— …долларов, конечно. И главное ноу-хау — это в договоре прописано — все права на стартапы у меня, а значит, и прибыль. Так и становятся миллионерами.

— Водитель ты для души, а вообще-то у тебя свой бизнес… — кивнул Крылов в зеркало, но Лёша не услышал в его голосе ни капли сарказма — только уважение.

— Спасибо!

— Ты подумай, может, останешься? Обсудим зарплату. Ну что ты там в инкубаторе? Это же даже как бы не бизнес. Бросаешься, как в омут с головой.

Немного обидно, когда почти родной человек настолько в тебя не верит. Что ж, посмотрим, что все они скажут через годик.

— Спасибо, но нет, Сергей Михайлович. Надо же и мне с чего-то начинать… Но до тридцать первого августа я ваш! Можно мне, кстати, будет на машине пока?.. — И Лёша показал жестом, мол, ездить туда-сюда.

— Уж бери уж, что уж.

Казалось, Крылов слегка надулся, как человек, которому ни с того ни с сего сломали удобный порядок жизни. Стоило бы ему сказать что-то согревающее, но вот они уже приехали, и Лёша остался в машине один. Наступило самое рабочее время.

Своим успехом Лёша был обязан умению эффективно использовать любую свободную минуту. Тайм-менеджмент. Множество деловых вопросов можно решить с телефоном и ноутбуком, не покидая машины, и Лёша в совершенстве владел этим приёмом. Сейчас ему предстояло без унынья и лени:

1. Сделать дыхание для раскрытия четвёртой и пятой чакры, раз утром не успел.

2. Пролистать обновления каналов наставников: хочешь стать лучшим — учись у лучших.

3. Чтение: сто страниц — дневная норма для тех, кто хочет жить, а не выживать.

4. Ежедневное ведение соцсетей — развитием личного брэнда нельзя пренебрегать.

5. Решение стратегических вопросов — тут не может быть мелочей. Например, даже своих дочек Лёша назвал с прицелом на будущее. Афина, Офелия и Ева — эти имена идеально подобраны, чтоб когда-то дать названия собственным брэндам: ювелирному, парфюмерному, модному. Ну, хорошо, допустим, первые два ещё под вопросом, но с Евой всё уже окончательно. «Костюм от Евы» — не правда ли, звучит?

6. Кроме всего прочего Лёша запланировал дочитать эти мэрские регламенты.

Через полчаса кропотливой работы его застал звонок любимой:

— Нам сделают регистрацию! Сегодня! Моя бывшая одногруппница работает в паспортном столе, мы прямо на дом её вызвали, есть такая услуга.

— Я делаю это только ради правнучек! — раздался на заднем плане недовольный голос Евдоксии Ардалионовны.

Лёша ощутил прилив ресурса. Вот что значит грамотное делегирование. Удача улыбается сильнейшим. Можно будет и в мэрию сегодня успеть.

В машину сел Крылов.

— Поехали!

Лёша тронулся, прикидывая, как бы ему обнаглеть до такой степени, чтоб отпроситься с работы пораньше часа на три. Притом, что сегодня он опоздал на четыре. Всё решилось само собой. Крылов ещё не успел сообщить точный адрес следования, как у Лёши снова зазвонил телефон. Он принял вызов по громкой связи, ибо сказано в писании: не при помощи рук, а только посредством специального устройства.

— Лёша! Нам детей перепутали! — это был голос Кати.

— Как перепутали? В роддоме?

— Лёша, ты дурак?

Лёша не нашёлся, что на это ответить, да ещё и без использования рук.

— Просто высади меня у метро, — сказал помрачневший Крылов, и это было оптимальным для всех решением.

— Никому не двигаться!

Катя с бирками в руках закрыла собой тройняшек, не подпуская к ним бабушек, которые замерли с виноватыми лицами.

— Вы которую мыть носили? — спросила Катя у свекрови.

— Эту, — мама Лёши не совсем уверенно указала на одну из внучек.

— Да где там! Эту я носила! А ты — ту! — вмешалась Катина мама.

Намытые девочки радостно дрыгали ногами, будто им нравилось быть перепутанными.

— Почему у них бирки сняты?! — взвизгнула Катя. — Почему?!

Тёща и свекровь хранили молчание — а что тут скажешь?

— Ещё раз! — снова начала Катя. — Ты которую носила?

— Эту. Вроде бы.

— А где она до этого лежала?

Тут на шум в комнате появилась Евдоксия Ардалионовна и мигом оценила обстановку.

— Боженька моя! Перепутали? Ай-яй-яй! Ша! Разойдись, я сказала! — с этими словами она подошла к люлькам и склонилась над девочками. — Ну, что ж вы шум-то подняли? Это Афина, это Офелия, а это Евочка! Да?

Девочки не возражали. Прабабушка показала правнучкам козу и повернулась к изумлённым женщинам.

— Чего вы на меня уставились? Я сердцем чувствую. Когда любишь, разве перепутаешь? Катенька, золотко, не надо так переживать — молоко пропадёт… Ой! У меня же чайник!

И добрая старушка выскользнула из комнаты, оставив Кате надевать бирки на ручки дочерям.

— Разорались, истерички, — ворчала Евдоксия Ардалионовна, шаркая по коридору, — Перепутали! Какая разница, когда они одинаковые? Геморрой на мою голову… — И она закрылась в своей комнате строить планы по выселению докучливой родни.

Лёша как попало бросил машину посередине двора и помчался в дом. Вбежал в квартиру, скинул ботинки и ринулся к семье, как вдруг неведомая сила выдернула его из летнего дня в какую-то космическую ночь, и он очутился в комнате с зашторенными окнами, которая освещалась лишь улыбками кинозвёзд.

— Ни слова! Все спят! — ощутил он на своей шее нежный шёпот хозяйки квартиры.

— Но там…

— Спокойно, юноша! Я с ними разобралась. — Евдоксия Ардалионовна смерила Лёшу взглядом, добавила, — а теперь и с тобой разберусь, — и насильно усадила пленника в глубокое кресло.

Москва слезам верит

— Знаешь ли ты, Алёша, как мне досталась эта квартира? Вы, дураки, почему-то думаете, что в Союзе всем подряд жильё бесплатно выдавали. Как бы не так! Будь любезен очередь отстоять. Лет этак двадцать пять. Доживали не многие. Быстрее других получали строители и всякая там тяжёлая промышленность. Нам, служителям муз, всегда кости с ливером. Художник должен быть голодным. Я в очередь встала сразу, как перебралась в Москву. Девочка из рабоче-крестьянской семьи. И каково же мне было узнать после десяти лет в коммуналке, что квоты срезали. Говорят, не в этот год. И не факт, что в следующий. И вообще… А у меня пузо! Твою вторую маму ждала. Терять мне было нечего.

Пошла в горисполком. Тоже лето, жара. Прямо к председателю. А его нет! Секретарша, дрянь, ну меня прогонять. Дескать, по личным вопросам в последний четверг приходите. Аж напирает, аж толкает меня. Долго мы с ней боролись. Тут и сам председатель является.

— Что, — спрашивает, — тут у вас творится? По какому вопросу?

— По квартире, — секретарша ему говорит, да так едко, — не можем, мол, отделаться.

Он-то видит, что я беременная. Сторонится меня. А я знаю, что этого сухаря словами не проймёшь, он тёртый, всё нипочём. И начинаю… плакать! Натурально включаю дождик. А это у меня природный талант. Бывало, дам со сцены слезу — и по всему залу мокрота покатится. Платочки достают. Дощщь!

Не по себе председателю. Он юрк в кабинетик свой, мол, разбирайтесь без меня. А у меня намерения серьёзные. Сижу, реву, мне торопиться некуда. В театре каникулы. Крыса эта меня не трогает — я мокрая. Терпит.

Долго ли, коротко ли, председатель выходит на обед. Видит снова меня, делает своей крысе вопросительный знак. Та руками разводит. Я реву, работаю — это только прелюдия. У меня хоть на весь день концерт в запасе.

С обеда он уже боязливо шёл. Крыса ему намекать стала, мол, поговори с этой умалишённой. Он встал надо мной, пыхтит, руками шевелит, но трогать не решается. Я реву — останавливаться нельзя. Он снова в кабинете спрятался. Я публику чувствую, стала нотами добавлять. Секретарка уже хочет вешаться. Посидит, посмотрит на меня, потом наберёт документиков и бежит к председателю. И только дверь распахнётся — я голосом усиливаю.

Приходили к нему делегации на совещания. Туда идут — на меня головами качают. Обратно — тоже. Понятное дело: председатель довёл до слёз бабу беременную.

Одолела я его. В шестнадцать тридцать выходит и командует мне:

— Вы! Зайдите!

Секретарка аж руки к небу подняла!

Решилось всё быстро. Ордер председатель лично мне подписал. В ту же неделю я отмечала новоселье. Вот таким нехитрым путём, Алёша, и я добыла себе четырёхкомнатную квартиру. Репетиции, репетиции и ещё раз репетиции.

Евдоксия Ардалионовна сделала реверанс, и руки восхищённого Лёши сами собой зааплодировали. Однако хозяйка затащила его сюда не для того, чтоб развлекать актёрскими байками.

— Давай, покажи-ка мне, как ты пойдёшь в мэрию, — сказала она режиссёрским тоном.

— Э-э… В смысле?

Евдоксия Ардалионовна жестом словно пригласила Лёшу на сцену.

— Почему чиновник должен тебе поверить?

Лёшу стала напрягать неприятная назойливость старушки.

— Вы не понимаете. Там всё уже решено, там этого ничего не надо, — объяснил он мягко, — просто бюрократические процедуры…

Евдоксия Ардалионовна остановила его силой внутренней харизмы, чуть приподняв ладонь.

— Алёша, послушай опытную женщину. Я ведь, получается, твоя… пратёща?

Раз уж пошла тема друг друга перебивать, то и Лёша не остался в долгу.

— Не переживайте, всё будет хорошо, вопрос мной изучен. Через два дня мы уже точно от вас съедем, — и он встал, намереваясь выйти из комнаты, но не успел.