— Лучше не трогайте окно руками, а то еще рама, не дай Бог, целиком выпадет на улицу, потом отвечай! — громко предупредила Елена Андреевна. — Вначале его нужно как следует укрепить!
— Так, а что раньше-то не укрепили? — нахмурился я, убирая руки прочь от окна. Оно и вправду не внушало доверия, а из рассохшейся и обветшавшей рамы заметно потянуло свежей струей холодного воздуха.
— Предыдущее начальство вполне устраивало, — тяжело вздохнула старшая сестра. — Вызовем столяра, он что-нибудь придумает.
— Скажите, а пластиковое окно нельзя будет установить?
— Пластиковое? — она неприкрыто улыбнулась. — Хорошо если это хотя бы починят! Тут же старинное здание, тем более эта стена выходит на проезжую часть городского проспекта, и нужно особое разрешение муниципальных властей на замену окон. Кто возьмется хлопотать?
— Ладно, пластиковое окно не получится вставить, но почему же не починили в свое время имеющееся? Рама же не вчера рассохлась! Вон как сквозит! — я поднес руку к щели и явственно ощутил ледяной поток, идущий с улицы. — Что, предыдущую заведующую устраивал такой бардак?
— Ой, и не вспоминайте! — старшая сестра в сердцах махнула рукой. — Ее все устраивало, кроме работы! Вы чувствуете, какой тут запах? И это мы еще неделю проветривали! К ней в кабинет со всего госпиталя на перекур почти все местные курильщики собирались Она всех, добрая душа, привечала! Одних окурков после нее чуть ли не ведро вынесли!
— Похоже, не все вынесли, — я подошел к дивану и заглянул за его спинку. — Вон еще куча «бычков» валяется! — ткнул я пальцем в покрытые пылью и пеплом окурки с характерными следами от яркой помады на сморщенных фильтрах.
— Ладно, вы пока возьмите документацию и идите ко мне в кабинет, а я организую солдатиков, чтоб убрались тут у вас.
— А что за солдатики? Из числа больных? — поинтересовался я. — А где же уборщица?!
— Доктор, ну какая уборщица? Кто же сюда пойдет работать за такую смешную зарплату? А насчет солдат не переживайте — они не перетрудятся!
— Так они же больные, — нахмурил я брови.
— Дмитрий Андреевич, сделайте обход отделения, познакомьтесь с лечащими докторами. Тут как-никак армия! Есть своя специфика. Со временем поймете, что здесь за больные находятся и чего им можно, а чего нельзя.
— Хорошо, — согласно кивнул я. — Пойду, совершу обход! Где можно получить халат и медицинскую робу?
— Халат? — с удивлением переспросила старшая сестра. — А у нас каждый со своим халатом и робой на работу ходит. Вас разве не предупредили?
— Нет, — растерялся я. — Мне и в голову не приходило, что в таком прославленном госпитале могут возникнуть проблемы с экипировкой заведующего отделением.
— Ладно, — задумалась Елена Андреевна, — попробуем что-нибудь подобрать из старых запасов. У вас какой размер?
Пока старшая сестра любезно подбирала мне халат и медицинский костюм, я решил ознакомиться с той документацией, что, по ее словам, составляла важную часть моей работы. Скрипнув дверцей книжного шкафа, я потянулся за лежавшим наверху стопки одним из документов в красной пластиковой обложке, и в ту же секунду к моим ногам с ожесточенным шуршанием устремилась настоящая бумажная лавина. Множество папок с характерным шелестом заскользило вниз, живо образовав небольшой бумажный холм чуть не до колена. Я взял папку с загадочным названием «Журнал учета тренажей хирургического отделения за 20.. год» и наугад открыл страницу где-то ближе к концу.
Тема № 21: «Анафилактический шок», — прочитал я про себя выделенное жирным шрифтом заглавие и по диагонали прошелся взглядом по основному тексту. Дальше следовало довольно подробное описание этого грозного осложнения в работе медицинского учреждения и инструкция с алгоритмом действий по его устранению. Тем в папке оказалось тридцать, очевидно по количеству дней среднестатистического месяца. В конце обнаружил кем-то заботливо разлинованную таблицу, содержащую в одном столбце фамилии сотрудников отделения, сверху даты и напротив каждой фамилии плюсик или минус.
— Это вам нужно каждый день читать нам лекцию и отмечать присутствующих, — подсказала Елена Андреевна, подошедшая ко мне сзади.
— Каждый день? — неуверенно переспросил я, повернув голову в ее сторону.
— Разумеется! На каждой утренней пятиминутке вы должны читать дежурному персоналу про неотложные состояния и ставить плюсики или минусы, кто присутствует или кто отсутствует. Вот вам халат! Примерьте!
— Однако! — почесал я переносицу, примеряя почти новый халат с чужого плеча. — И что, так вот по кругу весь год нужно читать эти самые неотложные состояния? И что такое «тренаж»?
— Вот это и есть «тренаж»! — невозмутимо ответила старшая сестра, оценивающе разглядывая слегка великоватый халат и поправляя завернувшийся сзади хлястик. — Тут так принято!
Я тяжело вздохнул, но ничего не ответил — принято, так принято! В чужой монастырь со своим уставом не лезут! Ладно, по ходу дела разберемся с этими пресловутыми тренажами! Интересно, а сколько еще подводных камней меня ждет впереди? Судя по бумажному Эвересту, выросшему у моих ног, довольно прилично!
Врачей в отделении сегодня оказалось немного: веселый, средних лет травматолог — крепкий приземистый парень лет под сорок с умными глазами, спрятанными за толстыми линзами модных очков, вечно хмурый пожилой полковник медицинской службы запаса, раньше занимавший должность заведующего одним из хирургических отделений, а сейчас работающий обычным хирургом, и источавший легкое винное амбре мятый лор-врач неопределенного возраста, яростно нажевывающий жевательную резинку. Познакомившись с коллегами в непринужденной обстановке, мы отправились обходить хирургическое отделение.
Старое здание, такое восхитительное снаружи, оказалось таким же отталкивающим внутри. С высоких потолков во многих местах гроздьями свисала серая штукатурка, удерживаемая лишь многослойной паутиной и честным словом. В самом начале отделения под облупленным потолком висели казенного вида круглые часы с мертвыми стрелками и засиженным мухами пожелтевшим циферблатом.
— Давно остановились, — подтвердил мою гипотезу относительно часов старый доктор. — На часового мастера у начальства нет денег, а нам снять и выкинуть жалко — они тут еще до Великой Отечественной войны висели.
— Плохо, — кивнул я и вошел в первую от центрального входа палату.
Широко распахнув крепкую, когда-то давно покрытую белой краской, а сейчас местами уже облупленную скрипучую дверь, мы вошли в просторную, с высоким потолком палату на четырех человек. Остро пахнуло спертым воздухом и здоровым мужским потом. По периметру вдоль шершавых стен с растрескавшейся, много лет не беленной штукатуркой стояли старые, покрытые чешуйчатой ржавчиной пружинные кровати, заправленные одинаковыми темно-синими тонкими армейскими шерстяными одеялами с ровными черными полосками в ногах. На них, едва касаясь костлявыми ягодицами, сидели понурого вида молодые ребята в одинаковых госпитальных пижамах с жирным черным клеймом «МО» (министерство обороны) на спине. Справа от входа почтительно замер обшарпанный стол на толстых ровных, испещренных похабными и не только словами ножках, едва прикрытый поцарапанной во многих местах блеклой полировкой, с пузатым графином из толстого прозрачного стекла без пробки, стоявшим почти по центру в окружении четырех тонкостенных стаканов с прорисованными на дне яркой красной краской инвентарными номерами. Стулья в палате отсутствовали, зато у каждой кровати в изголовье узнавались видавшие виды крашенные белой масляной краской маленькие тумбочки. Через грязные окна едва проникал дневной свет, а уличный пейзаж был надежно скрыт. Вместо люстры с высоченного потолка змеился черный, скрученный в крупную спираль электрический провод, увенчанный треснутым лампочным патроном с угадывающейся под толстым слоем пыли шестидесятиваттной лампочкой. «Красота» облупленных стен дополнялась вывороченными розеточными гнездами, которые висели на оголенных проводах почти над каждой кроватью. В одну такую розетку кто-то отважно подключил зарядное устройство мобильного телефона.
— Снова телефон заряжаете?! — свел к переносице мохнатые седые брови старый служака. — Сколько раз можно вам повторять, что в госпитале запрещено пользоваться сотовыми телефонами.
— А такими электрическими гнездами можно? — кивнул я в сторону висящей на алюминиевых нервах розетки.
— Да постоянно говорили старой заведующей, — замялся полковник, — что нужно починить розетки, а она — ноль эмоций!
— А сами что? — прищурился я. — Не в состоянии найти мастеров?
— Кто нас послушает? — отмахнулся старый хирург. — Уже миллион раз говорено! Надо, чтоб вы лично с кем надо переговорили! Похоже, пока кого-нибудь током не шибанет, толку не будет!
— Вы с замом по АХЧ [АХЧ — административно-хозяйственная часть. // “Full Text: Nokia CEO Stephen Elop’s ‘Burning Platform’ Memo,” Wall Street Journal, February 9, 2011, http://blogs.wsj.com/tech-europe/2011/02/09/full-text-nokia-ceo-stephen-elops-burning-platform-memo/. ] поговорите, — подсказала старшая сестра.
— А что окна-то такие грязные? — кивнул я на непроницаемые стекла.
— Их только весной можно отмыть, — вздохнула старшая сестра. — Они же на проезжую часть выходят — там пыль и грязь, а окна уже законопачены на зиму. Вот только осенью их мыли.
