Пострадавший сидел на диване держась за грудь и тяжело дышал. Он был в сознании, но оно могло уйти в любой миг.
— Командир, сейчас загнусь… Помоги, а?
— Поможем, поможем обязательно!
Слева, как раз в области верхушки сердца, была колото-резаная рана. Давление сто на семьдесят, пульс, как и положено, частит. Дыхание учащенное, поверхностное. Дали кислород, стали щедро лить, разумеется, с вазопрессорным препаратом. Пока мои фельдшеры искали носильщиков, поинтересовался:
— За что тебя так?
— Не, старый, это наши дела, не надо ничего… Оль, Ларис, если сдохну, скажите Шраму и Веселому, что я никогда никого не сдавал! Никогда и никого!
К счастью, довезли без приключений.
Следующий вызов ждать себя не заставил: психоз у мужчины двадцати шести лет. И опять вызывает полиция.
Лица родителей были бледными и скорбными. Мама рассказала:
— Он уж третий год болеет. Четыре раза в больнице лежал. Он же отдельно от нас живет, не можем мы его постоянно контролировать, лекарства-то он, скорее всего, не принимает. А жить с ним невозможно. Он нас или поубивает, или просто в могилу сведет. Сегодня вдруг к нам прибежал босиком, в шортах. Злой, прямо озверевший, а главное, с ножом! Отца начал оскорблять по-всякому. Вообще непонятно, за что он на него взъелся и алкашом его обзывает? Нет, он выпивает, конечно, но уж точно не алкаш!
— Я же бывший полицейский, — сказал отец. — Уронил его, ремнем связал и полицию вызвал. Как раз наши парни приехали из батальона ППС. И мне, кстати, непонятно, откуда у него блатной жаргон появился? Ведь он же несудимый, никогда с блатотой не общался. У него высшее финансовое образование, до болезни в банке работал. Болезнь виновата, что ли?
— Нда… Пока трудно сказать.
Больной сидел на диване под строгим надзором двух полицейских. Лицо неживое, как маска, ни единой эмоции.
— Здравствуйте, Николай, что случилось, расскажите.
— А вы у этого алкаша спросите!
— Ну и за что вы его так?
— За то, что он мелкая, ничтожная личность. Такие на тюрьме под шконками живут! И это существо еще и воспитывать меня пытается! Да он и сейчас пьяный, вы что, не видите, что ли?
— Вот представьте себе, не вижу. Мне непонятна ваша, мягко говоря, нелюбовь к нему.
— Ну нет, нельзя сказать, что я не люблю отца. С чего вы так решили?
— Скажите, а вы нуждаетесь в лечении?
— Да, выходит, нуждаюсь, но это ненадолго. На Земле появились два кольца, и теперь все будет по-другому.
— А от чего вам нужно лечиться?
— Не знаю, это папа так сказал. Я, в общем-то, согласен.
— Вот и хорошо. А какие-то планы на будущее у вас есть? Вот вы пролечитесь, выпишетесь, а дальше, чем будете заниматься?
— У нас в городе есть спортивное братство, там нормальные пацаны. Я же раньше по-серьезному в футбол играл. Так что они меня не бросят и смотрящим поставят.
— Ну что ж, замечательная должность. И что же вы будете делать?
— Посмотрим, как на барабанах жизнь будет идти. Все еще впереди. Все будет по-другому.
Поскольку документов с диагнозом у них не было, могу предположить, что Николай страдает параноидной шизофренией. Строительный материал шизофрении — схизис, он же расщепленность и разорванность психических процессов, ярче всего выразился в двойственном отношении Николая к отцу. В нем сочетались прямо противоположные чувства: он ненавидит отца, считая его алкашом, мелкой, ничтожной личностью и вместе с тем, любит его и признает его авторитет. Нет, он не метался между любовью и ненавистью. Они в нем просто мирно сосуществовали. Вот в этом-то как раз и заключается отличие здоровой психики от шизофренической. Да, психически здоровый человек так же может испытывать прямо противоположные установки. Но при этом, он мучается выбором и внутренней борьбой. А вот у больного человека никакой борьбы нет, эти противоположности его не мучают, а спокойно живут, как хорошие соседи в коммуналке. Нормальные психические процессы являются единым механизмом, все детали которого взаимосвязаны. Тогда как у больных шизофренией такого единства и взаимосвязанности нет, их механизм разлажен.
Вот и закончилась моя смена. Наркотики сдал, планшет передал сменщику, переоделся и пошел. И уже на остановке меня прострелило: сообщение-то в полицию по ножевому ранению я не передал! Так и пришлось возвращаться. Достаточно далеко, но для бешеной собаки семь верст — не крюк!
А на следующий день, в лесу меня встретил расцвет грибного сезона. И как же я пожалел, что взял лишь небольшое восьмилитровое ведерко! Но выручил меня большой пакет-майка, с незапамятных времен, лежавший в моей лесной сумочке. Белых грибов было столько, что ведро и пакет насобирал достаточно быстро. А затем неимоверным усилием воли заставил себя повернуть обратно на выход. Ведь было бы большей трагедией найти еще неисчислимое количество грибов, которые, при всем желании, не возьмешь: куда их класть-то? Да, ненормальным стал лес в этом году. Ведь когда такое бывало, чтоб грибной сезон в октябре только начинался? Но ничего, будем надеяться, что к будущему году, погода, лес и Леший от своей ненормальности избавятся. Хотя исключать рецидив я бы все-таки поостерегся.
Все фамилии, имена, отчества изменены. э
Безумный психиатр
Вот и иссякла золотая осень. Унылым стал город, холодным, неуютным. Деревья с кое-где не опавшей желтой листвой, смотрятся неопрятно, неряшливо. Хоть и держится относительное тепло в плюс семь, но к прогулкам эта грустная серость как-то не располагает. По этой-то причине, от остановки до работы прошел я быстрым шагом.
А скорая встретила меня нешуточными разборками у туалета.
— Да это что такое творится-то, а?! — обратилась ко мне уборщица Елена Ивановна. — Вы посмотрите, что тут наделали! Ведь все везде обо*рали и обо*сали!
— Дык это ж в натуре не я, начальник! Отвечаю, век воли не видать! Я ж только сейчас на работу пришел! Зачем на меня чужую делюгу вешаешь?
— Ой, Юрий Иваныч, да при чем тут вы? Здесь такие дела серьезные творятся, а вы прикалываетесь! Да обо всем случившемся нужно бить во все колокола!
— Хорошо, сразу после нашего разговора пойду бить.
— Кого?
— В колокола, естественно.
— Да ну вас на фиг, Юрий Иваныч!
Тут подключился к диалогу фельдшер Наумов:
— Юрий Иваныч, а вот если рассудить дедуктивно, то что получается? Посторонние сюда не ходят. Значит, остаются только коллеги, причем из нашей второй смены. Ведь дело-то было сделано утром, примерно в пять тридцать, когда новая смена еще не пришла.
— Ну слушайте, Алексей Василич, может, у того неизвестного коллеги авария случилась, не успел на унитаз вскочить? Зачем уж так сурово-то?
— Не-не-не, Юрий Иваныч, никакой аварии! Там был направленный выстрел в стену! Она вся обгажена! Ну а потом, там же все так обо*сано, как будто из шланга поливали и туда-сюда мотали!
— Так ведь можно запись с камеры посмотреть, кто в это время входил-выходил?
— Нет, ничего не получится: в этом месте как раз мертвая зона.
— Да, конечно, странно все это. С одной стороны, все люди у нас вменяемые, маргиналы с дегенератами здесь не работают. А с другой — ведь кто-то же это все-таки сотворил? Но, как бы то ни было, а преступление так и останется нераскрытым…
Объявили конференцию. Как всегда, выслушали доклад старшего врача предыдущей смены. Когда тот дошел до инфарктов, главный вспылил:
— Ну что за е… эээ за безобразие такое, а? Шесть инфарктов и нигде не выполнен тромболизис! Опять, что ли, начинается?
— Ну так, наверное, противопоказания были, вот и не сделали? — попытался оправдаться старший врач.
— Слушайте, Дмитрий Алексеич, а к чему вы мне это сказали? Вы же сами отлично знаете, что противопоказания к тромболизису должны быть подробно обоснованы в карточках. И мы с вами оба знаем, что ни черта там не написано!
Покраснел старший врач аки двоечник у доски и не нашелся, что ответить. Ну а главный подвел суровый итог:
— В общем так, коллеги, разговор на тему игнорирования тромболизиса, у нас с вами был в декабре прошлого года. Сейчас опять все повторяется. Поэтому, вот прям с сегодняшнего дня, начинаем жесткий контроль. Если тромболизис не будет сделан, а в карте ничего не расписано, то тогда не обессудьте. Все, хватит, мне уже надоело!
Хоть и поднимал я эту тему неоднократно, но все же напомню, что тромболизисная терапия — это введение специального лекарственного препарата, растворяющего тромб. Разумеется, такое пояснение является крайне упрощенным. В действительности же, здесь далеко не все так просто. Да, подавляющему большинству «инфарктных» пациентов, тромболизис несомненно нужен и полезен. Однако не стоит сбрасывать со счетов и меньшинство, когда всяка бяка может приключиться. Но, от озвучивания каких-либо выводов воздержусь. Вместо них, скажу лишь одно: меня полностью устраивает, что нашу психиатрическую бригаду не обязывают выполнять это действо.
Первым же вызовом была боль в груди у женщины сорока трех лет. Нет, все, прекратил я свои возмущения непрофильными вызовами. Ибо окончательно смирился с ними и теперь воспринимаю, как нечто естественное. Лишь бы только роды не давали, а со всем остальным при помощи профессионализма и такой-то матери, как-нибудь справимся!