Должен ли писатель быть филологом?

Нет.

Филология — это наука. Писатель использует её достижения в прикладных целях. Профессионально разбираться в языке и литературе — одно дело, профессионально создавать на этом языке литературные произведения — другое. Есть показательная история в тему:

...

Выдающиеся советские физики, доктора наук, лауреаты государственных премий, разработчики циклотронов, атомных бомб, космических кораблей и прочих сложнейших устройств трудились в секретных лабораториях. Широкая публика их не знала. Гениальную компанию вывезли отдохнуть к Чёрному морю. Учёные взяли на пляж несколько бутылок вина, но не смогли справиться с толстой полиэтиленовой пробкой. Местный мужичок предложил свою помощь. Пламенем зажигалки он оплавил пробку и легко сковырнул её одним движением заскорузлого ногтя. Выпил стакан, полученный в награду, и сказал восхищённым гениям: «Физику надо учить!»

Филологи грамотно пишут, но хороших писателей среди них единицы. Филологи знают, что самостоятельное предложение, в котором отсутствует сказуемое, называется эллиптическим. Когда филолог пишет эллиптическое предложение вроде: «В числе достоинств литературы — язык и стиль», он ставит тире, если есть пауза, и не ставит, если паузы нет…

…но литературные способности филологов принято переоценивать так же, как и недооценивать важность грамотности для писателей, а это — «ошибка выжившего» № 42.

Эрудиты любят ссылаться на друга Пушкина — поэта Евгения Баратынского. В мемуарах Анны Керн сказано, что Баратынский был очень слаб в грамматике и спрашивал у ещё одного друга, издателя Антона Дельвига: «Что ты называешь родительским падежом?». Возможно, он так шутил, только при этом не пользовался никакими знаками препинания, кроме запятых. Остальные знаки расставляла Софья Салтыкова — жена Дельвига, которой поручали переписывать стихи для типографии. Но для того, чтобы соревноваться с Баратынским в безграмотности, надо быть способным написать хотя бы о Музе с «лица необщим выраженьем».

Писатели порой ведут себя, как персонажи комедии Дениса Фонвизина «Недоросль» Митрофан Простаков с его матушкой. На вопрос учителя: «Дверь, например, какое имя: существительное или прилагательное?» — Митрофанушка отвечал: «Котора дверь?.. Эта? Прилагательна… Потому что она приложена к своему месту. Вон у чулана шеста неделя дверь стоит ещё не навешена: так та покамест существительна».

Той же святой простотой отличались и рассуждения госпожи Простаковой о бесполезности географии: «Да извозчики-то на что ж? Это их дело. Это-таки и наука-то не дворянская. Дворянин только скажи: повези меня туда, свезут, куда изволишь».

Зачем писателю быть грамотным, если редакторы с корректорами всё исправят и причешут? Для ответа годится цитата, знакомая всем поклонникам Владимира Высоцкого. «У нищих слуг нет», — говорил его герой вору в сериале «Место встречи изменить нельзя».

Профессиональные сотрудники издательства, получив безграмотный текст, имеют все основания принять его за свидетельство неуважения — к себе, к читателям, к языку, к литературе… Они его даже читать не станут, а не то что исправлять и причёсывать.

Не надо писать неграмотно.

У нищих слуг нет.

Стоит ли писателю интересоваться языкознанием?

Стоит.

Составитель эпохального «Толкового словаря живого великорусского языка» Владимир Даль писал: «Всякая тряпица в три года пригодится».

Писателю могут пойти на пользу любые знания и навыки. А знания о языке и некоторые навыки филолога уж точно не помешают, как и простая начитанность.

Тот, кто знаком с юмористическим рассказом Чехова «Жалобная книга», не сделает ошибку литературного героя: «Подъезжая к сией станции и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа». Здесь шляпа — подлежащее, к которому относится деепричастный оборот в начале фразы. По правилам русского языка выходит, что это шляпа подъезжала к станции и глядела на природу.

Самые начитанные тут же возразят — мол, у Льва Толстого в романе «Воскресение» без всякого юмора использована такая же конструкция: «Прокричав эти слова, ему стало стыдно, и он оглянулся». Неужели Толстой тоже безграмотен?

На такой деликатный вопрос есть сразу два ответа.

Во-первых, у Льва Николаевича действительно были серьёзные проблемы с русским языком, о которых ещё придётся поговорить…

…а во-вторых, Толстой на тридцать два года старше Чехова. Он воспитывался в то время, когда аристократы продолжали использовать в русской речи кальки с французского языка. Для старого графа Толстого была приемлема иностранная грамматическая конструкция, которую высмеивал сын и внук недавних крепостных, молодой мещанин Чехов.

Филологи, как и профессионалы в любой области, пользуются специальной терминологией. Представление о ней писателю не помешает.

«Шли двое — студент и дождь: студент в галошах, а дождь косой». Такой трюк, с помощью которого некоторые авторы пытаются создать комический эффект, называется си́ллепс.

Словарь-справочник 2007 года «Культура русской речи» предлагает научное определение силлепса: «Риторический паралогический приём (в иной трактовке — стилистическая фигура), близкая зе́вгме, состоящая в объединении в перечислительном ряду логически, а иногда и грамматически неоднородных членов предложения как однородных».

Можно поаплодировать литературным способностям филологов — составителей справочника. Наверное, требуется научная степень или особый талант, чтобы сконструировать громоздкую, неаккуратно согласованную формулу, для понимания которой придётся получить ещё три справки: что такое паралогический приём, что такое стилистическая фигура и что такое зе́вгма

…хотя зевгма знакома всем пишущим. Это, как считают филологи, «конструкция, образованная с нарушением смысловой, а также синтаксической однородности слов в сочинительной цепочке».

У Чехова в юмореске «Что чаще всего встречается в романах, повестях и т. п.?» есть подходящий пример: «Доктор… часто имеет палку с набалдашником и лысину». Автор не написал второй раз имеет перед лысину, поскольку слово здесь явно подразумевается.

Пример зевгмы, похожей на силлепс, есть в повести «Дядюшкин сон» у Достоевского: «Сама Марья Александровна сидит у камина в превосходнейшем расположении духа и в светло-зелёном платье, которое к ней идёт».

Всем известен приём, когда свойства целого переносятся на частное или наоборот. Гоголь использовал его в поэме «Мёртвые души» для диалога: «Эй, борода! А как проехать отсюда к Плюшкину так, чтоб не мимо господского дома?» Здесь частное свойство — борода — становится обозначением всего бородатого человека. Такой приём носит название сине́кдоха.

Теоретический пласт, в котором не все авторы чувствуют себя уверенно, — это паро́нимы: слова, близкие по звучанию, но имеющие разные значения. Их часто путают. Например, песчаного цвета не бывает так же, как и песочного берега.

Лидер по числу ошибок — паронимы одеть и надеть. Казалось бы, всё просто: одевают кого-то, надевают на себя. У Пушкина сказано: «В гранит оделася Нева», но при этом: «Надев широкий боливар, Онегин едет на бульвар».

Есть стишок повеселее, позволяющий запомнить норму:

...


Я забрался с Надей в душ,
Тут приходит Надин муж.
То ли мне надеть одежду,
То ли мне одеть Надежду.

Противники ссылаются на Павла Анненкова, Фёдора Достоевского, Василия Розанова, Венедикта Ерофеева и Бориса Пастернака — эти мастера использовали одеть в смысле надеть. Споры длятся десятилетиями, однако норма пока не изменилась: Надежду и Неву одевают, одежду и шляпу «боливар» надевают.

Из-за паронимов уплатить, оплатить и заплатить ревнители русского языка не любят кондукторов с вечным требованием: «Оплатите за проезд!» Писателю полагается знать: либо «заплатите за проезд», «уплатите деньги за проезд», либо «оплатите проезд». Либо придётся забыть о литературе и продавать билеты в общественном транспорте.

Часто происходит путаница с паронимами эффективный, то есть приносящий хорошие результаты, и эффектный, то есть производящий сильное впечатление.

Многих сбивают с толку неодушевлённый командировочный документ и одушевлённый командированный, который едет в командировку с командировочным документом.

Грамотные авторы знают, что принять можно меры или лекарство, а предпринять — штурм крепости или ещё какое-то действие. К слову, расхожая фраза «Надо выпить таблетку» — признак плохого знания русского языка. Избежать ошибки помогает анекдотический диалог:

...

— Поручик, почему вы пьёте водку?

— Потому что она жидкая. Была бы твёрдая, я бы её грыз.

Таблетку не выпить, её можно только принять, как и любое другое твёрдое лекарство. Зато микстуры и принимают, и пьют, поскольку они жидкие.

Экономический относится к экономике, а экономичный — к экономии: это разные вещи, как Петербургский экономический форум, который к экономии отношения не имеет.