— Так это вы прикладывали фотографии к мешкам с останками?

Я улыбнулся:

— Я не знаю, какой именно случай вы имеете в виду, но я действительно, если мне приходилось забирать жетоны, фотографировал их и оставлял фото с телами. Ломать жетоны через 60 лет после войны мне казалось варварством, к тому же целые больше ценятся, а оставлять тела неопознанными нельзя.

— Подумайте, — сказал Караим и посмотрел на меня очень серьёзно, — как быстро вы сможете найти вторую половину жетона, который вы держите в руках.

— Как быстро? Я бы ставил вопрос по-другому — возможно ли это в принципе? Вторая дивизия воевала на огромном пространстве от Испании до Волги. Хозяин этого жетона может лежать под любым кустом, в любой яме, под любым зданием, построенным на всём этом пространстве с 1945 года до наших дней. Если бы жетон был сломлен другим солдатом и донесение о смерти владельца было вовремя доставлено в ВАСт, то был бы призрачный шанс найти место гибели. Но что-то мне подсказывает, — я посмотрел на Караима, — что половина жетона, которую я держу в руках, никогда не попадала в ВАСт.

— Вы абсолютно правы, — кивнул Караим.

— Тогда я весьма компетентно могу вам заявить, что вторую половину жетона найти невозможно.

— Я, видимо, неверно сформулировал свой вопрос. Давайте так: если я не найму вас, существует ли другой человек, который с большей вероятностью, чем вы, сумеет найти вторую половину жетона?

— Хм… мне кажется, я уже ответил, что жетон найти невозможно.

— Скажем, я не стремлюсь сейчас найти жетон. Мне нужно найти человека, который сумеет определить местонахождение второй половины жетона с наибольшей вероятностью. Итак, кто, если не вы? Есть такой человек?

Я задумался.

Чёрт, речь всё-таки шла не о колоколах. Там я мог прикинуться веником, сослаться на авторитеты, насоветовать литейщиков или мастеров, отослать к книгам. Но здесь я был бессилен. Приходилось признать холодную правоту его слов: если он хочет получить максимальную вероятность, то лучше меня ему никого не найти.

— Слушайте, — начал я вместо ответа, — я давно уже этим не занимаюсь…

— А по моей информации, не так уж давно. Я понимаю, все мы время от времени хотим перемен. Я сам много раз менял сферу своих занятий и области интересов, можете мне поверить. Вы сейчас занимаетесь… кажется… колоколами? Что ж, ваше дело, ваше дело. Но теперь поставьте себя на моё место. Мне нужен кто-то, кто попытается сделать нечто и у кого есть наибольшие шансы на успех. Наибольшие шансы на успех у молодого человека, который стоит сейчас напротив меня. Поэтому я и предлагаю вам деньги за то, что вы просто попробуете сделать это нечто. Разумеется, в рамках, которые определите для себя сами и с соблюдением всех необходимых формальностей, законов и правил. Я хочу вас нанять.

Он замолчал, и я вздохнул. В глубине души я уже понял, что мне не отвертеться, что меня засасывает это дело, но всё же стоило сделать последнюю попытку:

— Честно говоря, я не улавливаю никакой связи между вашей погиб… хм… дочерью и этим жетоном.

— А вам и не нужно улавливать эту взаимосвязь. Внутри она слишком сложна. Снаружи она выглядит следующим образом: в тот момент, когда вы поймёте, где находится вторая половина жетона, вы сумеете найти мою дочь. Не важно, что вы сами об этом думаете, — я это знаю. Поэтому и предлагаю вам работу. Скажем, на следующих условиях: вы попробуете найти жетон, а вместе с ним и мою дочь и потратите на это две недели вашего времени. Не больше и не меньше, если вы, конечно, не найдёте их раньше. Я заплачу за эти две недели. — Он поставил коньячный бокал на столик, достал из внутреннего кармана пиджака чековую книжку и ручку и быстро, словно одним росчерком, написал сумму, затем вырвал чек и протянул его мне. Сумма была из тех, какие видишь на реальных финансовых документах раз в жизни, не больше.

Караим продолжил:

— Если вы за две недели ничего не находите, то мы считаем наш договор завершённым. Вы ничего мне не должны. Если же вы определяете местонахождение жетона, то немедленно звоните мне, и я плачу вам ещё столько же.

— А если я найду жетон, но так и не найду… хм… вашу дочь… Что тогда?

— Клёст, вы очень сообразительный молодой человек. Но поверьте мне — не пытайтесь сейчас понять, а просто поверьте на слово, — есть вещи, которые знаю и понимаю я и которых не знаете и не понимаете вы. Найдите вторую половину жетона. И вы получите вторую половину гонорара. Не найдёте — что ж, я буду знать, что сделал всё, что было в моих силах.

— Почему же только две недели? Я думаю, тут многих лет может оказаться недостаточно…

— Если вы не найдёте жетон за две недели, думаю, вы не найдёте его никогда. Тогда вы просто оставляете себе эти деньги и забываете обо мне навсегда. Не думаю, что после этого судьба ещё когда-либо сведёт нас вместе.

Он замолчал, но теперь его молчание приобрело ярко выраженную окраску — ожидающую. Я должен был сказать своё слово. Да или нет. Я засунул руки в карманы джинсов и медленно пошёл по комнате, рассматривая картины и украшения на стенах, чтобы хоть как-то потянуть время.

— Разумеется, — вдруг снова заговорил Караим, будто сообразивший, что не сказал ещё что-то важное, — ваш гонорар будет заплачен официально, с уплатой всех налогов. Я знаю, как трепетно вы к этому сейчас относитесь.

— А те наличные, что вы мне передали? — спросил я, рассматривая стены.

— Ну, во-первых, это отдельная сумма, за нашу нынешнюю встречу. А во-вторых, вам в любом случае нужны будут наличные на расходы. Я дам вам достаточную сумму, чтобы покрыть все расходы и для вас, и для других…

— Каких других?

— Ну, полагаю, вам понадобится помощник… — он уловил мой взгляд, направленный на «Венеру», — или помощница. А может быть, даже несколько.

Я повернулся к нему:

— Две недели?

— Да, две недели.

— Я ищу вторую половину этого жетона две недели, а вы платите мне за это сумму, указанную на чеке. Если я нахожу жетон, вы платите мне ещё столько же.

— Да, именно так.

— Вот номер моего счёта, — сказал я и достал из кармана визитку, — перечислите всё сюда.

— Правильно ли я понимаю, что вы согласны?

— Да, мы договорились.

— Отлично. — Он взял мою визитку и посмотрел на часы, стоявшие на полу возле стены. — Оговоренную сумму вам переведут уже сегодня… и я бы не стал на вашем месте тратить время. Две недели — не так уж много на поиск столь маленькой вещицы.

Это он мне рассказывает!

Караим провёл меня до выхода, ещё раз попрощался, предложил созвониться через неделю и постоял на площадке, пока двери лифта не закрылись; в последний момент он попросил не терять его половину жетона. Пол у меня под ногами дрогнул, и по телу разлилась лёгкость полуневесомости. Пока лифт спускался на первый этаж, я успел передумать, кажется, тысячу мыслей и перебрать в уме тысячу возможностей. Да, Караим не походил ни на одного из всех моих предыдущих заказчиков. Угадать его мотивы я даже не пытался. Вопрос состоял в том, что делать дальше. Конечно, вторую половину жетона я не найду. Это никому не под силу. Но просто сбежать с деньгами я не мог тоже. У меня, в конце концов, есть какая-то профессиональная гордость, даже если дело касается давно оставленного мной занятия. Во рту все еще стоял приятный привкус того, что я лучший в каком-то деле и оказался здесь именно по этой причине. Привкус, из-за которого я и согласился на всю эту авантюру.

Внизу меня встретил всё тот же старик-консьерж, перепуганно сообщивший мне, что всё, он теперь отключает, к хозяину никого больше сегодня не будет. Я постоял несколько секунд перед дверью, даже взялся за ручку, но в конце концов подумал: почему бы и нет? Если мне платят за это деньги — и деньги немалые, чёрт возьми, — я просто обязан убедить себя в том, что сделал всё, что мог, и ни одним действием меньше. Я повернулся и подошёл к каморке консьержа.

— Послушайте, — начал я, — меня тут хозяин… Нанял кое-что выяснить… Относительно его погибшей дочери… Вы ведь её знали?

Консьерж промычал что-то нечленораздельное.

— Мне нужно уточнить некоторые детали… Вы мне не ответите на пару вопросов?

Консьерж ничего не сказал, но по его молчанию я понял, что отказаться он не решится.

— Она, — я вдруг сообразил, что даже не спросил её имени, — вела замкнутый образ жизни? Как и отец? Вы ведь видели, с кем она обычно общалась, куда ходила? Ну, версию отца я знаю, теперь интересно услышать, что вы можете сказать? — Я решил немного поблефовать. В конце концов, вреда от этого разговора не будет никакого.

Консьерж практически сразу замахал руками:

— Да куда там! Она почти не выходила. Хозяин — он ещё выбирается изредка, по делам куда ездит, ну, вам уж тут видней… — Он бросил на меня косой взгляд. — Шофёра своего вызывает и ездит. Иногда даже бывает — каждый день. Неделю или две подряд. Я слышал — иногда летает куда-то. На моей смене ни разу не было, а сменщик говорил, что хозяин в аэропорт катался. Правда, вернулся быстро, видать, недалеко летал… — Он замолчал, и я представил себе, насколько же недалеко должен был летать хозяин, чтоб быстро возвращаться из аэропорта, но консьерж уже продолжал: — …Так хозяин всегда сам ездил. Её дома запирал и уезжал. Уж она бесилась взаперти! Ох она и концерты закатывала!.. — восхищённо начал было рассказывать консьерж, но тут сообразил, что сболтнул лишнего, и испуганно сник. — Ну а как он приедет, так, может, и свозит её… в этот её… клуб…

— Клуб?

— Ну или дискотека, не знаю уж, как оно нынче называется. Она вроде танцевать любила. Ну и просилась всё время, да только он её редко вывозил… и саму не отпускал никогда, сам возил… ну, то есть водитель возил, а он с ней всегда катался…

— А что за клуб или дискотека? Как называется?..

— Называется… — Консьерж силился вспомнить, потом сообразил, что у него где-то должно быть записано название, и полез искать. Он перерыл на столе целый ворох бумаг, пока не отыскал газетный лист, в углу которого был записан какой-то телефон и название «Пандоминум».

— «Пандоминум»? — переспросил я.

— Ну, или как-то так, эт я со слуха записывал. Как-то так вроде…

— А где он находится, этот «Пандоминум»?

Консьерж объяснил мне, как туда добраться. Выходило, что клуб был недалеко от моей гостиницы — только ехать туда сейчас всё равно было рановато.

— А гости к ним ходили? — спросил я. — Может, к ней кто приходил? К ним обоим, может? Или к ней одной, когда она оставалась без отца?

Пока я задавал вопросы, консьерж медленно, но упорно качал головой и, когда я замолчал, уверенно сказал:

— Нет, никогда никого не было. К хозяину гости приходят раз, может, в год, и они уж точно к нему, не к ней приходили. Редко и ненадолго. Вот как вы. — Он бросил на меня ещё один косой взгляд. — А к ней никогда никого не бывало. Не, никогда, а ежели хозяина дома не было, так он её запирал, я ж уже говорил, запирал и уезжал, а к ней не ходил никто, нет.

Он говорил так уверенно, что я подумал: либо говорит правду, либо пытается что-то скрыть. Скрывать ему вроде было нечего, значит, говорил, вероятно, правду. Девушка — сколько ей, кстати, было лет? — которая жила одна с отцом, никогда ни с кем не встречалась, никогда не принимала никого в гости и выходила только в клуб и то вместе с отцом. Любила танцевать.

— Добро, — кивнул я, — никто к ней не ходил. Ни с кем не встречалась. И выбиралась она, значит, только в этот «Пандоминум»? И больше никуда не ездила, так?

И тут консьерж засомневался.

Я понял, что надо его колоть.

— Послушай, — сказал я и доверительно наклонился к консьержу, — хозяин нанял меня кое— что выяснить. Ты ж понимаешь, что ОН кого попало нанимать не будет. И если уж мне что-то нужно знать, я это узнаю. Так что рассказывай всё как есть и попробуй только о чём-то не упомянуть.

— Да я что же? — сразу засуетился консьерж. — Я ж и рассказываю. Я ж говорю, что знаю, а чего не знаю, так я и сказать не могу, верно ведь? Верно? Ну вот я и рассказываю. Она ж… ну, никуда, нет, не выходила, только недавно совсем, это за неделю, может, было, до того, как она… как её не стало… она вдруг пропала.

— Пропала?

— Ну да. Так я ж думал, вы знаете. Я ж думал, вам хозяин рассказал, вот и думаю…

— Ты не думай, ты рассказывай, что тебе известно. А уж моё дело выбирать из того, что мне все расскажут, то, что важно, и думать. А ты говори.

— Так я и говорю. Пропала она, ну так я подумал, потому что её вдруг дома не было… И я думал, это она не на моей смене, а перед тем, как я заступил. А потом поговорил со сменщиком — так и он думал, что не на его. Так что никто не видел, когда она вышла… просочилась как-то…

— И что? Дальше что?

— Ничего. Вернулась.

— Вернулась — и выбросилась из окна?

Консьерж кивнул.

— Когда это было?

— Ну я ж говорю — недавно. Это за неделю до…

— Пропала — за неделю. А вернулась когда? И выбросилась? Сколько времени прошло между её возвращением и самоубийством?

— Так… В тот же день вроде. Вернулась — и сразу, в тот же день и…

— И не было её неделю?

— Где-то так…

— А где она была-то эту неделю?

— Этого уж я не знаю… я так понял, и никто не знает… хозяин же её тут искал-искал, но так и не нашёл, вроде… пока она сама не вернулась… а только она это…

— А до того она пропадала когда-нибудь?.. Насколько тебе известно?..

— Нет, насколько это мне известно, — нет, не пропадала никогда. Я ж ещё и удивился, а хозяин переполошился так… всё искал её… да только так и не нашёл, а она уж и сама нашлась… и это…

Похоже, больше мне не удастся ничего из него выудить.

Я холодно поблагодарил его и попрощался. Затем вышел на улицу. Солнце уже клонилось к закату — осень вступала в свои законные права, сокращая день и заставляя людей после работы спешить сразу домой, к семье, к женам и детям.

У подъезда меня ожидало такси — вероятно, консьерж позаботился. Я плюхнулся на сиденье и назвал адрес своей гостиницы. Сейчас надо написать одно письмо, а потом, ближе к ночи, можно будет побывать и на этой… дискотеке…

— Вы знаете такой клуб — «Пандоминум»?

— Как? — переспросил таксист.

— «Пандоминум». Или как-то так. Он недалеко от гостиницы, два квартала вниз по улице.

— А, «Пандемониум», видимо. Знаю такой, да. Популярное место, ночью там за места среди таксистов настоящая драка начинается…

В гостинице я подошёл к рецепции и спросил улыбнувшуюся мне приветливую девушку:

— У вас есть компьютер с Интернетом?

— Да, в фойе, вот сюда и направо. Для наших гостей — бесплатно.

Я последовал её инструкциям и обнаружил компьютерный терминал без единой вспомогательной программы и хоть каких-то прав пользователя. ОК, пообщаться нормально здесь нельзя было, но можно было хотя бы проверить почту. Я зашёл в свой ящик, удалил спам, ответил на пару коротких деловых записок и сел сочинять письмо Хаиму.

Получалось скверно.

«Hallo, Chaim!

Wie viele Jahre! Es scheint mir, da? ich seit einer Ewigkeit keine Nachricht von dir bekommen habe. Wie geht es dir? Wie get’s Martha? Habt ihr noch nicht in Gef?ngnis gerasselt? Es ist Spa?, es ist Spa?…

Du wirst es nicht trauen, aber ich habe ein Anliegen an dich, und das ist ein echtes Anliegen. Deine Fragen in Aussicht habend, beantworte ich die nacheinander.

1. Doch, es ist legal.

2. Nat?rlich kann ich nicht von dieser Rechtm??igkeit bis zum Ende sicher sein. Aber soweit ich wei?, ist es legal.

3. Ja, es ist Geld. Ich werde dir nicht sagen, damit du die Qual der Vermutungen ?ber dich ergehen l?sst. Aber wenn deine Hilfe wirksam wird, teile ich mit dir. Glaub mir — ich werde gro?z?gig teilen.

Nun kommt die Hauptsache. Chaim, ich brauche wirklich, damit du ALLES M?GLICHES ?ber den Soldaten, der EM mit der Pr?gung «Stb. / SS — Panz. Gren. Div. Wolfsangel» (obere Zeile), «11» (untere Zeile) getrugen hat, herauszufindest. Wolfsangel — Rune, «SS» — auch. Auf der R?ckseite — «Waffen-SS».

Ich las das, als die elfte Nummer des Stabes einer zweiten SS-Panzergrenadier-Division «Das Reich», wahrscheinlich, ein Mitte Krieg Duplikat von der EM, der in 1939. oder 1940. ausgestellt war. Aber ich k?nnte mich irrenen. Pr?fe das, bitte.

Wenn pl?tzlich — na, pl?tzlich — du aufgeh?rt hast, allerlei Unsinn zu machen, ein Bier-Restaurant er?ffnet hast, und zu einem anst?ndigen B?rger wurdest, dann beseitige meinen Brief ohne ihn zu lesen, und dann beseitige dein E-Mail Account, brenne deinen Computer und zerstreue die Asche in den Wind.

Aber wenn du bis zu diesem Platz gelesen hast, dann — lege ich die Hand ins Feuer — bist du schon zum Schluss gekommen, ob ich die Inschrift auf der EM korrekt entschl?sselt habe, und kannst meine Bitte nicht verweigern. Um so mehr, das ich dir bereits f?r diene Hilfe eine Menge Geld versprochen habe. Das wird sich f?r ihr mit Martha als n?tzlich erweisen. Bringe ihr viele Gr?sse ?ber.

Kreuzschnabel

Bastard, der sich immer noch dein Freund nennt». [ «Привет, Хаим! // Сколько лет, сколько зим! Кажется, целую вечность не было от тебя новостей. Как ты? Как Марта? Ещё не загремели в тюрьму? Шучу, шучу… // Ты не поверишь, но я к тебе по делу, причём по самому что ни на есть НАСТОЯЩЕМУ делу. Предвидя твои вопросы, отвечаю на них по очереди. // 1. Нет, это легально. // 2. Разумеется, я не могу быть уверен в этой легальности до конца. Но насколько я знаю, это легально. // 3. Да, это деньги. Не скажу тебе, сколько, чтоб ты помучился догадками. Но если твоя помощь будет действенна, я поделюсь. Поверь мне — поделюсь щедро. // Теперь о главном. Хаим, мне очень нужно, чтобы ты выяснил ВСЕ, ЧТО МОЖНО о солдате, носившем жетон с гравировкой «Stb. / SS — Panz. Gren. Div. Wolfsangel» (верхняя строчка), «11» (нижняя строчка). Вольфсангель — руна, «СС» — тоже. На обратной стороне — «Waffen-SS» // Я прочёл его как одиннадцатый номер штаба второй мотопехотной дивизии СС «Рейх», вероятно, дубликат середины войны жетона, выданного в 1939-м или 1940-м. Но я могу ошибаться. Проверь, пожалуйста. // Если вдруг — ну вдруг — ты уже перестал заниматься всякими глупостями, открыл пивной ресторанчик и стал благопристойным бюргером, то удали моё письмо, не читая, а потом удали свой почтовый аккаунт, сожги свой компьютер и развей пепел по ветру. Но если ты дочитал до этого места, то — руку даю на отсечение — ты уже сделал вывод о том, правильно ли я расшифровал надпись на жетоне, и не сможешь мне отказать в моей просьбе. Тем более что я уже пообещал тебе за помощь кучу денег. Они для вас с Мартой будут не лишними. Привет ей передавай. // Клёст // Сволочь, которая до сих пор называет себя твоим другом».]

Мой убогий немецкий заставил меня отказаться от некоторых оборотов, а природный такт уберёг от пары дурацких шуток. Впрочем, те, что остались в тексте, тоже были дурацкими. Я перечитал письмо и удалил последнюю строчку про сволочь. Затем перечитал письмо ещё раз и вернул эту строчку обратно. Я всё-таки сволочь, и лишний раз напомнить об этом Хаиму не мешало.

Я отправил письмо, затем потянулся, встал и пошёл к себе в номер. За столиком в тех же самых креслах, что и днём, сидели те же самые девушки и листали те же самые журналы. Казалось, что они сидели в тех же самых позах. Одна из них — та же самая — проводила меня к лифту тем же, полным тоскливого ожидания взглядом. У меня запищал мобильник — это была эсэмэска из банка о пополнении карточного счёта. Караим работает чертовски быстро, я уже получил всю оговоренную сумму.