4. Передышка

Мать замирает, а отец хмыкает.

— Вам тоже переночевать, девушка? — спрашивает он.

Лида не сразу отвечает, как бы пытаясь понять, о чём идёт речь.

— Нет… Нет-нет, мне ночевать не нужно. Мне только поговорить.

— Может, — вступает мама, — ты нас представишь, Егор?

— Это Лидия Фёдоровна Пирогова. Лейтенант милиции. А это мои родители.

— Так мы же только оттуда, — удивляется мама.

— А она из другой, из экономической. Вы не будете возражать, если я приглашу Лидию домой, чтобы не стоять на морозе?

— Не поздновато ли для визитов? — проявляет отец недовольство полицейским произволом.

— Я ненадолго, — заверяет Лида. — Впрочем, можем и здесь переговорить. Только мне один на один с Егором нужно.

— Нет уж, лучше дома, — моментально реагирует мама. — Только, я хочу понимать, это официальный разговор или допрос? Что это? Если да, я буду присутствовать, потому что мой сын не совершеннолетний.

— Лидия Фёдоровна, — успокаиваю я маму, — очень хорошо знает, что я несовершеннолетний.

— Нет, разговор не официальный, — отвечает Лида и ёжится, пряча лицо в пушистый песцовый воротник.

Мы поднимаемся. Мама с отцом идут на кухню, готовить ужин и закрывают дверь, чтобы не мешать нам разговаривать. Кто-то, наверное отец, делает погромче радио.

«Ленточка моя финишная,

Всё пройдёт и ты примешь меня,

Примешь ты меня нынешнего.

Нам не жить друг без друга», — доносится из кухни голос Лещенко.

Это он зря. В смысле, Лев Валерьянович. Нам сейчас таких песен не надо. Мы садимся на диван вполоборота друг к другу и молчим. Раджа стоит напротив Лиды, чуть опустив голову и не сводит с неё глаз. Она осунулась, выглядит злее, чем раньше и одновременно смиреннее. И красивее. Чем могу вам помочь? Что я могу для вас сделать? В голову лезут совершенно дурацкие фразы.

— Ну как ты? — наконец спрашиваю я.

Её глаза чуть сужаются, она немного поджимает губы, делает вдох и едва заметно напрягается, словно хочет подробно пояснить, как именно она себя чувствует и выдать всё, что думает о моей персоне. Но тут же берёт себя в руки.

— Я не в претензии, — тихо отвечает она. — Я хотела тебя использовать для своих целей. И даже думала, что использую. Радовалась этому, торжествовала. Но оказалось, что это ты использовал меня. Во всех смыслах. Ну что же, мы стоим друг друга. Одного поля ягоды. А побеждает всегда сильнейший… Разница лишь в том, что если бы победила я, тебе бы хуже не стало. А вот твоя победа изменила моё положение в худшую сторону.

Ну, это как сказать. Не могу полностью согласиться, что не стало бы. Не могу. И с тем, что мы одного поля ягоды, тоже соглашаться не желаю. Давай, говори уже, чего пришла, подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя.

— Баранов меня зае… — она косится на дверь кухни, — задрал уже. Он ведь мне житья не даст. Уже взыскание объявил, от всех дел нормальных отстранил, орёт как сумасшедший. Злой, как собака. Пару раз сегодня оплеухи прилетали… Я понимаю, это не твоё дело и тебя не касается. И понимаю также, что ты решил идти до конца… Хотя… вот этого я как раз понять не могу. Зачем? Ведь я же тебе ничего плохого не делала. А хорошее делала.

— Сейчас не понял, — хмурюсь я. — Про хорошее понял, а вот, что значит идти до конца, мне не ясно.

Она тоже хмурится и мы оба сидим хмурые и недовольные.

— Не ожидала я от тебя… — практически шепчет она и качает головой.

— Так. Давай, пожалуйста, поточнее объяснись, а то я мало, что понимаю из твоих слов.

— Да чего тут понимать-то? Всё очень просто. Козёл ты, Егор. И, судя по всему, далеко пойдёшь с такими чудесными козлиными способностями.

— То есть ты пришла ночью и неизвестно сколько стояла под дверью только для того, чтобы сказать, что я козёл? Странно, Лида, — спокойно говорю я. — Объясни, пожалуйста, что по-твоему значит идти до конца?

— Не понимаешь? Это значит довести дело до суда. Понял теперь?

— Так ведь и дела нет никакого, — удивляюсь я.

— Серьёзно? Скажи ещё, что и заявление не писал.

— Вообще-то не писал. Когда бы я написать-то успел?

— Ясно всё с тобой, — говорит она, взмахивая рукой и вставая с дивана. — Не нужно было к тебе приходить. Дерьмо ты, а не человек.

— Да не писал я никакого заявления, глупость это.

Я тоже встаю и развожу руками:

— Наверное, Баранов желает тебя в коленопреклонённой позиции зафиксировать, чтобы ты дёрнуться не могла. А он будет тебя… вжик-вжик… ну, это самое.

— Чего?! — тянет она с угрозой в голосе.

У Раджа, не сводящего с неё глаз, шерсть на холке становится дыбом и он начинает едва слышно рычать.

— Да того! Тихо Радж! Просто никому не надо это дело заводить, сама что ли не просекаешь? Нужно с помощью компромата держать твоего майора в узде и ездить на нём. А он, соответственно, хочет в узде держать тебя и вымещать на тебе злобу и сексуальную неудовлетворённость.

— А ну-ка! — делает Лида шаг ко мне и сжимает кулаки.

Раджа глухо предостерегающе гавкает.

— Да ладно, Лид, всё же просто. Уж ты-то сможешь его приструнить, я в тебя верю. Так что живи спокойно, ничего он с тобой не сделает. Уволиться не даст, орать будет, но ведь ты тоже имеешь на него компромат, насколько я понимаю. Да перестань ты, Раджа!

— Какой ещё компромат? — щурится она.

— Как какой? Эротический.

— Что-о-о?

— Ну ты же шантажируешь его женой, насколько я помню.

Она открывает рот и смотрит на меня долгим взглядом, и я понимаю, что до неё начинает доходить смысл.

— Так ты…

— Ну да, а как ты хотела?

— Ты подслушал, мелкий засранец! И это всё из-за ревности, да? Ты мне отомстить решил? Так что ли?

— Лидка, ладно, не смеши мои седины. В общем, никакого заявления нет и не будет. Пока ты работаешь, никто тебя не тронет. Ну и потом тоже не тронут. Когда станешь ненужной, я тебе дам сигнал, так и быть. И тогда ты сможешь спокойно ехать к родителям в деревню и выходить за зоотехника.

— Да пошёл ты, — говорит Лида и вдруг улыбается. — Мелкий засранец. Ладно. Я тоже пошла.

— Ну что же, иди, — соглашаюсь я. — Может чаю хочешь или перекусить?

— Да, я бы перекусила, — кивает она, — шею тебе. В нескольких местах и насмерть. Смотри, не попадайся мне на пути. Мелкий засранец.

— Ты трижды уже повторила про засранца.

Она приближает лицо к моему уху и шепчет:

— Если ещё раз тебя увижу, мелкий засранец, поймаю, затащу в глухое место и за*бу до смерти. Понял?

Как легко можно поднять человеку настроение. Прям на сердце приятно становится, от того что вижу её такой.

Мы идём в прихожую и мама, услышав, что гостья засобиралась, тоже идёт туда.

— Вы уже уходите, Лидия Фёдоровна? — спрашивает она. — Может быть поужинаете с нами?

— Нет, спасибо, — улыбается Лида. — Мне уже пора. Завтра опять на работу с самого утра. Вернее сегодня уже.

— Даже в воскресенье нет вам покоя, — сочувственно киваю я.

— Нет, — поддакивает она. — Ни днём, ни ночью.

— Чего ей было нужно? — спрашивает мама, когда мы наконец-то садимся за стол.

— У нас на складе проверка, а её обвинили в получении взятки. Она сама из ОБХСС, вообще-то. И кто-то там сказал, будто я где-то заявил, что якобы сам видел, как она брала деньги у завскладом.

— А ты видел?

— Нет, конечно. Это полная галиматья. Но она испугалась, что из-за моих слов может работы лишиться.

— А ты действительно ничего такого не говорил? — уточняет отец.

— Пап, ну ты что! Разумеется не говорил. Недоразумение, в общем. Глупые сплетни. Видели, как она обрадовалась, когда всё прояснилось?

— Что-то вокруг тебя сплошная милиция сегодня. Ты случайно не на юридический нацелился?

— Не думал вообще-то, — улыбаюсь я. — Они действительно прямо толкают меня в пучины юриспруденции. Но немного времени на раздумья у нас ещё есть, правда?

Ночью мне снятся пацаны из нашего взвода Серёга и Саня. Серёга тот ещё отморозок, я с ним после дембеля даже и не общался. Сразу послал в бан. Ему бы только грохнуть кого-нибудь. После войны крыша у него реально поехала. Столько блатарей завалил, просто жесть. Обставит всё так, комар носу не подточит, отпечатки, положения тел, оружие. Художник просто. Ну, а Саня, он всегда самым умным был, мол то не так, это не эдак, тупой ты, да какой ты мент после этого всего.

И вот стоят они передо мной, вижу, накатили уже. Держатся друг за дружку и кричат наперебой:

— Да ты лох, да тебя все имеют, как хотят.

— Ты не мент, ты лох в натуре. Ты должен был выследить одноногого и завалить ещё до того, как он весь этот стыд устроит.

— И мента мочить надо было и Рыжего, и Каху!

— А в бане надо было всем кишки выпустить, кроме одного. Ему нож в руку и всё спалить к хренам!

— Какой ты подпол, ты сержант в натуре, и тот младший!

Стоят они, кричат, перебивают друг друга, слюной брызжут. А я им спокойно так отвечаю:

— Идите вы лесом, пацаны. Приснитесь другому кому-нибудь.

Воскресенье я почти полностью провожу на диване. Встаю только, чтобы поесть, погулять с Раджем, и сделать хорошую растяжку. В остальное время валяюсь и читаю «Таис Афинскую». Да, ещё, чтобы не быть неблагодарной свиньёй тренькаю на гитаре. Мне приходится «сознаться», что, должно быть, из-за травмы я утратил все навыки.