Дмитрий Владимиров

Красная книга начал. Разрыв

Пролог

Когда мудрец показывает на луну, дурак смотрит на его палец.

Берна́р Вербе́р

Эллинг [Эллинг — помещение на берегу, где строится или ремонтируется корпус судна.] был погружен во мрак, не в чернильную беспросветную тьму, а в пристанище мягких, бархатных теней, ласкающих разгоряченную нервной работенкой кожу. Скольжу меж теней, танцуя на обломках гигантского линкора, еще десятилетие назад бывшего вершиной творения инженеров-магов, и мнилось мне, что они здороваются, соскучившись по разнообразию, по людскому шуму и смешливым солнечным лучам. Забытые, лишь изредка тревожимые занесенным через разрушенную крышу тополиным пухом и облетевшими с тех же тополей желтыми листьями.

Мягкие, волнительные объятия теней принимают в себя, растворяют, прячут от недоброго, а подчас и гибельного взгляда. А я здороваюсь, принимаю их ласку и пробираюсь через обломки дальше. Там у пристани, которую уже видно через обрушившуюся стену, мы попрощаемся, чтобы никогда не встретиться вновь.

Казалось бы, каждый бездомный мог проникнуть сюда, найти пристанище в недрах некогда величественного строения, но проклятье инженеров-магов еще живо в человеческой памяти, и даже отморозки с окраины не решаются рыскать в обломках магического линкора, раздавленного рухнувшими балками перекрытий. Вот так, надежда империи, мощь флота и угроза врагам лежит под тоннами железа и камня. Гордый и величественный пал в бою не с пушками неприятеля, а в бюрократической возне, в халатности чинуш, разгильдяйстве проверяющих.

Восстановить и отремонтировать вышло бы дороже, чем построить заново. Разобрать завал после повреждения движителей и вовсе почти невозможно, учитывая те силы, что инженеры-маги вложили в их создание.

Но все это в прошлом и занимает меня не более, чем вчерашний суп, поданный в таверне у моста. Моя цель уже близка: вниз под пирс, в гнилую воду, раздвигая плечами обломки досок, обрывки водорослей и прочий мусор, принесенный приливом, и далее вдоль берега, к огням неподалеку — в самое слабое место в охране.

Не через высокий забор и уж конечно не главным ходом приходится мне навещать моих клиентов. Хотя чего уж там, доводилось работать и в бархатных салонах, и в будуарах куртизанок, и даже на королевском приеме, где удушающие волны дорогого парфюма и страшных тайн, танец льстивых улыбок и предательских взглядов вызывают тошноту и отвращение.

Пожалуй, в тот раз можно было сработать и бесплатно. Но что это со мной? Сейчас не время предаваться воспоминаниям: работа не окончена.

Я, убрав водоросли от лица, медленно погружаюсь под воду. Достав из сумки длинную трубку, аккуратно делаю через нее вдох. Тяжело идти по дну, запрокинув голову, но у меня достаточно груза, чтобы не всплыть, и достаточно терпения, дабы перейти мелкий пролив между заброшенным кварталом и островом Грез.

Мое сегодняшнее задание не очень нравится мне. Обычно я не беру такие заказы. Слишком мало знаю о клиенте. Не было времени ни собрать информацию, ни оглядеться при свете дня. Приходится доверять сведениям заказчика, и хотя они удивительно полны и подробны, почему-то у меня это вызывает тревогу. Однако задаток получен, обещание дано, и берег, гостеприимно прошуршав золотистым песком, провожает до густых зарослей боярышника, напоследок вздохнув продолжающимся приливом.

Учитывая лунное запаздывание, до полной воды еще час с небольшим, а там прилив смоет все мои следы. Устроившись поудобнее в зарослях, аккуратно снимаю и развешиваю по кустам одежду. Днем будет достаточно жарко, чтобы она просохла, а пока можно и вздремнуть. На сегодня моя задача выполнена. Теперь главное — не обнаружить себя, когда утром слуги придут на пляж готовить место для праздничного вечера. Впрочем, в заросли никто не полезет. Днем как раз кустарник подстригли, для услаждения эстетического взора хозяина, а украшать в этом году его не будут.

Утром слуги принесут столы, построят легкие беседки и расставят жаровни. А вечером, в честь дня рождения хозяина, под не совсем трезвые вопли празднующих и потуги вполне приличного оркестра, мне и выпадет шанс проявить себя.

Ну, а сейчас, достав из непромокаемой сумки легкое одеяло, к слову сказать не столько маскирующее, сколько согревающее, можно и вздремнуть. Благо время понервничать перед выступлением еще представится.

Выспаться мне не удалось: гневные крики с пляжа и звон садового инструмента не очень настраивают на благостные мысли. Хотя и ложе из опавших листьев на холодной земле и твердых корнях не предел мечтаний наемного убийцы.

Тем не менее, тихо собрав почти просохшее платье в ту же сумку из-под одеяла и устроившись поудобнее, начинаю наблюдение.

Это я так говорю «наблюдение», а на самом деле, забравшись глубоко в заросли кустарника, остается только слушать, но уж тут мне равных нет.

Вот слуги, разобравшись с порядком действий, а я подозреваю, появление дворецкого очень тому способствовало, расхватывают грабли и дерюгу для мусора. Прилив не только смывает следы, он приносит с собой много всего, начиная от сломанных веток, обрывков водорослей, и заканчивая иногда и распухшими трупами очередных неудачников, пущенных под пирс своими же дружками при дележе добычи, или просто простаков, решивших погулять в опасном районе, — неважно.

Слуги выравнивают песок граблями и убирают следы враждебной для тверди стихии. Настает время выноса столов, установки и украшательству беседок. Опять же, часть яств готовится на свежем воздухе, и легкий ветерок разносит аппетитные запахи. До вечера далеко, но работы у обслуги еще много.

И у меня впереди часы ожидания. Достаю из другой сумки флягу с водой, груши, сыр и полкраюхи все же подмокшего хлеба. Можно поморщиться, скривиться, но зрителей нет, потому, хмыкнув, уплетаю снедь и, снова укутавшись одеялом, пытаюсь уснуть.

Вечер пришел незаметно. Вроде бы только-только открыты глаза и справлена нужда в аккуратно вырытую тут же ямку, немного размяты затекшие члены и я собираюсь вернуться к «наблюдению», а уже мягко подмигивают звезды с небес и доносится легкий треск факелов с пляжа.

Чувствуя себя незаслуженным бенефициантом, достаю из третьей, самой объемной сумки чистое платье: легкие шелковые штаны, сапожки с золочеными застежками, шелковую же блузу и шикарный, фетровый, на суконном подбое камзол с отворотами и богатой вышивкой по обшлагу. Тихо переоблачаюсь.

На пляже уже вовсю звучат здравницы в честь дорогого, а иногда даже драгоценного именинника. Огромный стол в отдалении, полуосвещенный двумя факелами, уже поскрипывает и постанывает под тяжестью подарков. Оркестр играет что-то среднее между мазуркой и вальсом. Слуги быстро, но аккуратно подметают собранную ранее платформу. Скоро уже начнутся танцы. По недавней традиции, привезенной молодым монархом не помню уже откуда, честь открытия танцевального вечера лежит целиком на имениннике. Причем первый выход он должен посвятить не супруге — дородной матроне в декупажированном [Декупаж — техника декорирования различных предметов, основанная на присоединении рисунка, картины или орнамента (обычно вырезанного) к предмету.] льняном ансамбле, а более молодой даме, дочери или племяннице. Не знаю, с чем уж это связано, но правило незыблемо.

Это мне и на руку. Еще в зарослях, аккуратно надев и расправив перчатки из прорезиненного с изнанки шелка, осторожно сливаюсь с толпой. Тут, надо сказать, удача на моей стороне. Народу много, и лишнее незнакомое лицо не вызывает подозрений. Пробираясь меж столов, уставленных яствами, чувствую, как оживает тревога. Нет, все же зря я здесь. Для скромного, пусть и срочного заказа, пусть и с тройной оплатой, недопустимо мало информации. Уж очень много приглашенных, при том что о клиенте мне не известно практически ничего.

Не скажу, что я спец в криминальной или дворцовой кухне, но принадлежность некоторых личностей к криминальной среде, в частности к печально известной конгрегации, мне установить удается. Да и вон тот господин, в крашенном по новой моде камзоле, очень уж похож на его благородие первого секретаря адмиралтейского казначейства. Впрочем, как было упомянуто, отступать уже поздно. Самое главное в этот час мне известно.

Спотыкаюсь и, чтобы не растянуться на вновь припорошенных песком досках танцевальной платформы, хватаюсь за руку барышни приятной наружности в белом, летнем кринолине. Качнулась муслиновая ткань, скользнула перчатка по перчатке… С извинениями и легким поклоном спешу удалиться. Работа выполнена, и теперь меня вновь ждут заросли, переодевания и путь мимо поместья прочь от пляжа с задыхающимся именинником.

Это потом газеты напишут о вопиющем коварстве молодой племянницы, а господа-дознаватели вкупе с господами-следователями обнаружат весьма экзотический состав на тонкой женской перчатке. А пока румянец на девичьих щечках играет от чувства значимости, пока в первом танце ведет ее именинник пред взорами восхищенных ее свежестью и грацией гостей, пока запечатлевает куртуазный поцелуй, согревая выдохом дрожащие от волнения девичьи пальчики, мне следует удалиться. Залечь на дно. Уж очень скоро господа-дознаватели прознают о молодом господине, что оступился у стола с игристыми винами. Или нет?