Перед ними бесновалась толпа, застопорившая полностью автомобильное движение. Ругательства лились в разные стороны и разрезали и без того раскаленный воздух, из-за которого, казалось, металл автомобилей плавится. Программа переводчика выводила в информационное окно глазных линз брань, слышимую практически отовсюду, выплескиваемую в основном на местных языках, в противовес официальному общему. Иногда перевести не удавалось, но Андрей понимал, что ничего приятного за этими словами не стоит. Ему это наскучило, поэтому он выключил переводчик легкими движениями по циферблату своих наручных часов, на которых доселе держал в выжидании руку. Вместо этого вывел на экран карту города в поисках обходного пути.

— Мы можем тут надолго задержаться, — сказал он, — но я нашел, как можно их обойти.

Андрей пошел первым, Анатоль, боковым зрением следя за толпой, неуклюже поплелся следом. Брать такси, попутку вообще запрещается правилами, а тут еще и демонстранты. В любом случае это опасно.

Анатоль не жаловался на погоду, хотя в голове у Андрея крутилась, извивалась ненависть к жаре. Он неплохо адаптируется к новым условиям. Андрею импонировало его серьезное отношение к миссии, в отличие от стажера оператора, Франца Леонтьева. Тот может стать профессионалом, будь он более дисциплинирован. Ему с трудом дается претэтика, предостерегающая от необдуманного вмешательства. Анатоль же спокойно смотрит в прошлое. Наверно, тот отчетливо понимает, что это именно прошлое.

Улица суживалась, гладкий асфальт сменялся стремительно песчаной тропой, по которой нужно было идти, смотря под ноги, а порой и обходить стороной небольшие выбоины. Вдоль дороги шли дома, уже не так презентабельно выставляющие себя, как здания в центральной части города. Эти здания отгораживались друг от друга злеными площадками, заброшенными мелким мусором, гнилыми деревяшками, пластиковыми пакетами, среди которых вальяжно располагались порой бездомные псы. Людей и автомобилей уже было не так много, как на площади, но шум гремел всюду. Людские ненависть, надежда, боль эхом проносились по закоулочкам, заставляя резонировать в душе неуютное ощущение постороннего в комнате. Страна уже месяц кричит обоюдным непониманием народа и власти. Этот крик — призыв о помощи утопающего, который так и не увидит человеческой помощи.

В этот день ООН провело заседание в попытках урегулировать ситуацию в стране, погрязшей в коррупции, беззаконии, терроризме. Андрей и Анатоль записали все заседание на скрытые видеокамеры, после чего также незаметно, как и установили, сняли их. Это послужит на благо практической истории и всей программы «Сошествие», сменяющей программу «Исход». Им только и нужно, что собирать утраченные и разрозненные факты естественной истории, что плавно должно собираться в историческое древо, самый точный, самый детализированный пейзаж истории человечества. Пейзаж этот будет гордостью Института, ведь благодаря ему будущее, которое так-то должно было быть прошлым, не будет туманным, но будет столь красочным, что позволит пришельцам спокойно жить без оглядки на возможные фатальные для их родного времени ошибки. Они не могут допустить непоправимых изменений. Поначалу все боялись временных парадоксов, опасались сделать лишний вздох, чтобы не допустить своего не-существования. Со временем волнения поутихли, даже стали наглее в исследованиях исторического древа. Все же не до такой степени, чтобы сбрасывать полностью со счетов неосторожную поступь астронавта по тропе динозавра. Хм, эти динозавры настолько плохо изучены, что до сих пор никто не знает точно, а можно ли убить своего дедушку до своего рождения и при этом не исчезнуть. Может на ход истории вообще невозможно повлиять, как-нибудь изменить его? Как бы там ни было, их все равно учитывают. Но Андрей мог бы ими заняться вплотную. После того, как число операторов увеличится. Вот для этого он обязан позаботиться о том, чтобы Франц смог пройти аккредитацию. А пока множество миссий, в различных временных отрезках, странах. Только вот раньше это был в основном умеренный климат. А сейчас ни с того, ни с сего эта затхлая жара. Это связано с исследованиями Ады, его историка. Она ведет свое историческое расследование, которое и привело их сюда. Неожиданно.

— Здесь скоро будет пустыня, — внезапно сказал Анатоль. Видимо сам себе, так как, не дожидаясь ответа, он добавил: — Именно здесь построят потом первые экозаводы, которые будут использовать для терраформирования, — повернулся к Андрею, в его голосе появился жар. — Наша миссия сама по себе может стать исторической.

Анатоль был заворожен картиной в своем воображении, желая поделиться ей с Андреем. Андрей понял, что того так взбудоражило: экозаводы, которые уже давно используются для стабилизации экологии на планете. Их начали строить, ужаснувшись неимоверными темпами исчезновения лесов, интенсивным изменением климата, предсказуемым только в том, что эти изменения не сулят ничего хорошего, а в результате ураганы бесчинствуют там, где их и в помине не было. Растут пустыни. Этот город не просто становится свалкой. Он уже начинает тонуть в песках. Мусор серди дороги близ центра перемешивается с песком. Асфальт исчезает не только из-за коррупции, но в результате небольших пылевых бурь. Пока что небольших. Власти не справляются с ситуацией, народ стонет от нищеты, от песков, которых здесь не было еще пару десятков лет назад. В недалеком будущем экозаводы подвергнут модернизации, из-за которой те сыграют значительную роль во всей жизни планеты.

Районы близ центра еще не так пугали, как окраинные. Там царил хаос. Были целые поселки самовольно воздвигнутых шалашей, палаток из различных подручных средств. О гигиене можно было и не говорить. То, что можно было назвать улицами, тонуло в помоях, перемешанных с песком. Казалось, сюда стекается все население страны в поисках какого-то спасения. Эти районы не рекомендуется посещать ни в какое-либо время, поэтому группе Андрея пришлось нелегко при проникновении в город. Пришлось использовать маскплащи, чтобы не натолкнуться на банды малолетних преступников, готовых убить за лишний повод поживиться, да военные патрули, которые может были даже более жестокие, нежели бандиты. Они бы точно схватили бы их и отвели в ближайшее отделение, чтобы допросить осмелившихся гулять по таким местам иностранцев, приняв бы их за шпионов.

Анатоль внимательно осматривался по сторонам. Казалось, его интересует каждая песчинка под ногами. Его нервность сошла на нет, предоставив быть простым созерцателем. Парень несколько осекся, когда Андрей окликнул его, указывая на поворот. Последний закоулок выходил на нужную улицу, по которой разливалось запыленное солнце.

Через дорогу располагалось бежевое трехэтажное здание отеля. Проскочили дорогу, по которой, дребезжа внутренностями, подобно кораблям среди бушующих дюн проплывали автомобили. Здание одиноко держало свое существование посреди немногочисленных пальм. Штукатурка потрескалась и сыпалась. Голубые окна заплыли серой пеной. При приближении возникла широкая арка, в глубине которой красовались деревянные ворота. Они были открыты, хоть и пришлось приложить силу, чтобы отворить их. За воротами же располагался небольшой внутренний дворик с высохшим и пережившим побои фонтаном из белого камня. За дверями все было гораздо сказочнее, нежели в тлеющей степи снаружи. В два верхних этажа располагались балконы, словно восходящих вверх тонкими шелковыми нитями. Первый этаж был полузакрыт арками, за которыми кругом располагался коридор. Пол то и дело засорялся песком, и его постоянно приходилось вычищать юному служащему, видно, внуку хозяина отеля. Из стен вылезали витые железные светильники, которые были повсеместным украшением отеля, создавая атмосферу, в которой заковано само время. Их зажигали по вечерам, и отель превращался в храм теней, которые, казалось, вот-вот заживут своей жизнью.

Портье, внук хозяина, вылетел из прохода, к которому направлялись гости, невысокий, худощавый, с выдающимися скулами, одетый в красную форму. Он резко остановился и на ломанном общем языке предложил свою помощь. Андрей не дал ему ничего, лишь спросил, пришли их друзья. Юноша активно закивал головой, скороговоркой выпаливая свои знания о жизни их друзей за последнюю пару часов. Хотя он и не следил за ними, в чем Андрей был уверен, говорил много, но лишь о том, как те появились, что сказали, что притащили с собой, как долго говорили с ним, в какой манере, что заказали из еды и прочее. Он лишь на несколько секунд замолкал по пути в небольшую залу, залитую черным солнцем. Солнце проникало сюда обходными путями, создавая здесь умеренную освещенность посреди легких стен, державших все же расписанный узорами потолок. Из колонн вырастали все те же железные светильники.

Ресепшен пустовал, из комнаты рядом раздавалась речь. Старик смотрел новости. Выйти он не смог бы, его ноги едва держали его тело. Андрей видел его лишь в первый день, когда ему, верно, не трепало душу уходящее здоровье. Это был сгорбленный старичок, с парой волос на всю голову, которую тот прикрывал тюбетейкой. Он грациозно приподнял ее при знакомстве, его морщинистое лицо, украшенное пепельной бородой, исказилось в беззубой улыбке. Балахон и тюбетейка делали из него обычного старика, но эта улыбка превращала его в неведомого мудреца, любителя жизни. Кругом засуха, а он находит время для улыбки незнакомцам. Хотя, может, тот просто проявляет любезность всякому, кого может увидеть вживую. В отеле нет никого кроме него и его внука. Или же юноша помогает старику своему не только из-за слабости его тела, но и немощи его ума. Вряд ли старик осознает то, что говорят в новостях. По крайней мере, Андрей так думал в первое время, пока не услышал случайно, как старик громогласно ниспускал юношу с хозяина отеля до тупого оборванца с руками, кои должно оторвать. Юноша все сносил, даже подобострастно смотрел на старика. Он не мог видеть в этом ничего, кроме заслуженной критики, ведь таким и должно быть воспитание мужчины в его глазах.