующего. Сперва нестройно и неуверенно, а затем все слаженней и организованней корабли один за другим начали покидать привычные боевые порядки.
Правда, кое-где все еще продолжали упорствовать отдельные экипажи и капитаны, фанатично преданные прежней власти. Несколько крейсеров и линкоров так и продолжали истуканами торчать в аккуратном строю, всем своим видом давая понять — мы скорее погибнем, но приказа командования не нарушим. Увы, теперь они оставались в меньшинстве…
Между тем крейсера и линкоры эскадры Самсонова продолжали приближаться к месту трагических событий. «Черноморцы» в подтверждение слов Зубова и впрямь пока не собирались открывать огонь по гвардейским вымпелам, хотя расстояние уже позволяло это сделать…
— Вице-адмирал Джонс, — на связь с Илайей, находящимся на своем флагманском дредноуте «Юта», через зашифрованный канал флотской связи внезапно вышел сам командующий Черноморским флотом адмирал Самсонов. В голосе его явственно звучали нотки недоумения и плохо скрываемого раздражения. — Будьте любезны доложить, что за чертовщина творится в этой чертовой Гвардейской Эскадре? Никак не возьму в толк, что за хаотичные перестроения…
Самсонов на миг замолчал, сканируя глазами светящуюся перед ним тактическую карту с десятками крошечных огоньков, обозначавших корабли обеих противостоявших группировок. Чем дольше адмирал вглядывался в причудливую россыпь значков бегающих по пространству туда-сюда, тем мрачнее становилось его красное от прилива крови лицо.
Ибо на карте явственно проступала картина полнейшего разброда и замешательства в стане «преображенцев». Вымпелы, еще недавно аккуратно построенные в идеальные боевые «линии», теперь лихорадочно рассыпались в разные стороны, образуя какой-то немыслимый хаос без всякой системы и порядка. Дистанции между кораблями то стремительно увеличивались, то вновь сжимались в судорожных попытках перегруппировки. Частота и траектории маневров ясно указывали: экипажи пребывают в полнейшем смятении и явно утратили управление от единого командного центра.
— Что за чертовщина?! — выругался Иван Федорович, почесав подбородок.
Как бы там ни было, а полный хаос в рядах противника давал черноморцам прекрасную возможность для стремительного рывка к победе. Скорее всего, неприятельский арьергард сейчас находится в полнейшей растерянности. И достаточно одного решительного удара, чтобы разом покончить со всей гвардейской эскадрой.
Но огромный опыт подсказывал Самсонову, что не стоит спешить с выводами и действовать очертя голову. Так что лучше пока соблюдать осторожность и двигаться к цели неспешно, но верно. Поэтому сейчас Черноморский флот сжатый в огромный «конус» медленно двигался вперед, пока не решаясь на рывок.
— Да вы и сами прекрасно видите на карте, что мои корабли уже давно стоят поодаль от основной группировки «преображенцев», — ответил вице-адмирал Джонс. Похоже, ему не слишком-то улыбалась перспектива отчитываться перед Самсоновым, которого американец в глубине души люто презирал.
