Я смотрю на него и не отвечаю.
— Вот и получается, что надо выбирать из двух хреновых вариантов.
— Цугцванг, — говорю я.
— Вот именно, — кивает он. — Сохранять совок, как ты его называешь, в том виде, как мы сейчас имеем, нельзя. Нужны какие-то изменения. Я, честно говоря, как человек дела, ты понимаешь меня, думаю, что свободное предпринимательство, должно быть. И свободы должны быть, и права человека эти сраные…
— Тут вот какой момент, Юрий Платонович. Ничего этого не существует, свобод то есть. Это ведь лишь… ну как объяснить-то. Ну вот смотрите, вот у вас икона висит, — я показываю на старинную икону на стене. — Это образ Всевышнего, так? Образ истины.
— Да, — соглашается он.
— А демократия — это образ искажённой идеи. Видите разницу? То, что мы называем демократией — это извращённое изображение изначально неосуществимого идеала. Просто всё обставлено так, что на первый взгляд можно подумать, да, вот она демократия. Она есть и я её вижу. Но знаете, это сплошная манипуляция. Матрица. Правда, в ней жить приятно. Приятнее же думать, что ешь сочный бифштекс, в то время, как сам являешься едой для огромной машины, чем осознавать истину и жить в вечных страданиях. Слушайте, это большой разговор. Давайте потом как-нибудь к нему вернёмся.
— Так что делать-то?
— Вы так спрашиваете, будто у нас тут теневое правительство с неограниченным ресурсом и мы решаем, какой же нам путь выбрать, какую ещё модель попробовать на этих жалких людишках. Вы Рокфеллер, а я Ротшильд.
Я улыбаюсь.
— Но мы должны что-то предпринять! — уверенно говорит Большак.
— Ну давайте пойдём путём китайских товарищей. Как вам такое?
— Это что ещё за путь?
— Сейчас расскажу, если хотите. Но, на самом деле, да, делать что-то надо. И у меня мыслишки имеются кое-какие. Вот смотрите, в принципе…
В этот момент раздаётся телефонный звонок.
— Извини, — говорит Большак, вставая с кресла. — Сейчас вернусь.
Он идёт в прихожую к звонящему телефону и практически сразу возвращается.
— Егор, — говорит он. — Мама твоя звонит.
Я подхожу к телефону.
— Алло…
— Егор, тут такое дело, только ты не расстраивайся…
Такие вступления… блин, от таких вступлений становится не легче, а наоборот
— Я пошла гулять с Раджой, чтобы тебе ночью потом не пришлось его выводить.
Я молчу, терпеливо сжимая зубы, не перебивая и не поторапливая…
— В общем Раджа убежал.
— Как убежал?
Ничего более глупого и спросить нельзя.
— Не знаю. Мы с отцом уже всю округу обежали, нигде нет. Я с ним домой возвращалась, и он побежал вперёд к подъезду. Он часто так делает. Я и не придала значения. А потом к дому подхожу, его нет. Там перед этим машина отъезжала. Я испугалась, думала, вдруг он под машину попал… Но нет, ничего такого…
— Какая машина была, ты не запомнила?
— Да я в них не разбираюсь. Белая какая-то…
Белая! Твою же за ногу! Белая!
— Ладно, мам, не переживай. Прибежит, побегает немного и прибежит. Я его ещё поищу немного…
Я вешаю трубку и хватаю с вешалки куртку.
— Знаете, как Киргиза найти? — спрашиваю я.
— Нет конечно, — удивлённо отвечает Платоныч. — А что случилось?
— Он мою собаку украл!
7. Иногда я умею убеждать
— Погоди! — кричит мне вслед Платоныч, когда я выскакиваю из квартиры. — Я тебя подвезу на машине.
— Нет! — отвечаю я. — Не надо, вас светить. Ни к чему это.
Я несусь вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки.
«Цок-цок-цок», — доносится снизу. Кто-то энергично поднимается на каблуках. Просто отмечаю это для себя. Разумеется, отвлекаться на дамские каблучки я не намерен. Я лавиной скатываюсь вниз. А навстречу мне идёт молодая женщина с роскошной шевелюрой. Идёт без шапки, в лёгком пальто, импортном. Вероятно приехала на авто.
Отмечаю это машинально и уже практически пролетаю мимо, как вдруг… Ба!
— Егор… э…
— Брагин, Ирина Викторовна. Добрый вечер.
Это же первый секретарь горкома! Вот так встреча. Она что, живёт здесь? А почему Большак об этом не сказал?
— Да, Брагин, — довольно строго говорит она и смотрит тоже строго, как настоящая очень большая начальница. — Я помню… Ты что, живёшь здесь?
Значит, не живёт. К кому идёт? Не к Платонычу же…
— Нет, я в гости приходил. А вы? Живёте здесь?
— Тоже нет.
— Тоже в гости? — улыбаюсь я.
Мне приходится остановиться. Не могу же я просто пронестись мимо.
— Можно так сказать. У меня мама здесь живёт. Аж на пятом этаже.
— Без лифта не слишком удобно, — сочувствую я.
— Да откуда же лифту взяться, если его изначально не запланировали?
— Но место для него подготовили. Посмотрите, очень даже хорошо войдёт. Так что можно и установить, если директива будет. Ваша мама, думаю, спасибо скажет.
— Мама скажет, это точно. Завтра, пожалуйста, приходи без опозданий. У нас с дисциплиной очень строго.
— Конечно, Ирина Викторовна, буду, как штык.
— Посмотрим, что ты за штык, — усмехается она.
Усмехается, но беззаботности в глазах нет. Зато блеск имеется, как у дикого старательского золота. Буравит меня взглядом, сканирует с головы до ног.
— Ну ладно, Брагин. Беги. Вижу, торопишься. И вот ещё что. В нерабочее время меня лучше называть Ириной. Без отчества. Я же не учительница тебе, правда?
— Правда, — соглашаюсь, улыбаясь. — Вы, Ирина, не учительница, вы намного лучше, чем учительница.
В её глазах я замечаю мимолётную тень заинтересованности, а усмешка превращается в слегка удивлённую улыбку.
— И ты, — говорит она, чуть изогнув одну бровь, — возможно, сможешь стать чем-то лучшим, чем школьник.
Сказав это, она двигается дальше, поднимается по лестнице, уже не обращая на меня внимания.
Я выскакиваю из подъезда и на всех парах бегу в сторону бара. Надо было, чтобы Большак всё-таки подвёз поближе к месту. Вот же я конспиратор, мля… На моё счастье, когда я пробегаю мимо Горисполкома, замечаю за главпочтамтом троллейбус, идущий в мою сторону.
Проезжаю на нём две остановки, и выскочив на Кирова, бегу к «Солнечному». Лишь бы эти уроды были здесь. Я заглядываю за ширму. И они, к счастью, оказываются на месте.
— Привет акулам игорного бизнеса, — говорю я с улыбкой, стараясь, чтобы по моему виду нельзя было понять, что я взволнован и разъярён.
А я действительно разъярён. Вот же он урод. Сука! Собака моя ему понравилась. Что ещё моё он решит забрать себе? Да даже не в том дело, что моё. Это же живое существо и с ним нельзя, как с вещью. У него и психологическая травма может быть. Он испугался, естественно. Оказался в неизвестной и непонятной обстановке. Опять же, как он его схватил так быстро и беззвучно? Набросил на него сеть? Или что-то типа одеяла, чтобы не прокусить было! А может, накинул на шею удавку? Урод! Приманил, сука?
Кажется, моё появление не слишком радует молодых предпринимателей. Я замечаю некоторые признаки недовольства. Впрочем, они стараются не показать, что не особенно мне рады.
— Здорово, Бро, — кивает Каха. — Ты говорят с Пашей Цветом скорефанился?
— Да как скорефанился? Просто поговорили, шашлык поели и все дела. Быстро новости летают.
— У нас всё быстро. Сам понимаешь, город небольшой. Не Москва, как-никак. Ну чё, когда ставить будешь?
— Поставлю. Скоро начну, не будете знать, как от меня избавиться.
— Да ладно, зачем избавляться, ты ж нам деньги свои принесёшь. Треть того, что принесёшь, наша. Нормально, же?
— Нормально. Договор есть договор. Всё железно. Слушайте, пацаны, дело есть. Мне надо срочняк с Киргизом увидеться. Вот прямо позарез и прямо сейчас. А я забыл адресок его спросить, когда договаривались. Можете выручить?
— Я не знаю, — сразу заявляет Каха. — Спрашивай у Рыжего.
— Кирилл, — обращаюсь я к нему. — Ну чего? Скажешь?
Тот молчит, соображая, что ответить, а потом машет головой.
— Не. Как я могу без его разрешения? У него спрашивай.
— Блин, Рыжий, ну ты интеллектуал, в натуре. Как я у него спрошу, если я адреса не знаю. А мне позарез надо, пардон за повторение. Позарез и сейчас. Промедление смерти подобно. Все на штурм Зимнего. Давай, не крути задом. Говори адрес.
— Нет, — не соглашается он. — Чтобы он меня потом на куски порезал? Мне такое не надо. Ну, нах…
— Надо, Рыжий, надо. Говори уже давай. И, я предвижу, что он тебя скорее на куски порежет, если ты мне не скажешь адрес. Впрочем, поручиться не могу. Рискуй, если хочешь. Можешь сам меня к нему отвезти. Ты тачку починил уже?
— Да пошёл ты, — шипит он.
— Короче, мне что начинать тебе пальцы выламывать? — начинаю терять я самообладание и рявкаю. — Говори уже!
— Береговая 217 В, — выпаливает он.
— Ну вот. Это где, на том берегу что ли?
— Да, у нового моста.
— Спасибо, брат. Так что, может подвезёшь?
— Машина в ремонте, — зло отвечает он.
— Ну ладно, и на том спасибо. Бывайте, ребята.
Я выхожу на улицу и подхожу к краю дороги. Машин мало. Можно проторчать здесь долго. Да и в такой шанхай не каждый захочет ехать. Так и есть. Водитель «Москвичонка» выглядит перепуганным и когда слышит куда именно мне надо, молча жмёт по газам.
Я машу всем, кто в это время проезжает мимо, кроме скорой и милиции. Наконец, останавливается «буханка» с надписью «Горгаз» и призывом «При утечке газа звонить 04». Апатичный водитель лет пятидесяти безо всяких эмоций произносит только одно слово»
— Сколько?
— Туда и обратно десять, — говорю я, не желая мелочиться.
Он молча кивает.
— Там надо будет подождать несколько минут, — говорю я.
Он снова кивает и трогает. Минут через двадцать натужного шума двигателя мы оказываемся на плохо освещённой улице.
Конец ознакомительного фрагмента