А мертвый капитан королевской стражи встал.

* * *

Он навис над комнатой. Над изменившейся комнатой. В мгновение ока орудия пыток стали мольбертами и незаконченными полотнами. В руке «капитана» теперь был не револьвер, а дряхлая, потрепанная кисть, в другой — палитра для красок.

Художник — видимо, теперь его звали Корнелиус — обмакнул кисть в кровь на своем животе и рассмеялся.

— Что за хрень?.. — в ужасе прошептал Виктор.

«Так вот, что значит: закончите и расскажите историю! Здесь все меняется на основе твоей интерпретации увиденного!» — подумал Андрей.

Тем временем Виктор схватил валявшуюся рядом доску и, стукнув себя по голове, и упал без сознания.

К такому развитию событий кропотливая работа над мозгом и логикой его не готовила. Андрей успел подхватить школьника, и медленно опустил его на пол. А Василиса этого даже не заметила, ей уже хотелось проснуться: сон затянулся. Хватит. Полученных эмоций ей хватит на год вперед. И еще вопрос, то ли это вдохновение, которого она так жаждала?

— Не люблю страшные сны! — заявила она, напрочь игнорируя происходящее. — Но я давно научилась их не бояться. Нужно просто подойти к монстру, и спросить, как у него дела. Работает безотказно!

И девушка подошла к художнику. Тот рисовал на полу чудовищные образы собственной кровью, и действительно походил на монстра — текущая изо рта слюна, безумные, ярко-красные от усталости глаза, вырванные клоки волос. Андрей попытался остановить Василису, но все, что у него вышло — вытянуть руку и прохрипеть: «Стой!»

— Здравствуйте, мистер монстр! — весело обратилась Василиса и помахала. — Как вас зовут? Как ваши дела? Что вы рисуете?

Художник не отреагировал. Что-то бормоча, он орудовал кистью с невероятной скоростью.

— Не хотите общаться? Я — Василиса! Думаю, вы отличный художник.

Андрей не знал, что делать, поэтому просто наблюдал.

В подход Василисы он не верил. Как-то раз он тоже решил подружиться с монстром, но тот съел его, Андрей проснулся, а потом монстр съел его еще раз, и он проснулся по-настоящему. Но сейчас его настораживал не сам художник, а зловещий рисунок, который появлялся на полу. Внезапно он как будто прозрел. Догадка, связанная с историей Василисы, бросила его в холодный пот.

— Василиса! — крикнул он. — Беги оттуда! Быстро!

— Что? Пора просыпаться?

— БЕГИ!

Вдруг из кровавых орнаментов на полу восстало чудовище. На этот раз действительно ЧУДОВИЩЕ. Гигантская рычащая тварь с головой крысы, слюнявая и отвратительная. Обитатель самых потаенных детских страхов, их коренной житель. Тот, что живет вместе с нами, ожидая момента, когда мы потеряем бдительность. Оно медленно поднималось, с жутким хрустом формируя свое тело.

Время остановилось. Будто специально, чтобы Андрей рассмотрел гигантские лапы с желтыми когтями, грязную, слипшуюся от крови шерсть; чтобы почувствовал вонь, от которой, казалось, можно было ослепнуть.

Глаза Василисы расширились, только теперь она открыла их по-настоящему. Пелена спала; к ней пришло осознание, что это не сон. С такими незнакомцами лучше не разговаривать, нужно бежать от них куда подальше.

— Я п-пойду… — проговорила девушка.

Она сделала шаг назад.

И чудище набросилось на нее.

Набросилось. И откусило ей голову.

* * *

Художник рассмеялся. Андрей закричал. В нем словно разорвалась бомба, пронзая внутренности осколками страха, отчаяния и паники. Из картин посыпались твари разных размеров и форм: крысоподобные, змеевидные, насекомообразные. Они потянулись к Андрею: ползли, крались, летели — стремясь уничтожить его, разорвать в клочья.

Первая реакция — сесть, закрыть голову руками, позвать на помощь. Но ее ждать неоткуда. Перед Андреем стоял образ Василисы, красивой девушки, из чьей шеи хлестала фонтаном кровь.

— Искусство безжалостно! — воскликнул художник и, не обращая внимание на своих созданий, бросился к пустому полотну — писать новую картину.

Сделав несколько рывков, уклонившись от слюнявых оскалов, Андрей подбежал к двери. Его спину оцарапали когти. Он завопил от боли, не глядя швырнул в тварей стоявший рядом стул, и вырвался в коридор.

Но и там было не лучше. С двух сторон на него надвигались монстры; некоторые вываливались из рам, другие свисали с потолка. По окнам ползли пауки. Стоял невыносимый гул, перед глазами появлялись буквы неизвестного Андрею языка. Он подумал, что умирает, и это последнее, что он видит и слышит. Рычание и шипение, топот лап и скрежет чешуи — все приближалось, а затем в голове прозвучал голос…

Твоя жизнь — череда повторов. Помнишь позапрошлую школу поза-поза-прошлого города? На уроке биологии тебе в голову прилетел огрызок яблока. Учительница обернулась и наказала тебя за то, что ты мусоришь. А потом ты шел домой длинным путем, через гаражи, где, как тебе казалось, тебя ни за что не встретят обидчики. Но ты ошибался. Именно там они тебя и караулили.

Андрей осел на пол, согреваемый таким родным, таким понятным и теплым звуком голоса, исходящего из Книги, которая по-прежнему была в его руках.

Парень с фамилией Шурупов, еще один «Влад» невзлюбил тебя с твоего первого дня в школе. Его бесила твоя отстраненность, замкнутость, твой блуждающий поверх голов взгляд. Его бесило, что ты сын Верховного жреца, именитого огнепоклонца. Он давно хотел что-нибудь сделать, выбить из тебя спесь, заставить поверить, что ты — хуже других, а не лучше; хотя так ты никогда и не думал. Он толкнул тебя, и ты ударился спиной о зеленую дверь гаража. Шурупов обставил все так, словно ты сам виноват, напросился — своей немытой головой и стремным голосом. А когда ты попытался убежать, он схватил тебя за горло и сжал, сильно-сильно… И когда ты начал терять сознание, когда даже дружки Шурупова просили его остановиться, ты утратил связь с миром, с собой… но не с твоей Книгой, которая лежала в твоем рюкзаке, готовая вырваться в одно мгновение вместе со всеми ее обитателями.

Как и тогда, в гаражах, Андрей медленно утекал далеко-далеко. И он был даже благодарен немного, что все вот-вот закончится. Андрею давно хотелось, чтобы все закончилось. Он закрыл глаза. Сотни, если не тысячи пастей, нависали над ним, готовые оторвать ему голову, как Василисе. И та самая крыса возвышалась над всеми.

На следующий день в школу приходила полиция. Одноклассники рассказывали друг другу историю. Как ты отгрыз Шурупову палец, как кинулся на его дружка и расцарапал ему лицо, чудом не задев глаз, и как подвернувшимся под руку дрыном сломал ногу третьему. Рыдающая мама жалела тебя, а отец избил и снова заставил пройти ритуал очищения, причитая, что вам опять придется переехать.

И эта четверка людей с картин тут как тут. Каждый — в сотне вариаций. Женщина: в фиолетовом, в красном и в любом другом платье. Дворянин. Его брат. И дочь. Лица с разной техникой исполнения, разными эмоциями, в различных позах. Одни и те же люди, размазанные дьявольской краской Корнелиуса.

Но однажды ты вспомнил, что перед тем, как дать обидчикам сдачи, ты произнес одну-единственную фразу. Ты кое-что сказал, и все изменилось…

Да. Так и было. Ты знаешь меня. Ты чувствуешь меня. Ты — внутри меня. Ты — это я.

Что ты тогда сказал?

Андрей открыл глаза. Посмотрел прямо перед собой. Марево исчезло. Картинка обрела четкие очертания. Вокруг Андрея обвилась огромная змея. На голове сидели летучие мыши. Перед лицом скалилась гигантская крыса.

Что. Ты. Сказал?

Он улыбнулся.

— Действуй, — сказал Чернокнижник.