Надо было быть полным тупицей, чтобы не понять, что за этим притворным беспокойством таится нечто другое. Несложно было догадаться, что именно, не так ли? Ну да, те самые «ути-пути», с которыми охотник подбирается к фазану с щепоткой зерна в протянутой левой руке и спрятанной за спиной с мотком веревки правой. Ах, какие душевные ребята, волнуются о том, как же он, бедненький, в тайгу-то один выйдет на ночь глядя?! Глядишь, и убедят остаться еще на часок-другой, спирта свеженького отведать да подождать, когда «монгольский» отряд до Коломино доберется. Нет уж, хрен вам.

— Мне нужно идти, — сказал бродяга, давая понять, что их уговоры на него не подействуют. — Выдайте мое оружие. Пожалуйста.

Большой оружейный шкаф, некогда обычная трансформаторная будка, находился внутри блокпоста, ее было видно через открытую внутрь металлическую дверь. Дверной проем закрывал широко расставивший ноги Михай. Рассчитывать на то, что удастся силой отобрать свое, не приходилось. Группа быстрого реагирования на бэтээре, снайперы и пулеметчики на вышках, да и тут четверо при оружии… не считая тех около десятка бойцов, что прохаживаются по скрипучим доскам мостков. Рыпнешься — сразу из нескольких стволов уложат.

— А ты шо, как я погляжу, туповатый, да? — посерьезнел Михай, подойдя к Кудеснику впритык и раздвинув руки, как оберегающая цыплят курица. — Иди, говорю тебе, в кабак, спирту попей. Или ты не втягиваешь, что я тебе говорю?

«Ну? — дожидался ответа внутреннего голоса Кудесник. — Как скажешь, что лучше: пуля „азаматовца“ или плаха „монгола“? Мм?»

Патрулирующие стену «азаматовцы» остановились, присматриваясь к назревающему у главных ворот конфликту, но Сова поднял руку с вытянутым большим пальцем и кивнул, мол, у них все под контролем.

«Ждать, — велел внутренний голос. — Ждать…»

— Да нет проблем. Понял я все, понял, — заставил себя улыбнуться Кудесник, отступив на шаг и в успокаивающем жесте вскинув раскрытые ладони.

Патрулирующие, убедившись, что замешательство у ворот не перерастет во что-то более опасное, продолжили хождение вдоль стены.

— То-то, — удовлетворенно кивнул Михай, и его небритое лицо растянулось в привычной ядовитой ухмылке. — А то уперся, как бычьё, со своим «идти, идти». Релаксни пока, наковыляешься еще.

Три… Патрулирующие на скрипящих мостках с левой стороны сейчас скроются за поворотом. Два… Последний патрулирующий удалился дальше, чем на пятьдесят метров, пулеметчик на одной вышке стоит лицом к деревне, снайпера не видно, может, его там и нет? Один… Снайпер на другой вышке смотрит на восток. На западе, куда нужно будет бежать, из-за тучи блеснуло солнце, когда он повернется в твою сторону, его блики на мгновенье замаскируют тебя для его прицела. Но помни, это лишь на мгновенье. Ноль…

В такие моменты не стоит полагаться на ум, потому что все решают инстинкт и подсознание. И Кудесник доверился инстинкту. А потому не запомнил, как расширились зрачки Михая, когда каблук ботинка врезался ему в подбородок. Так же, как не запомнились и ошарашенные глаза Совы, когда твердый, как камень, кулак Кудесника поверг его на землю. Двое молодых уже собрались было выскочить из блокпоста, но, как только первый из них ступил на порог, Кудесник затолкнул его обратно, вырвал у него из рук оружие и дал наискось очередь. Пули прошили первому грудь, а второму — живот, оба отлетели назад, ударились о стену и сползли на пол.

Кудесник бросился к оружейному шкафу, открыл дверцу, схватил своего «пустынного орла» и рюкзак — слава Богу, эти идиоты не додумались упрятать его имущество куда подальше, — теперь оставалось лишь перепрыгнуть через шлагбаум. Ну да, как же, размечтался!

С обеих сторон застрекотали пулеметы, земля взрыхлилась в тех местах, куда влетали пули, кто-то закричал на зековском сленге что-то насчет беженца, заметались «азаматовцы», как муравьи, зафурчал у ворот, выпуская черные облака копоти, БТР. «Понятное дело, — подумал Кудесник. — Раз с „монголами“ договорились, значит, нужно выполнять условия соглашения и не допускать, чтобы предмет договора так легко улизнул. Кто ж знал, что он один, безоружный, четырех вояк на блокпосту из строя выведет?» Да и сам Кудесник такого не ожидал, случайно все получилось.

И хотя расстояние до шлагбаума можно было преодолеть в пять-шесть средних шагов, бродяге показалось, что он бежал до него полжизни. Пули журчали над головой, с глухими щелчками вонзались в землю, а вот и она — слышишь? — приближается с особым свистом, шипя, как брошенный в «микроволновку» кусок мяса.

«Эта заденет», — подумал Кудесник.

Пуля калибра 7,62 прошла у него с левой стороны под мышкой, прошив бушлат, защитку, свитер, тельняшку и прорезав тело как раз тогда, когда он уже был у шлагбаума. Снайпер промахнулся всего на пять сантиметров, но это был как раз тот отрезок времени, который отделяет жизнь от смерти. Пять сантиметров, и, как бонус — лишь небольшая царапина, которую Кудесник даже не почувствовал.

«Нет! — вдруг завопил его внутренний голос. — Это ошибка! Ты допустил ошибку! Назад! К блокпосту!»

Застрекотал крупнокалиберный на бэтээре, пули свистели прямо над ухом Кудесника, но, словно заговоренные, пролетали мимо цели. Понимая, что такое везение не может длиться вечно, Кудесник вбежал в треугольное помещение блокпоста, захлопнул за собой дверь и прижался к стене.

«Все, отбегался», — подумал он, чувствуя, как задрожала под ногами земля: БТР уже был совсем рядом. Сейчас бойцы окружат блокпост, вставят стволы в смотровые щели и будут палить до тех пор, пока у них не закончатся патроны. А когда закончатся, кто-нибудь непременно додумается забросить внутрь гранату.

«Но если так, — подбодрил себя Кудесник, увидев стоящую в углу базуку, — то и вы надолго запомните этот день…»

Он схватил гранатомет, присел у смотровой щели, напротив которой остановился БТР, и закинул оружие себе на плечо. Бойцы «быстрого реагирования» среагировали, следует заметить, и вправду быстро. Лишь только они увидели торчащий из щели конусовидный снаряд, как их глаза округлились, кто-то выкрикнул: «Ну его на х**!» — и бойцы бросились от бронетранспортера кто куда. Только подошвы засверкали.

Кудесник, улыбаясь, уже был готов спустить курок, но тут ощутил, как холодный ствол прикоснулся к его затылку.

— Не шевелись, бродяга, — сказал сзади кто-то. — Бросай пушку.

— Да хрен вы меня больше на этот понт возьмете, — твердо ответил Кудесник, напрочь позабыв о незапертой двери у себя за спиной. — Собрался стрелять — стреляй, чего ждешь?

— Храбрый, — сказал кто-то другой, а в следующий миг Кудесник получил удар по затылку и рухнул на землю.


Вопреки небезосновательным ожиданиям очнуться в окружении узкоглазых «монголов» с торчащими из-за спин рукоятями самодельных катан и автоматами в руках Кудесник увидел перед собой портрет Ильича с кепкой в руке, а под портретом — коломинского старшину, на лице которого застыло выражение смертельной усталости и печали. За столом напротив старшины сидел незнакомый Кудеснику человек в черном кожаном плаще с поднятым воротником, с дымящейся сигаретой в углу рта.

В таежном поселке наступила ночь. Городские фонари светились, как и положено, ярким светом парортутных ламп, крестьяне позвякивали орудиями труда, возвращаясь с полей после тяжкой работы и украдкой заглядывая в окна сельсовета, а в домах плакали и смеялись их дети.

Странно, но боли в голове Кудесник не чувствовал. Это было приятным сюрпризом, а вот неприятной неожиданностью оказалось то, что он не мог даже пошевелиться. Опять. Точно как вчера, когда очнулся в окружении мертвых «монголов». Он сидел на стуле даже не привязанный, и только голову будто кто-то сзади держал, чтоб смотрел прямо.

— Сдали? — еле ворочая языком, поинтересовался Кудесник. — Прислужились хану?

Старшина потупил взор, вздохнул, а затем резко встал из-за стола и вышел из комнаты, оттолкнув кого-то на входе.

— Кто тебя сдавал-то, чучело?

Место за столом занял крупный, плечистый здоровяк с выпирающим брюхом и многоярусным подбородком. Сразу было видно, кто это: расстегнутая до пупа «азаматовская» синяя форма и поблескивающая на шее золотая цепь толщиной с палец — ну конечно, тот самый смотрящий.

— Я на личные хановы проблемы с прибором прибрасывал, понял? И слишком плохо ты нас знаешь, если думаешь, что мы в шестерках под ним ходить будем. Он нам еще за изгоев не отбашлял, жмыдло. Так что даже если б он мне за тебя скинул свой канал по оружию, я бы не сразу тебя ему выдал. Пусть порыскал бы по тайге со своими ниндзя пару месяцев…

Он захохотал, и его живот начал подскакивать в такт. За спиной Кудесника еще кто-то засмеялся, судя по голосам, их было двое или трое. Один из них принадлежал лишившемуся сразу нескольких зубов Михаю, бродяга понял это по характерному шипящему свисту, который возможен лишь при выбитых передних зубах. Остальные двое были ему неизвестны.

«Лыбится еще, падла, — с досадой подумал он. — Нужно было тебе шею свернуть для надежности».

— А ты не бедово моих абреков поломал, — будто поняв, о чем думает Кудесник, с некой завистью голосе произнес смотрящий, и Михай тут же перестал смеяться. — Предложил бы тебе важняковый пост у нас в банде, дык ты ведь не согласишься, верно? Знаю я вас, вольных бродил, пока жизнь не обломит, корчите из себя крутых фраеров. А хотя, если б даже и согласился, — смотрящий опечаленно причмокнул и кивнул на человека в плаще, — то я тебя уже никак не возьму к себе.

— Зачем я тут? — спросил Егор, начинался ощущать руки-ноги, но все еще не в силах пошевелить ими.

— Скоро узнаешь, — подмигнул ему смотрящий, и тут Кудесник услышал звук, который спутать с каким-либо другим было невозможно: клекот шестилопастного винта был знаком ему со времен прохождения срочной службы в ВДВ. Ми-8? Да, он самый, трудяга.

Человек в плаще тоже услышал стук лопастей «вертушки», встал со стола и, приподнявшись на носках, обернулся к Кудеснику. Бродяга ошарашенно захлопал ресницами и, если б мог, подался бы назад. Он хоть и навидался за годы пребывания в Атри и тварей всяческих, и людей покалеченных, но от вида этого человека у него по спине — о, как он это почувствовал, — пробежали мурашки. Правой части лица у странного человека не было вообще. Оно было стерто, будто его привязали к машине и волокли по асфальту, не давая возможности извиваться. Ни глаза, ни части носа, ни уха, вместо губ — оскал обнаженных зубов, там, где была щека, блестит белая кость, на скуле обнажена бордовая челюстная мышца. Этот человек походил на муляж, у которого публика должна видеть лишь одну часть лица, и поэтому другую изготовили абы как, просто чтобы форма головы сохранилась. Волосы у него также были лишь на левой стороне черепа и на затылке, правая же была лысой и изуродованной.

Смотрящий поспешил вскочить с кресла и растянул в улыбке перед уродом пухлые губы. Человек в кожаном плаще, на вид ему было лет сорок пять, неподвижно стоял у окна и смотрел куда-то сквозь «азаматовского» авторитета, будто его и не существовало вовсе.

«Кто же это такой, если сам смотрящий трепещет перед ним? — думал Кудесник. — Уж не его ли работа — убийство „монгольского“ отряда и мое одурманенное состояние?»

Не говоря ни слова, «полулицый» цокнул оставшейся частью губ, встретился взглядом с почтительно склонившим перед ним голову смотрящим и кивнул кому-то за спиной у Кудесника. Трое дюжих «азаматовцев» тут же подхватили бродягу на руки, погрузили его самому здоровому из них на плечо и понесли прочь из избы сельсовета.

Вертолет, помигивая хвостовым огнем, приземлился прямо перед блокпостом, удачно поместившись между пнями столетних сосен. Кудесника сопровождало человек шесть, а может, и того больше, он видел лишь троих, шагающих с оружием наготове по обе стороны от себя. Боялись, что он, даже будучи безоружным и без чувств, все равно может от них ускользнуть? Значит, по достоинству оценили. Это радовало.

Пилот, открыв дверцу кабины, сначала долго смотрел, как бесчувственного бродягу заталкивают на пассажирскую скамью, а затем с негодованием сплюнул. Видимо, перевозить всяких впавших в беспамятство типов у них отправляют пилотов помоложе, ведь ясное же дело, что ситуация внештатная.

Кудесника перетянули крест-накрест ремнями безопасности и положили на скамью. Все, что он теперь видел, были чей-то рюкзак и ботинки тех, кто с ним маялся. Кто-то, сев рядом с ним, осторожно поинтересовался у «полулицего», точно ли бродяга не придет в себя за время перелета, но тот ничего не ответил.

Ноги Егор Звягинцев начал ощущать, еще когда смотрящий предлагал ему важный пост в «Азамате». Когда его бросили в вертолет, он едва не выдал себя, опираясь на них и тем самым помогая здоровяку водрузить его тело на скамью. Теперь пришел черед рук. Он их незаметно сжал в кулаки и разжал — практика вчерашнего дня. Если это получается, значит, минут через двадцать наркотик, — а он был уверен, что ему вкололи какой-то препарат, — отпустит. До былого проворства, с которым он вышиб потроха из четырех охранников на воротах, конечно, будет еще далековато, но сил, чтобы проткнуть полулицему последний глаз, должно хватить.

«Надеюсь, я успею очухаться прежде, чем мы взлетим, — подумал Кудесник. — Прыгать чего-то совсем не хочется».

То, что его повезут не к «монголам», он понял сразу. Слишком много сложностей для такого пустякового дела. Можно предположить, конечно, что все это замутил хан, ведь это не так уж и сложно. Достаточно просто нанять постороннего человека, чтобы тот выкупил бродягу у зеков, действуя от своего имени. Но тогда вопрос: почему хан пошел путем наибольшего сопротивления? Зачем он нанял для этой ничтожной миссии человека с такой незабываемой внешностью, к тому же в одежде, которая сама за себя говорит, что ее обладатель не из Атри? Ну да это еще что. Главное — вертолет! Зачем он нужен, если от Коломино до Ордынца всего семьдесят верст пути? Достаточно группы всадников, которые могли бы взять его под стражу и за день доставить в «монгольский» стан. Не может не удивлять и другое — как хан сумел договориться с военными, чтобы те отправили за каким-то бродягой целый вертолет? Это же вообще чистой воды бред! Вояки никогда не послушали бы главаря какой-то там группировки из средней полосы! Ну и что, что авторитетный? Ну и что, что правитель мощного стана? Для них, в белом периметре, все среднеполосовцы на одно лицо, хоть самый сильный клан, хоть мелкие кочевники. Главное, чтоб их никто не трогал. Так с какого же перепугу армейцы помогают хану решать личные проблемы?

«Подкупил? — обдумывал версию Кудесник. — Вряд ли. Вояк могут подкупить только те, кто с ними правдами-неправдами сотрудничают. „Чистильщики“, например. Или те же „медведи“, от которых вояки, хоть они и не хотят этого признавать, зависят. Ведь если не будет наемных бродяг из кланов — не будет у вояк хорошей пенсии по возвращении на родину (минуя протокол стирания памяти, разумеется). Да и здесь никто не выполнит ту грязную работу, за которую рядовой состав браться не станет, хоть ты в них стреляй. Ради тех группировок, пожалуй, военные рискнут пойти на нештатное задание, но ради хана? Нет, не верю».

Вертолет взмыл в ночное небо. Кудеснику хотелось верить, что пилот знает, что делает. Вылеты в темное время суток были строго запрещены. Ориентироваться по приборам в Атри можно, только находясь на земле, и то следует сверяться с показателями собственной интуиции. Если датчик аномалий показывает, что проход чист, а сердце отчего-то начинает выплясывать менуэты, стоит пожертвовать последним маркером — вдруг интуиция точнее прибора? Что ж до полета в ночи, когда ориентироваться можно исключительно по приборам, то здесь пилот здорово рисковал. А значит, риск того стоил. И если все выводы сложить в одну кучу, то становится понятно, что Кудесником интересуются не узкоглазые, а гораздо более влиятельные люди. Достаточно вспомнить, как лебезил смотрящий перед «полулицым», чтобы понять, что корни ситуации уходят гораздо глубже, чем это можно себе представить. Хорошо это или плохо, бродяга еще не знал, да и, собственно, не это сейчас его интересовало.

Теперь он мог в полной мере ощутить пульсирующую резь в затылке и слышать гул гигантского колокола в голове. Да, это вернулась способность ощущать. Но вместе с ней возник и прилив сил в мышцах. Действие наркотика закончилось.

Дабы не выдать себя, Кудесник не поднимал голову, но, пользуясь покачиванием «вертушки», сумел-таки увидеть двоих «азаматовцев», сидящих по обе стороны от него, и троих — напротив. «Полулицего» среди них не было.

Оружие «азаматовцы» держали либо на коленях, либо в руках, но Егор решил, что пользоваться они им не станут. Не для того нанят вертолет, чтобы ценный груз был расстрелян при попытке к бегству. «Для устрашения стволы взяли, — успокаивал он себя, — просто чтобы попугать в случае чего».

«Азаматовцы» травили анекдоты, один, прислонившись лицом к стеклу сдвижной двери, напевал какую-то грустную песню о трудной жизни в лагерях, другой аккомпанировал ему свистом. Было похоже, что они и впрямь на сто процентов верили, что наркотик продержит его в состоянии растения до аэродрома или куда еще они там направлялись. Никому из них даже в голову не пришло проверить, как там себя чувствует их ценный груз. И зря. Рука бродяги медленно, но верно двигалась к замку на уровне живота, в один щелчок освобождающему его от ремней.

Когда удерживающие «груз» шлейки поползли вверх, сидевший напротив него «азаматовец», травивший анекдоты про тещу, вскочил на ноги, ударился головой о потолок, выматерился и уткнул ствол в грудь бродяге. Остальные также схватились за автоматы и замерли, не зная, чего ожидать. И лишь когда Кудесник, больше не удерживаемый ремнями, начал клониться вперед, падая сидевшему напротив него бойцу на колени, все облегченно вздохнули.

И клюнули на его уловку.

— Тьфу ты, блин! — сказал один, опуская ствол. — Я уж думал, он пришел в себя. Держите его, братаны, пристегнем еще раз.

— Замок, видать, хлипкий… — повертев в руках крепежный карабин, повел плечом второй.

— Да пусть валяется тут, — лениво возразил третий. — Никуда он уже не убежит.

— Ты что, не слышал, что смотрящий сказал? — буркнул первый. — Бродяга должен быть зафиксирован в положении сидя, а не то кровоизлияние в мозг, и хана товару. А заодно и тебе, конвоир хренов.

Двое, что сидели по обе стороны от Кудесника, отложили оружие и подхватили бродягу, сползавшего в проход и (тут Егор понял, что даже немного переиграл) ударившегося лицом о скамью. Один «азаматовец» откинул назад его голову, встретился с помутневшими глазами — бродяга как только мог, изображал из себя «ушедшего в астрал» наркомана, — спросил, все ли у него в порядке. Кудесник, едва ворочая языком, ответил, что все нормально, но тот не расслышал его слов из-за стука лопастей и рокота двигателя. А когда его попытались поднять, бродяга обмяк и стал будто на центнер тяжелее, запутывался ногами и умышленно сползал на пол. Ему нужно было спровоцировать всех пятерых одновременно сделать попытку усадить его и закрепить ремнями, в таком случае он смог бы добиться их максимальной отвлеченности. Спустя пару минут безрезультатной возни за работу взялись пятеро.