Еще верховная богиня греков — Гера, жена Зевса, для соблазна своего божественного супруга, развлекаемого разными Данаями, Ио, Европами, Ледами, — услащается душистым маслом оливы, запах которого «проникает небо и землю». Монотеисты-евреи на самой заре своих исторических и религиозных легенд возжигают оливковое масло в своих лампадах, наливают им жертвенники, смазывают им тело и едят его за столом.

В собственной истории Крыма известная гражданка Херсонеса, Гикия, дочь богача Ламаха, вышедшая впоследствии замуж за сына босфорского царя Асандра, ежегодно устраивала роскошное угощенье херсонесскому народу в день смерти своего отца, причем вино и оливковое масло стояли на первом месте.

Вековечная прочность отличает не одну растительность Крыма. Каменный остов Крымских гор, в противоположность вечно изменчивой наплывной почве русской равнины, состоит из известняков, более крепких, чем мрамор, из диорита, серпентина, порфира, которых не в силах сглодать даже море, даже время. Каждая капризная складка скал, по-видимому, сквозная и воздушная, в таком же виде стояла и была описана века назад. Даже утлое жилище человека здесь уже не утлое, а переживает целое тысячелетие и стоит таким же неизменным памятником прошлого, как и утес, на котором торчит оно. Генуэзские замки, древние греческие храмы, готские башни венчают каждый мыс морского берега, охраняют перевалы и входы долин. Загадочные городки караимов с их могильными памятниками, поставленными еще до Р<ождества> Х<ристова> прячутся на недоступных столовых горах. Даже доисторический человек каменного и пещерного периода оставил в Крыму до сих пор сохранившиеся груды черепов на недосягаемых вершинах…

Но, конечно, было бы очень мало причин придавать такую цену Крыму, если бы всё значенье его ограничивалось оригинальностью, разнообразием и многочисленностью памятников прошлого.

В наш век суровых экономических вопросов и от страны, как от человека, прежде всего, требуются практические силы, способности к работе, источники дохода. Как бы ни был привлекателен эстетический или археологический облик края, все-таки трезвая правда жизни заставила бы предпочесть ему менее поэтические, но более обильные местности.

Но Крым одарен природою настолько роскошно, что и в отношении экономическом является одною из выгоднейших и богатейших стран России. Мы только что указали на его древнее обилие, как на главную причину его раннего заселения и продолжительности его истории. Путешественники разных веков постоянно отзываются о нем с величайшею похвалою в этом смысле. Но нам особенно интересно убедиться, что и в последнее время наш Крым отличается необыкновенным обилием и плодородием.

Вот что говорит, например, один из описателей его в 1787 году, то есть спустя всего четыре года после присоединения его к России: «я видел татарина, засевающего невспаханное и неунавоженное поле. Как скоро дождь смягчил землю, то он запряг лошадь в борону, сел на нее и, повесив через плечо корзинку с семенами, сеял их проезжая. Через два месяца он сжал хлеб, прогнал скотину свою по снопам, вывеял его на том же поле, отвез ночью в ближайший порт и на другой день возвратился в недра своего семейства с горстью пиастров».

Знаменитый ученый, исследователь Крыма и Кавказа, Дюбуа де Монпере, оставивший нам многотомную классическую книгу свою «Voyage autour du Caucase… et en Crimée» [Путешествие по Кавказу… и в Крым (фр.). Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, примеч. ред.] и при ней драгоценный атлас, подробно описывает в 6-м томе своего замечательного труда следы сельскохозяйственной деятельности древних жителей Крыма, которые он видел даже в первой половине ХIХ столетия.

На пространстве одного небольшого совершенно пустынного теперь полуострова, который тянется от Севастополя до Балаклавы, отделяясь от остального Крыма Черною речкою и двумя бухтами, Балаклавской и Севастопольской, и который в древности назывался Трахейским по каменистости почвы своей, и Гераклейским по имени гераклейцев, основавших на нем когда-то славный Херсонес, — Дюбуа нашел явственные следы 12 отдельных деревень и 300 загородных домов херсонесцев. Земля же, оставшаяся от поселения, обнаруживала признаки высокой садовой обработки. Поэтому Дюбуа убежден, что виноград и фрукты производились здесь в самых широких размерах. Во многих местах этого полуострова еще в 40-х годах встречались основания больших четырехугольных оград, параллельных стен, и даже целых искусственных террас, среди которых была насыпана мягкая садовая земля, и еще оставались одичалые «смоковницы» и иссохшие виноградные корни огромной толщины. На одном только хуторе близ Севастополя найдено семь древних колодцев, из которых и до сих пор можно доставать воду.

В другом соседнем хуторе, на кургане, открыто большое строение, сложенное из циклопических камней, и в нем — древний колодец с прекрасною водою. Огромное множество колодцев и цистерн открывается и в других развалинах и оградах древних херсонских жилищ, иногда даже до 60 аршин глубиною.

Ближе к Севастополю найдены даже остатки целого древнего водопровода, который признают за пресловутый водопровод Корсуня, перекопанный во время осады великим князем Владимиром, крестителем Руси. Огромный бассейн, около 300 квадратных саженей пространством, и гончарные водопроводные трубы, расположенные в разных местах на покатостях в направлении к древнему Корсуню, не оставляют сомнения в значении этой важной гидротехнической работы.

Точно также находят следы прекрасных шоссированных дорог, каменных пристаней на морском берегу, даже вполне уцелевшие «тарапаны», то есть долбленные каменные вместилища с отверстиями, в которых давилось вино каменными прессами, и зарытые в землю громадные сосуды из превосходно выжженной глины в форме гигантских кубанов, иногда в рост человека. В таких сосудах сохранялось древними греками вино и оливковое масло. И не в одних окрестностях Херсонеса сделаны подобные открытия. Можно сказать, нет уголка на Южном берегу и даже в самых глубоких горных долинах, в которых бы не было поразительных следов трудолюбивого и широко распространенного хозяйства древних, в виде тех же амфор, цистерн, оград и прочего, особенно же в виде одичавших садовых деревьев всякого рода.

«Целые лавровые сады» известный академик Паллас застал в Алупке, у Кара-Тепе и в других местах, посетив Крым в конце XVIII столетия. «Прелестная долина Симеиза, — по его словам, — была покрыта старыми оливковыми и гранатными деревьями и прекрасными фруктовыми садами. В Кикинеизе даже на горах посредине леса растут в изобилии, в диком состоянии терпентинное дерево и все сорты фруктовых деревьев. На каждом шагу встречаются фиговые, гранатовые и масличные деревья, растущие между скал в диком состоянии, без всякой культуры». Такие же несомненные следы садов, между прочим шелковичных деревьев, находили путешественники XVIII века около Старого Крыма, близ Сюрени и проч. И теперь еще путешественник встречает множество одичавших виноградных лоз, груш, шелковиц и других культурных деревьев в самых глухих лесных порослях, вдали от теперешних дорог и жилищ. Весною, когда леса еще голы, белый цвет одичавших плодовых деревьев ярко выделяется даже издали.

Недаром Паллас говорит, что крымские леса зачастую ни что иное как фруктовые сады, оставленные на произвол судьбы древними жителями. Около татарской деревни Таш-Бакшан-Сюрени недавно даже найдено среди густой лесной растительности, не сохранившей никаких наружных следов жилищ, пять винных тарапанов, высеченных прямо в природной скале.

Очевидно, что в древности хозяйственная деятельность Крыма была несравненно шире и энергичнее, чем теперь в руках полусонного татарина и неумелых русских поселенцев.

Еще Мартин Броневский, посол польского короля, писал в XVI столетии о местности между Бельбеком и Севастополем: «на этом перешейке видны многочисленные и превосходные фруктовые сады и виноградники, насаженные некогда греками». В настоящее же время это — голая и безотрадная местность, нисколько не напоминающая цветущего сада.

Вообще везде, где жили древние греки, готы и генуэзцы, садоводство и виноделие составляли главный промысел. В Сугдее, древнем русском Суроже, то есть нынешнем Судаке, генуэзцы уже застали исстари укоренившееся виноделие. Судакские виноградники простирались более, чем на две мили кругом городка, и судакское вино считалось лучшим вином. В Москву постоянно отправлялось вино из Сурожа, за которым нарочно приезжали русские купцы. По словам Пейсонеля, еще в ХVIII столетии одни украинские казаки вывозили из Крыма до 100 000 ведер прекрасного крымского вина.

Но самым убедительным доказательством того, что виноделие развилось в Крыму в глубокой древности, служит замечательный археологический памятник, относящийся ко временам Херсонесской республики и открытый среди развалин Херсонеса. На лицевой стороне белого мраморного памятника иссечена по-гречески надпись: «Народ — Агасиклу». И тут же, в венке из лавровых листьев, при перечислении достоинств этого Агасикла и заслуг, оказанных им республике, прибавлено: «ему, который привел в цветущее состояние возделыванье виноградной лозы в деревнях».